Но в таком случае мир в возмущении поднял бы шум, что сексуализировали этику и религию. Я не могу избежать того, чтоб не «доводить мысли до конца» и не думать, что люди, сделавшие это открытие, не чувствовали себя способными устоять перед этой бурей негодования. Возможно, она начала бушевать и в их собственной груди. Предшествующее теологическое направление многих швейцарцев оказалось не безразличным, как и социалистическое прошлое Adler'a, для развития его психологии. Вспоминается известный рассказ Марка Твена о судьбе его часов и удивление, которым он заканчивается: «And he used to wonder what became of all the unsuccestul tinkers and gunsmiths, and shoemakers, and blacksmiths; but nobody could tell him».
Я хочу вступить на путь сравнения и допустить, что в некоем обществе живет выскочка, который хвастает своим происхождением от аристократического, но чужеземного рода. И вот ему доказывают, что его родители – люди низкого происхождения и живут поблизости. Тогда в его распоряжении имеется еще один выход, и он за него хватается. Не имея возможности отрекаться от своих родителей, он начинает утверждать, что они и в самом деле высокого происхождения, но впали в нужду, и он добывает для них в угодливом ведомстве документ об их благородном происхождении. Думаю, что поведение швейцарцев было похоже на что-то в этом же роде. Если нельзя было сексуализировать этику и религию и с самого начала они были чем-то высшим, тогда как происхождение этих представлений из семейного и Эдиповского комплекса казалось неопровержимым, то оставался только один выход: эти комплексы уже с самого начала не должны были иметь того значения, которое, казалось, в них заключается, а должны были иметь тот высший «анагогический», по номенклатуре Silberer'a, смысл, при котором их можно было бы применить к абстрактным рассуждениям этики и религиозной мистики.
Теперь я боюсь услышать, что я неверно понял содержание и цели неоцюрихского учения, но я заранее протестую, чтобы возражения против моего понимания, которое вытекает из сообщений этой школы, выдвигались как обвинение против меня, а не против них. Я не могу понять никоим образом нововведений Jung'a в целом и уловить между ними связь. Все изменения, которые Jung предпринял в психоанализе, обнаруживают стремление устранить все предосудительное в семейном комплексе, дабы не обрести его вновь в религии и в этике. Либидо было заменено абстрактным понятием, о котором можно утверждать, что оно осталось одинаково таинственным и непонятным, как для мудрецов, так и для глупцов. Эдиповский комплекс понимался только «символически», мать в нем означала недостижимое, от которого надо отказаться в интересах культурного развития; отец, которого убивают в мифе об Эдипе, это «внутренний» отец, от которого надо освободиться, чтобы стать самостоятельным. Остальные части материала сексуальных представлений подверглись с течением времени такому же перетолкованию. На место конфликта между противными «Я» сексуальными стремлениями и самоутверждением «Я» выступил конфликт между «жизненной задачей» и «психической инертностью», – невротическое сознание вины соответствует упреку в невыполнении своей жизненной задачи. Так создана была новая религиозно-этическая система, которая совершенно так же, как и система Adler'a, должна была перетолковывать фактические данные психоанализа, исказить или устранить их. На самом же деле из симфонии мироздания выхватили несколько культурных обертонов и вновь прошли мимо первобытно мощной мелодии влечений.
Чтобы держаться этой системы, необходимо было совершенно уклониться от наблюдений и от техники психоанализа. В некоторых случаях воодушевление святым делом допускало даже пренебрежение к научной логике, например, когда Jung находит Эдипов комплекс достаточно «специфическим» для этиологии неврозов и признает эту специфичность за инертностью, т. е. за самым обычным свойством как одушевленных, так и о неодушевленных предметов. При этом следует заметить, что Эдипов комплекс представляет из себя только некоторое определенное содержание, которым измеряются душевные силы индивидуума, сам же он не является силой, какой является психическая инертность. Исследование каждого отдельного человека установило и всегда снова установит, что в нем живы сексуальные комплексы в их первичном смысле. Поэтому исследование индивидуума отошло на задний план и было заменено обсуждением по указаниям из области народоведения. Прежде всего грозила опасность натолкнуться в раннем детстве каждого отдельного человека на первоначальный и неприкрытый смысл перетолкованных комплексов; отсюда и возникло предписание для терапии по возможности меньше останавливаться на этом прошлом и главное внимание обратить на возвращение к актуальному конфликту, в котором, однако, самое существенное заключается не в случайном и личном, а в общем, – именно, в невыполнении жизненной задачи. Мы слышали, что актуальный конфликт невротика становится понятным и разрешенным только тогда, когда его сводят к прошлой истории больного, идут тем путем, который проделало его либидо при заболевании. Какой вид приняла неоцюрихская терапия при таких тенденциях, я могу сообщить со слов одного больного, который вынужден был испытать ее на самом себе. «На этот раз и помину не было о том, чтобы обратить внимание на прошлое и перенесение (Uebertragung). Там, где я полагал найти его, его выдавали за чистый символ libido. Моральные поучения были очень хороши, и я жил согласно им, но не подвинулся ни на шаг вперед. Мне это было еще неприятнее, чем ему, но что же мне было делать?.. Вместо того чтобы путем психоанализа освобождать, каждый сеанс приносил новые огромные требования, с выполнением которых было связано преодоление невроза, например, внутренней концентрации посредством интроверсии, религиозного самоуглубления, совместной жизни с моей женой в полной любви и преданности. Это было почти свыше сил, но ведь имелось в виду радикальное преображение всего внутреннего человека. Я уходил с аналитического сеанса с чувством сокрушенности и с лучшими намерениями, но в то же время и в состоянии глубокой безнадежности. То, что он рекомендовал мне, посоветовал бы любой священник, но откуда взять сил?..» Правда, пациент сообщает, что он слышал, что нужен предварительный анализ прошлого и перенесения. Ему было сказано, что такого анализа с него достаточно. Так как он, однако, не помог, то мне кажется правильным заключение, что пациент недостаточно подвергся анализу первого рода. Ни в коем случае не помогла больше последовавшая затем часть лечения, которая не имеет уже никаких прав на название психоанализа. Приходится удивляться, что понадобился цюрихцам долгий обходной путь через Вену, чтобы, наконец, попасть в столь близкий им Берн, где Дюбуа лечит неврозы этическим ободрением в мягкой форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Я хочу вступить на путь сравнения и допустить, что в некоем обществе живет выскочка, который хвастает своим происхождением от аристократического, но чужеземного рода. И вот ему доказывают, что его родители – люди низкого происхождения и живут поблизости. Тогда в его распоряжении имеется еще один выход, и он за него хватается. Не имея возможности отрекаться от своих родителей, он начинает утверждать, что они и в самом деле высокого происхождения, но впали в нужду, и он добывает для них в угодливом ведомстве документ об их благородном происхождении. Думаю, что поведение швейцарцев было похоже на что-то в этом же роде. Если нельзя было сексуализировать этику и религию и с самого начала они были чем-то высшим, тогда как происхождение этих представлений из семейного и Эдиповского комплекса казалось неопровержимым, то оставался только один выход: эти комплексы уже с самого начала не должны были иметь того значения, которое, казалось, в них заключается, а должны были иметь тот высший «анагогический», по номенклатуре Silberer'a, смысл, при котором их можно было бы применить к абстрактным рассуждениям этики и религиозной мистики.
Теперь я боюсь услышать, что я неверно понял содержание и цели неоцюрихского учения, но я заранее протестую, чтобы возражения против моего понимания, которое вытекает из сообщений этой школы, выдвигались как обвинение против меня, а не против них. Я не могу понять никоим образом нововведений Jung'a в целом и уловить между ними связь. Все изменения, которые Jung предпринял в психоанализе, обнаруживают стремление устранить все предосудительное в семейном комплексе, дабы не обрести его вновь в религии и в этике. Либидо было заменено абстрактным понятием, о котором можно утверждать, что оно осталось одинаково таинственным и непонятным, как для мудрецов, так и для глупцов. Эдиповский комплекс понимался только «символически», мать в нем означала недостижимое, от которого надо отказаться в интересах культурного развития; отец, которого убивают в мифе об Эдипе, это «внутренний» отец, от которого надо освободиться, чтобы стать самостоятельным. Остальные части материала сексуальных представлений подверглись с течением времени такому же перетолкованию. На место конфликта между противными «Я» сексуальными стремлениями и самоутверждением «Я» выступил конфликт между «жизненной задачей» и «психической инертностью», – невротическое сознание вины соответствует упреку в невыполнении своей жизненной задачи. Так создана была новая религиозно-этическая система, которая совершенно так же, как и система Adler'a, должна была перетолковывать фактические данные психоанализа, исказить или устранить их. На самом же деле из симфонии мироздания выхватили несколько культурных обертонов и вновь прошли мимо первобытно мощной мелодии влечений.
Чтобы держаться этой системы, необходимо было совершенно уклониться от наблюдений и от техники психоанализа. В некоторых случаях воодушевление святым делом допускало даже пренебрежение к научной логике, например, когда Jung находит Эдипов комплекс достаточно «специфическим» для этиологии неврозов и признает эту специфичность за инертностью, т. е. за самым обычным свойством как одушевленных, так и о неодушевленных предметов. При этом следует заметить, что Эдипов комплекс представляет из себя только некоторое определенное содержание, которым измеряются душевные силы индивидуума, сам же он не является силой, какой является психическая инертность. Исследование каждого отдельного человека установило и всегда снова установит, что в нем живы сексуальные комплексы в их первичном смысле. Поэтому исследование индивидуума отошло на задний план и было заменено обсуждением по указаниям из области народоведения. Прежде всего грозила опасность натолкнуться в раннем детстве каждого отдельного человека на первоначальный и неприкрытый смысл перетолкованных комплексов; отсюда и возникло предписание для терапии по возможности меньше останавливаться на этом прошлом и главное внимание обратить на возвращение к актуальному конфликту, в котором, однако, самое существенное заключается не в случайном и личном, а в общем, – именно, в невыполнении жизненной задачи. Мы слышали, что актуальный конфликт невротика становится понятным и разрешенным только тогда, когда его сводят к прошлой истории больного, идут тем путем, который проделало его либидо при заболевании. Какой вид приняла неоцюрихская терапия при таких тенденциях, я могу сообщить со слов одного больного, который вынужден был испытать ее на самом себе. «На этот раз и помину не было о том, чтобы обратить внимание на прошлое и перенесение (Uebertragung). Там, где я полагал найти его, его выдавали за чистый символ libido. Моральные поучения были очень хороши, и я жил согласно им, но не подвинулся ни на шаг вперед. Мне это было еще неприятнее, чем ему, но что же мне было делать?.. Вместо того чтобы путем психоанализа освобождать, каждый сеанс приносил новые огромные требования, с выполнением которых было связано преодоление невроза, например, внутренней концентрации посредством интроверсии, религиозного самоуглубления, совместной жизни с моей женой в полной любви и преданности. Это было почти свыше сил, но ведь имелось в виду радикальное преображение всего внутреннего человека. Я уходил с аналитического сеанса с чувством сокрушенности и с лучшими намерениями, но в то же время и в состоянии глубокой безнадежности. То, что он рекомендовал мне, посоветовал бы любой священник, но откуда взять сил?..» Правда, пациент сообщает, что он слышал, что нужен предварительный анализ прошлого и перенесения. Ему было сказано, что такого анализа с него достаточно. Так как он, однако, не помог, то мне кажется правильным заключение, что пациент недостаточно подвергся анализу первого рода. Ни в коем случае не помогла больше последовавшая затем часть лечения, которая не имеет уже никаких прав на название психоанализа. Приходится удивляться, что понадобился цюрихцам долгий обходной путь через Вену, чтобы, наконец, попасть в столь близкий им Берн, где Дюбуа лечит неврозы этическим ободрением в мягкой форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18