Свежий порыв ветра швырнул в лицо мелкие морские брызги, взъерошил скромную Одиссееву шевелюру, но при этом небрежно толкнул автономно существующую дверь холодильника. Дверь нехотя поддалась и с негромким звуком «ЧМОК!», захлопнулась, став одновременно недоступной взору, впавшего в столбнячное состояние, Одиссея, который в одну секунду из Одиссея превратился в Робинзона Крузо.
— Я надеюсь, что буду иметь дело с интеллигентным человеком? — невинный вопрос, произнесенный приятным хрипловатым басом на простом трансгалактическом языке, на столько застал Одиссея врасплох, что он, как заправский агент ТГБ, сделал прыжок в сторону, перевернулся в воздухе лицом к гипотетической опасности, залег, затаился и почти окопался.
— Однако, какой вы подвижный! — изумился впечатляющего, но мирного вида гуманоид, поросший обильным волосом, будто марсианский огурец.
— Э-э-э!!! — сказал Одиссей.
— Вы разве не понимаете по трансгалактически? — вновь изумился обладатель волосяных «плантаций». (Надо отдать ему должное, кроме волос на нем были шорты и сандалии.)
— Разрешите представиться, — продолжал не теряя надежды приветливый гуманоид. — Себастьян Мария Гонсалес.
Одиссей понял, что дальнейшее лежание становиться просто глупым и неприличным. Он встал и внезапно щелкнув пятками, резко склонил свою голову на, свою же, грудь.
— Одиссей, — скромно сказал Одиссей, но при этом подумал, что это еще ничего не значит. Мало ли кто может скрываться под личиной, приличного с виду, Себастьяна и Марии. Может это вообще — фантом!
Пока не найду друга Тарика, надо быть настороже!" — решил Одиссей.
7
— Я рад, что не ошибся в своих предположениях, относительно вашей личности! — довольно пробасил Себастьян Мария Гонсалес, уютно устроившись, в позе усталого от государственных дел патриция, у мирно горящего костра.
Одиссей, расположившийся напротив, лежал на спине, смотрел на звезды и думал:
«Странно, они почти такие же, как и в объемной голографической модели, но в тоже время, в этих мерцающих светлячках — сокрыта какая-то непонятная жуткая сила!»
— Мой юный друг, боюсь показаться назойливым, но мне кажется, что ваше чело омрачено! На нем лежит печать раздумий и забот, — сердечно «гудел» Себастьян Мария. — Поверьте мне, немало успевшему на психосоматическом поприще, — это все по молодости, которая к счастью и увы, обычно скоро проходит и чаще всего бесследно…
— Я должен идти! — сказал Одиссей.
— Путь это Иллюзия, а Иллюзия — это Путь! — не унимался Себастьян ибн Мария.
— Я должен идти, — упрямо повторил Одиссей. — Я должен найти друга Тарика.
— Найти друга — достойная Цель, но скорей всего, это тоже Иллюзия.
— Я слаб в психосоматических дебрях, но мне кажется, что в конце концов лучше иметь иллюзорные цели, чем вообще никаких!
— Ну что же… — Себастьян и Мария задумчиво вздохнул и не эстетично почесал подмышкой. — Я думаю у нас будет еще возможность продолжить нашу дискуссию, и может быть тогда, мне удастся убедить вас, что Дорога это только Средство, с помощью которого некоторые пытаются убежать от себя, а некоторые прийти в себя, то есть к себе. А это опять таки Иллюзия: оценить себя можно только со стороны, а от себя никуда не уйдешь, с какой бы стороны не пытался…
«Может он и прав», — думал Одиссей, шагая по берегу моря в ночь. — «Но, по моему, тут сокрыт какой-нибудь логический парадокс, а решение — элементарно, но именно по этому — труднодоступно. Так или иначе, но я должен найти друга Тарика. А там мы еще поглядим!»
8
Одиссей шел всю ночь. Влажный песок упруго пружинил под босыми ногами, ботинки спецагента ТГБ, связанные за шнурки и водруженные на шею, выбивали на груди четкий походный марш, фривольно раскачиваясь в такт шагам. Свежий ветер с моря взбадривал и слегка пьянил…
Под утро Одиссей набрел на пещеру, достаточно вместительную и сухую. Растянувшись поперек входа, Одиссей некоторое время слушал утробное уханье прибоя, сменяющееся вкрадчивым шелестом откатывающихся волн, и незаметно уснул…
— Как ты думаешь, у него блохи есть?
— А я почем знаю? Вот разбуди его и спроси!
— Напрасно ты злишься, я же только спросил…
— Вот я и говорю, — спроси у него!
— А вдруг есть?!
— Чего гадать! Разбуди и спроси.
— Нет, ты все таки злишься.
— Еще нет!
— А когда будешь?
— Отстань!!!
— Ну вот, я же говорил, что злишься!
Одиссей приоткрыл глаза и увидел у входа в пещеру, на фоне огромного латунного пятака луны две тени. Одна из теней задрала заднюю конечность и ловко почесала ею за ухом.
— Как ты думаешь, столь уродливая особь может быть разумной?
«О ком это они?» — вяло подумал Одиссей.
— Не вижу препятствий.
— Нет, но как же? У истинного разумного все должно быть прекрасно: и душа, и тело, и хвост, и морда. Или вот еще: в здоровом теле — здоровый дух, то есть если тело в порядке, то с интеллектом аналогично, а на нет и суда нет.
— Из всех правил бывают исключения, и порой их так много, что они, в свою очередь, образуют новые правила, из которых существуют новые исключения… Да вот например ты, хвост есть, а…
— Фи, как грубо и примитивно!
— Зато — точно. Ничего, я сейчас его разбужу, и мы посмотрим…
«Да это они обо мне!!!» — свирепо подумал Одиссей, а вслух не без злорадства объявил:
— А я, уже давно не сплю!
Тени на некоторое время застыли, а потом одна из них мрачно пробурчала:
— Ну что, — убедился?
— Это еще ничего не доказывает! Вон птица «Глазурик Субматрасский», не только говорит, но и читает, «Писучник Заборный», не только читает, но и пишет, а «Цензурник Консультативный» хотя и не пишет, и даже не читает, но зато как как вычеркивает! Так что же, их всех считать разумными? Не верю! Хвоста нет, — значит наличие разума проблематично.
Одиссей, в конце концов, не выдержал и возмущенно фыркнул:
— Отказывать в наличии разума априорно — позорная практика, которую надо искоренять беспощадно! Вот оторву тебе хвост, тогда и поговорим на равных.
Тени испуганно шарахнулись в сторону, и одна из них, помельче, радостно заголосила:
— Нет, ты только посмотри: он агрессивен!!!
— Сам смотри, — мрачно пробурчала вторая.
— Я же говорил, что он не разумен или его таки донимают блохи!
— Как раз наоборот. Он, наверняка, разумен, ибо, только Разумный может отвечать агрессией на спорные логические построения.
— Ты как всегда субъективен.
— А ты, вообще, — шовинист от кинологии.
— Ну вот, я же говорил, что ты злишься!
— Я не злюсь!!!
9
— Эй?! — крикнул Одиссей раздраженно.
— Чего тебе, блохастый? — живо откликнулся «шовинист».
Одиссей стиснул зубы, но стерпел и спросил ровным, спокойным голосом:
— Я ищу Разумного, с хвостом, но без волос?!
— Слышишь?!! — почему-то обрадовался Шовинист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23