Обслуживание от революционных волнений, видимо, пострадало и оставляло желать лучшего. Несмотря на просьбу, его забыли разбудить. Малко проснулся поздно и пустился в путь лишь в одиннадцать часов. Правда, он быстро добрался до места и легко нашел номер 33, – старый, деревянный трехэтажный дом. Малко вошел в коридор, где в нос ему ударил кислый запах старой тарамы, и на одном из почтовых ящиков с трудом разобрал надпись – Исаак Кулькин. Этаж не был указан. Он начал подниматься по лестнице. Было тихо, и лишь ступеньки жалобно скрипели под ногами. Он отыскал квартиру Кулькина на третьем этаже и постучал в дверь. Никакого ответа. Он постучал в дверь напротив. Тот же результат. Тогда он начал спускаться, стуча подряд во все двери. Наконец, на первом этаже дверь приоткрылась и высунулась старая женщина с растрепанными волосами, которая бросила подозрительный взгляд на элегантный костюм Малко.
– Исаак Кулькин? – приветливо улыбаясь, спросил Малко.
Она что-то пробормотала по-гречески и показала на верхний этаж.
– Его там нет, – ответил Малко, выразительно жестикулируя.
Старуха выплюнула еще одну длинную фразу, в которой он разобрал лишь слово «Пирей», и захлопнула дверь. Раздосадованный, он вышел на улицу. Почти напротив дома № 33 был небольшой магазинчик, на пороге которого стоял старый лысый грек в очках. Малко спросил у него по-английски, где он может найти Исаака Кулькина. Чудо! Грек говорил кое-как по-английски, по-немецки и по-французски. Через четверть часа разговора, достойного пары глухонемых, Малко узнал, что Кулькин – безработный скрипач, который, чтобы заработать немного на жизнь, каждый день ходит на террасы туристических ресторанов на Пирее, что он небольшого роста, с большим крючковатым носом, и что к тому же на Пирее все его знают. Малко горячо поблагодарил лавочника и направился к площади Конституции. Такси стояло перед отелем «Великобритания», и шофер выскочил из машины, чтобы открыть дверцу. Однако его услужливость наполовину испарилась, когда Малко отказался поехать через Акрополь и посетить бывший королевский дворец. Но у него было впечатление, что шофер выбрал самую длинную дорогу, ведущую к Пирею. Очень быстро Малко заметил, что при каждом толчке счетчик перескакивал сразу через пять драхм. А так как улицы в Афинах были еще хуже, чем в Нью-Йорке... Прибыв на место, шофер выключил счетчик и потребовал двести драхм, приводя какие-то совершенно лживые доводы. Это было уже самое настоящее вымогательство. За такую цену Малко мог бы нанять носилки с носильщиками...
Около дюжины ресторанов располагались по обеим сторонам улицы. Уже наступило обеденное время, и многие из них были заполнены туристами. Везде подавали приблизительно одно и то же: огромных лангуст, которые слегка пахли нефтью, тараму, белый сыр и крепкое греческое вино. Малко осмотрел террасу первого ресторана. Музыканта не было видно, но четыре официанта набросились на него, предлагая на четырех языках самый лучший столик и самую лучшую лангусту. Он отделался от них, только поклявшись матерью, что вернется через пять минут. То же грозило повториться во втором ресторане, но на этот раз Малко соблюдал дистанцию и не вошел в него. Вдруг он услышал музыку, которая доносилась из четвертого ресторана. Он приблизился и сразу же увидел того, кого искал. Маленький старичок играл на скрипке, не обращая внимания на официантов, которые его толкали. Он играл и пел на плохом греческом языке. Но туристы этого не замечали, ему хлопали и смеялись. Закончив выступление, музыкант взял блюдечко и начал обходить ресторан. Каждая монета, падающая на блюдечко, заставляла его низко кланяться, будто эти жалкие гроши были прекрасным подарком. Малко со сжавшимся сердцем смотрел на него с другой стороны тротуара. Выйти из Треблинки, чтобы оказаться в таком положении! Да, в этом мире нет справедливости. Он подождал, пока тот закончит сбор, и подошел, когда старик выходил из ресторана со скрипкой подмышкой.
– Господин Кулькин? – на всякий случай по-немецки спросил Малко.
Кулькин поднял на него испуганные глаза за железными очками, одно стекло которых было разбито. Вблизи он казался еще более маленьким и сморщенным.
– Да, это я, – ответил он на плохом немецком, – что вы хотите от меня?
Малко улыбнулся и взял его под руку.
– Пригласить на обед. Мне надо с вами поговорить.
– На обед?
В голосе Кулькина слышалось удивление. Он посмотрел на Малко, не издевается ли тот над ним, и застенчиво спросил:
– А с кем имею честь?
Малко поклонился старику.
– Князь Малко Линге из Лицена.
– Но что вы хотите? – повторил Кулькин. – Это наверняка ошибка. Мне нужно работать.
– Нет, это не ошибка, – твердо ответил Малко. – Мне надо вам рассказать очень длинную историю, которая касается вас непосредственно. А для этого мы пообедаем вместе.
Они подошли к первому ресторану. Четверо официантов, как один человек, кинулись к Малко:
– Одно место, господин?
– Два.
Метрдотель бросил презрительный взгляд на скрипача и прошептал Малко на ухо:
– Но это невозможно! У нас ресторан высшего класса, сам король приходил сюда несколько раз, мы не можем впустить этого попрошайку.
Золотистые глаза Малко позеленели. Он, также наклонясь к уху метрдотеля, сказал:
– Или через тридцать секунд вы меня проводите к столу, или я вас выброшу в море.
Тот покраснел, как рак, что-то пробормотал, но дал знак официантам, и их провели к столику. Исаак Кулькин бросал вокруг тревожные взгляды.
– Не стоило так, – пробормотал он, – теперь они не разрешат мне здесь играть.
– Если понадобится, я выброшу метрдотеля в море перед уходом, – пообещал Малко. – И должен сказать, что даже с удовольствием. Чего бы вам хотелось поесть? Выбирайте.
Исаак Кулькин заглянул в меню. Прошло пять минут, но он по-прежнему не мог ни на что решиться, напуганный высокими ценами. Тогда Малко заказал две лангусты и бутылку вина. Он подождал, пока принесут вино, и спросил у старика:
– Господин Кулькин, вы провели какое-то время в концентрационном лагере в Треблинке, не правда ли?
Тот подскочил, как будто в его тарелку положили ядовитую змею.
– Да, – прошептал он. – Да. Но я не люблю говорить об этом. Это было так давно. Я бы хотел забыть.
Глаза его увлажнились. Он испуганно смотрел на Малко.
– Я понимаю, – сказал Малко. – Но для меня очень важно, чтобы вы согласились ответить на некоторые вопросы. Помните ли вы офицера СС, которого звали Руди Герн? Шарфюрер Руди Герн.
Официант поставил перед ними дымящиеся лангусты, но Кулькин этого даже не заметил. Дрожащей рукой он снял очки. Глаза его были полны слез. Он медленно, четко выговаривая каждое слово, сказал:
– Вы спрашиваете, помню ли я Руди Герна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Исаак Кулькин? – приветливо улыбаясь, спросил Малко.
Она что-то пробормотала по-гречески и показала на верхний этаж.
– Его там нет, – ответил Малко, выразительно жестикулируя.
Старуха выплюнула еще одну длинную фразу, в которой он разобрал лишь слово «Пирей», и захлопнула дверь. Раздосадованный, он вышел на улицу. Почти напротив дома № 33 был небольшой магазинчик, на пороге которого стоял старый лысый грек в очках. Малко спросил у него по-английски, где он может найти Исаака Кулькина. Чудо! Грек говорил кое-как по-английски, по-немецки и по-французски. Через четверть часа разговора, достойного пары глухонемых, Малко узнал, что Кулькин – безработный скрипач, который, чтобы заработать немного на жизнь, каждый день ходит на террасы туристических ресторанов на Пирее, что он небольшого роста, с большим крючковатым носом, и что к тому же на Пирее все его знают. Малко горячо поблагодарил лавочника и направился к площади Конституции. Такси стояло перед отелем «Великобритания», и шофер выскочил из машины, чтобы открыть дверцу. Однако его услужливость наполовину испарилась, когда Малко отказался поехать через Акрополь и посетить бывший королевский дворец. Но у него было впечатление, что шофер выбрал самую длинную дорогу, ведущую к Пирею. Очень быстро Малко заметил, что при каждом толчке счетчик перескакивал сразу через пять драхм. А так как улицы в Афинах были еще хуже, чем в Нью-Йорке... Прибыв на место, шофер выключил счетчик и потребовал двести драхм, приводя какие-то совершенно лживые доводы. Это было уже самое настоящее вымогательство. За такую цену Малко мог бы нанять носилки с носильщиками...
Около дюжины ресторанов располагались по обеим сторонам улицы. Уже наступило обеденное время, и многие из них были заполнены туристами. Везде подавали приблизительно одно и то же: огромных лангуст, которые слегка пахли нефтью, тараму, белый сыр и крепкое греческое вино. Малко осмотрел террасу первого ресторана. Музыканта не было видно, но четыре официанта набросились на него, предлагая на четырех языках самый лучший столик и самую лучшую лангусту. Он отделался от них, только поклявшись матерью, что вернется через пять минут. То же грозило повториться во втором ресторане, но на этот раз Малко соблюдал дистанцию и не вошел в него. Вдруг он услышал музыку, которая доносилась из четвертого ресторана. Он приблизился и сразу же увидел того, кого искал. Маленький старичок играл на скрипке, не обращая внимания на официантов, которые его толкали. Он играл и пел на плохом греческом языке. Но туристы этого не замечали, ему хлопали и смеялись. Закончив выступление, музыкант взял блюдечко и начал обходить ресторан. Каждая монета, падающая на блюдечко, заставляла его низко кланяться, будто эти жалкие гроши были прекрасным подарком. Малко со сжавшимся сердцем смотрел на него с другой стороны тротуара. Выйти из Треблинки, чтобы оказаться в таком положении! Да, в этом мире нет справедливости. Он подождал, пока тот закончит сбор, и подошел, когда старик выходил из ресторана со скрипкой подмышкой.
– Господин Кулькин? – на всякий случай по-немецки спросил Малко.
Кулькин поднял на него испуганные глаза за железными очками, одно стекло которых было разбито. Вблизи он казался еще более маленьким и сморщенным.
– Да, это я, – ответил он на плохом немецком, – что вы хотите от меня?
Малко улыбнулся и взял его под руку.
– Пригласить на обед. Мне надо с вами поговорить.
– На обед?
В голосе Кулькина слышалось удивление. Он посмотрел на Малко, не издевается ли тот над ним, и застенчиво спросил:
– А с кем имею честь?
Малко поклонился старику.
– Князь Малко Линге из Лицена.
– Но что вы хотите? – повторил Кулькин. – Это наверняка ошибка. Мне нужно работать.
– Нет, это не ошибка, – твердо ответил Малко. – Мне надо вам рассказать очень длинную историю, которая касается вас непосредственно. А для этого мы пообедаем вместе.
Они подошли к первому ресторану. Четверо официантов, как один человек, кинулись к Малко:
– Одно место, господин?
– Два.
Метрдотель бросил презрительный взгляд на скрипача и прошептал Малко на ухо:
– Но это невозможно! У нас ресторан высшего класса, сам король приходил сюда несколько раз, мы не можем впустить этого попрошайку.
Золотистые глаза Малко позеленели. Он, также наклонясь к уху метрдотеля, сказал:
– Или через тридцать секунд вы меня проводите к столу, или я вас выброшу в море.
Тот покраснел, как рак, что-то пробормотал, но дал знак официантам, и их провели к столику. Исаак Кулькин бросал вокруг тревожные взгляды.
– Не стоило так, – пробормотал он, – теперь они не разрешат мне здесь играть.
– Если понадобится, я выброшу метрдотеля в море перед уходом, – пообещал Малко. – И должен сказать, что даже с удовольствием. Чего бы вам хотелось поесть? Выбирайте.
Исаак Кулькин заглянул в меню. Прошло пять минут, но он по-прежнему не мог ни на что решиться, напуганный высокими ценами. Тогда Малко заказал две лангусты и бутылку вина. Он подождал, пока принесут вино, и спросил у старика:
– Господин Кулькин, вы провели какое-то время в концентрационном лагере в Треблинке, не правда ли?
Тот подскочил, как будто в его тарелку положили ядовитую змею.
– Да, – прошептал он. – Да. Но я не люблю говорить об этом. Это было так давно. Я бы хотел забыть.
Глаза его увлажнились. Он испуганно смотрел на Малко.
– Я понимаю, – сказал Малко. – Но для меня очень важно, чтобы вы согласились ответить на некоторые вопросы. Помните ли вы офицера СС, которого звали Руди Герн? Шарфюрер Руди Герн.
Официант поставил перед ними дымящиеся лангусты, но Кулькин этого даже не заметил. Дрожащей рукой он снял очки. Глаза его были полны слез. Он медленно, четко выговаривая каждое слово, сказал:
– Вы спрашиваете, помню ли я Руди Герна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40