Они принялись обстреливать его камушками. Но как только разъяренный зверь развернулся к ним мордой, они прекратили его задирать и скрылись среди деревьев. И вместо амазонок медведь увидел Тихона. Он поглядел на мирмидонца, затем на лес. Он был не тупица. Целый град камней, и всего один враг; нет, где-то там, за деревьями, должны прятаться другие. Глазки медведя метались из стороны в сторону. Он принюхался. И почуял амазонок. Не мало-помалу, а сразу стали ощутимы для него их пот и одержимость, их возбужденное волнение. Он не мог дотянуться до них, стоящих под липами, но от Тихона тоже попахивало ими. И Тихон преграждал дорогу.
– Тихон! – вскричала я. – Этот медведь – убийца!
Амазонки оцепенели в ожидании начала схватки. И стали громко биться об заклад.
– Он пустит в ход цепь, – сказала одна. – Чтобы спутать эти мощные ноги.
– Нет, он ослепит его песком и камнями, – считала другая. Или пустится бежать, опасалась я; уворачиваясь, отчаянно, по кругу, по кругу, из которого не выбраться, пока, измученный, не рухнет. Амазонки хотели увидеть, как медведь раздавит мирмидонца в последних безжалостных объятиях; Тихона, человека-муравья, который жил под землей, как насекомое; Тихона, мужчину, который сделал амазонку готовой утолить его похоть. Я понимала ненависть моих соплеменниц к нему и ко мне, но их развлечения стали мне ненавистны. Я не хотела, чтобы мой друг умер им на потеху. Тихон протянул руку и заговорил. Орион остановился в изумлении. Враги либо бежали от него, либо вызывали на бой. Никто никогда не ждал его, что-то ему говоря. Бурая голова медведя закачалась на горбатых плечах. От него пахло старой кровью и свежей тушей, которую он только что драл когтями. Слова Тихона не были понятны мне, Ориону, похоже, тоже. Но голос мирмидонца звучал выразительно: тихий, твердый, завораживающий. Он просил о дружбе, не унижаясь, на равных. Он с достоинством добивался приязни старого, рассерженного и недоверчивого зверя. Каким маленьким он казался! Медвежонок, который смутил мои мысли, беззащитный, юный, говорящий на древнейшем языке земли о вековых страданиях.
Когда Орион ударил его, он взмыл в воздух, словно прыгнул с доски-пружины, как темнокожий акробат из Ливии. Лишь зелень его огромных глаз выдала изумление и боль. Запоздало забив крылышками, он упал наземь, простонал и закрыл глаза. Медведь направился к нему, медленно, все еще с любопытством, все еще сбитый с толку этим малявкой, который встал у него на пути.
Амазонки ликующе завопили и потянулись к упавшему мирмидонцу. Как древние критяне вокруг своей арены, чуть только боец совершит промах. Они предвкушали убийство. Мне показалось, что никто на меня не смотрит, и я двинулась к кругу.
Горго схватила меня за плечо. Ее ногти порвали мой хитон.
– Ты подойдешь к нему? Туда?
– Да. Пусти меня. – Ее сила была чудовищной.
– Неважно, – сказала она с холодной усталостью. – Ты меня уже покинула.
Спотыкаясь, я зашагала в круг, чтобы опуститься на колени рядом с мирмидонцем. Я не могла коснуться его связанными руками. С мгновение, не больше, я держала голову у его груди. Звериные когти прошлись по его телу, и раны колыхались на его груди, точно влажные пескари. Но я слышала, как бьется его сердце.
Я поднялась и встала лицом к медведю. Я не могла с ним схватиться. Я могла только увести его от Тихона. Я почувствовала жар его дыхания и уловила смрад крови. Крикнув «Орион!», я увернулась, чуть не задетая по-змеиному быстрым ударом лапы.
Я тщетно напрягала слух, ожидая глухого стука задних лап, низкого и сердитого грудного рыка. Неужели мне так и не удалось отвлечь его от мирмидонца? Точно Орфей, и с такой же опасностью, я поглядела через плечо.
Быть того не может. В круг вступил второй медведь. Со вспышкой надежды, острой и мучительной, как внезапная боль, я узнала одноглазую медведицу мирмидонцев, и поняла, что ее послали братья. Однако амазонкам ее приход, скорее всего, показался случайностью, забрела в их круг из лесу, и только. Они наверняка подумали, какая теперь предстоит забава с двумя жертвами и двумя медведями! А когда медведи задерут обе жертвы, то, несомненно, кинутся друг на друга и станут биться насмерть.
Но медведи, не обращая внимания на людей, приблизились друг к другу скорее с любопытством, чем с враждебностью. Они настороженно кружили, обнюхивая друг друга, а затем, к досаде распалившихся амазонок, стали завязывать дружбу. У одного была видавшая виды шкура, словно днище старого корабля, у другой – единственный глаз, придававший ей сходство с бурым циклопом. Но самца и самку, влекло друг к другу волшебством леса, которое всегда озадачивало меня, касалось ли дело людей или зверья.
Амазонки собрались, чтобы увидеть кровавую расправу, а не брачные игры. Они принялись бросать в животных мелкие камешки. Но те не обратили внимания. Тогда Горго, вопя, прыгнула в круг и ткнула Ориона кончиком копья. Он вырвал у нее копье из рук и, ревя от досады, что ему помешали, вернулся к новой подруге. На Горго он обратил внимания не больше, чем на суетливую белку.
Я воспользовалась суматохой, и, не теряя времени, подобралась к Тихону. Руки у меня были связаны, поэтому я осторожно толкнула его ногой.
– Дафна, – сказал он, моргая. – Медведь…
Я указала на второго зверя.
– Пришла твоя подруга. Можешь развязать мне руки? Я попробую разорвать твою цепь.
Амазонки обезумели от разочарования. Забава была безнадежна испорчена. – Никто, ни человек, ни медведь, – не был ни убит, ни хотя бы покалечен. Казалось, они должны придумать, куда им выплеснуть свое возбуждение.
– Дафна вот-вот освободит его! – вскричала Геба. Как она была безобразна, когда летела на меня с кинжалом! Нет, не следовало ей стричься.
Она остановилась на полпути и принялась шлепать себя по руке. Оперенные тельца, похожие на больших разъяренных пчел, со свистом вылетали из невидимого оружия, а затем с шумом лезвий, протыкающих спелые гранаты, вонзались в плоть. Геба упала наземь с безмерным удивлением во взгляде и продолжала покачиваться на коленях даже после того, как потеряла сознание.
Мирмидонцы возникли в лесу, точно статуи из солнечного света. Неужели здесь были только четверо юношей и один ребенок? Казалось, они везде и всюду, большое воинство, а не горстка. Казалось, они выходят из световых потоков и вместе со светом движутся через зеленый лес. Я увидела у их губ духовые трубки. Увидела, как оперенные стрелки с пением поражают цель. Увидела их победу.
Лордон перерезал мои путы. Мы вместе подняли Тихона на ноги, а Келес зажал его цепь меж двумя камнями, чтобы порвать ее.
Горго наблюдала за нами. Стрелка торчала из ее ноги, и она шагала, с трудом переставляя ноги, словно одолевая вброд бурный ручей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– Тихон! – вскричала я. – Этот медведь – убийца!
Амазонки оцепенели в ожидании начала схватки. И стали громко биться об заклад.
– Он пустит в ход цепь, – сказала одна. – Чтобы спутать эти мощные ноги.
– Нет, он ослепит его песком и камнями, – считала другая. Или пустится бежать, опасалась я; уворачиваясь, отчаянно, по кругу, по кругу, из которого не выбраться, пока, измученный, не рухнет. Амазонки хотели увидеть, как медведь раздавит мирмидонца в последних безжалостных объятиях; Тихона, человека-муравья, который жил под землей, как насекомое; Тихона, мужчину, который сделал амазонку готовой утолить его похоть. Я понимала ненависть моих соплеменниц к нему и ко мне, но их развлечения стали мне ненавистны. Я не хотела, чтобы мой друг умер им на потеху. Тихон протянул руку и заговорил. Орион остановился в изумлении. Враги либо бежали от него, либо вызывали на бой. Никто никогда не ждал его, что-то ему говоря. Бурая голова медведя закачалась на горбатых плечах. От него пахло старой кровью и свежей тушей, которую он только что драл когтями. Слова Тихона не были понятны мне, Ориону, похоже, тоже. Но голос мирмидонца звучал выразительно: тихий, твердый, завораживающий. Он просил о дружбе, не унижаясь, на равных. Он с достоинством добивался приязни старого, рассерженного и недоверчивого зверя. Каким маленьким он казался! Медвежонок, который смутил мои мысли, беззащитный, юный, говорящий на древнейшем языке земли о вековых страданиях.
Когда Орион ударил его, он взмыл в воздух, словно прыгнул с доски-пружины, как темнокожий акробат из Ливии. Лишь зелень его огромных глаз выдала изумление и боль. Запоздало забив крылышками, он упал наземь, простонал и закрыл глаза. Медведь направился к нему, медленно, все еще с любопытством, все еще сбитый с толку этим малявкой, который встал у него на пути.
Амазонки ликующе завопили и потянулись к упавшему мирмидонцу. Как древние критяне вокруг своей арены, чуть только боец совершит промах. Они предвкушали убийство. Мне показалось, что никто на меня не смотрит, и я двинулась к кругу.
Горго схватила меня за плечо. Ее ногти порвали мой хитон.
– Ты подойдешь к нему? Туда?
– Да. Пусти меня. – Ее сила была чудовищной.
– Неважно, – сказала она с холодной усталостью. – Ты меня уже покинула.
Спотыкаясь, я зашагала в круг, чтобы опуститься на колени рядом с мирмидонцем. Я не могла коснуться его связанными руками. С мгновение, не больше, я держала голову у его груди. Звериные когти прошлись по его телу, и раны колыхались на его груди, точно влажные пескари. Но я слышала, как бьется его сердце.
Я поднялась и встала лицом к медведю. Я не могла с ним схватиться. Я могла только увести его от Тихона. Я почувствовала жар его дыхания и уловила смрад крови. Крикнув «Орион!», я увернулась, чуть не задетая по-змеиному быстрым ударом лапы.
Я тщетно напрягала слух, ожидая глухого стука задних лап, низкого и сердитого грудного рыка. Неужели мне так и не удалось отвлечь его от мирмидонца? Точно Орфей, и с такой же опасностью, я поглядела через плечо.
Быть того не может. В круг вступил второй медведь. Со вспышкой надежды, острой и мучительной, как внезапная боль, я узнала одноглазую медведицу мирмидонцев, и поняла, что ее послали братья. Однако амазонкам ее приход, скорее всего, показался случайностью, забрела в их круг из лесу, и только. Они наверняка подумали, какая теперь предстоит забава с двумя жертвами и двумя медведями! А когда медведи задерут обе жертвы, то, несомненно, кинутся друг на друга и станут биться насмерть.
Но медведи, не обращая внимания на людей, приблизились друг к другу скорее с любопытством, чем с враждебностью. Они настороженно кружили, обнюхивая друг друга, а затем, к досаде распалившихся амазонок, стали завязывать дружбу. У одного была видавшая виды шкура, словно днище старого корабля, у другой – единственный глаз, придававший ей сходство с бурым циклопом. Но самца и самку, влекло друг к другу волшебством леса, которое всегда озадачивало меня, касалось ли дело людей или зверья.
Амазонки собрались, чтобы увидеть кровавую расправу, а не брачные игры. Они принялись бросать в животных мелкие камешки. Но те не обратили внимания. Тогда Горго, вопя, прыгнула в круг и ткнула Ориона кончиком копья. Он вырвал у нее копье из рук и, ревя от досады, что ему помешали, вернулся к новой подруге. На Горго он обратил внимания не больше, чем на суетливую белку.
Я воспользовалась суматохой, и, не теряя времени, подобралась к Тихону. Руки у меня были связаны, поэтому я осторожно толкнула его ногой.
– Дафна, – сказал он, моргая. – Медведь…
Я указала на второго зверя.
– Пришла твоя подруга. Можешь развязать мне руки? Я попробую разорвать твою цепь.
Амазонки обезумели от разочарования. Забава была безнадежна испорчена. – Никто, ни человек, ни медведь, – не был ни убит, ни хотя бы покалечен. Казалось, они должны придумать, куда им выплеснуть свое возбуждение.
– Дафна вот-вот освободит его! – вскричала Геба. Как она была безобразна, когда летела на меня с кинжалом! Нет, не следовало ей стричься.
Она остановилась на полпути и принялась шлепать себя по руке. Оперенные тельца, похожие на больших разъяренных пчел, со свистом вылетали из невидимого оружия, а затем с шумом лезвий, протыкающих спелые гранаты, вонзались в плоть. Геба упала наземь с безмерным удивлением во взгляде и продолжала покачиваться на коленях даже после того, как потеряла сознание.
Мирмидонцы возникли в лесу, точно статуи из солнечного света. Неужели здесь были только четверо юношей и один ребенок? Казалось, они везде и всюду, большое воинство, а не горстка. Казалось, они выходят из световых потоков и вместе со светом движутся через зеленый лес. Я увидела у их губ духовые трубки. Увидела, как оперенные стрелки с пением поражают цель. Увидела их победу.
Лордон перерезал мои путы. Мы вместе подняли Тихона на ноги, а Келес зажал его цепь меж двумя камнями, чтобы порвать ее.
Горго наблюдала за нами. Стрелка торчала из ее ноги, и она шагала, с трудом переставляя ноги, словно одолевая вброд бурный ручей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12