В тот момент, когда эти простофили ворвутся в погреб, где подземные ходы расходятся на две стороны, мы, воспользовавшись их минутным раздумьем относительно направления, по которому им идти, соединим провода адской машины и уничтожим их всех разом… Опасно ли будет для нас с вами произвести этот взрыв?
— Не беспокойтесь, любезный мой Иванович, — сказал янки, — в этом отношении вы можете быть вполне благонадежны! Мой снаряд обратит в пыль все, что только будет находиться вокруг него на расстоянии не более 25 сажен! Как вам известно, установив снаряд, я провел от него провода на расстоянии 100 сажен, а на таком расстоянии нам положительно не грозит никакой опасности… Не падайте духом, мой друг! Куда девалась ваша неукротимая энергия, которая так восхищала меня раньше?!
— Признаться, Холлоуэй, я положительно не могу совладать с какими-то мрачными предчувствиями, которые осаждают меня! Мы здесь одни, а между тем сотни людей должны были собраться сюда по моему зову; что это значит, я не знаю, не понимаю, но что-то говорит мне, что какая-то сила, неведомая мне, становится поперек всех моих планов. Ни одного из моих приверженцев нет здесь… Черни-Чаг не подает признаков жизни, тогда как он должен был осведомлять меня обо всем, что происходит кругом нас. А Хашим-Баши, который должен был быть на месте раньше нас, где он? Его тоже нигде не видали! Вы видите, что мои страхи не напрасны… А это безлюдье кругом, эта торжественная, мертвая тишина среди развалин! Она давит меня…
— Все это плод воображения: у вас расходились нервы, и больше ничего! Допустим даже, что все наши планы рухнут, что все принятые нами меры ни к чему не приведут, я во всяком случае ручаюсь, что снаряд-то не подведет нас, и наши противники найдут себе могилу под развалинами монастыря!
— Хотелось бы, чтобы это было так, но мне не верится: что-то томит и гложет меня, как гробовая доска!
После этого приятели расстались, чтобы немного уснуть до утра. Только Кузьма остался на страже.
Между тем в это самое время две какие-то тени беззвучно выскользнули из пещерной церковки и понеслись по степи.
Эта ночь прошла мучительно для Ивановича: он как будто чувствовал, что возмездие близится и что ничто не в силах отвратить страшного наказания за все его бесчисленные злодеяния. Подобно приговоренным к смерти, которых почти всегда приходится будить, когда наступит роковой момент, Иванович под утро забылся тяжелым сном, еще более мучительным даже, чем самая бессонница. По временам неясные звуки и стоны вырывались из его уст; он простирал вперед руки, как бы отгоняя от себя страшные видения — длинные вереницы загубленных им людей…
Проснулся он, едва дыша, весь в холодном поту…
Рано утром к нему вбежал Кузьма с радостной вестью, что видны Черные всадники; через полчаса они должны быть в монастыре!
— А, — радостно воскликнул Иванович, — значит, мы спасены!.. — И вместе с Холлоуэем он поспешил на полуобрушившуюся стену, чтобы насладиться отрадным зрелищем приближения своих союзников.
Но здесь им представилось странное зрелище: с того места, где они находились, перед ними развертывалось громадное пространство степи, верст на десять, и по этой зеленой равнине стройно двигался отряд всадников, в которых по черным покрывалам, окутывавшим их головы, нетрудно было признать Черных всадников. Отряд двигался довольно быстро по направлению к монастырю, но был еще довольно далеко. А на расстоянии какой-нибудь версты мчался во всю мочь табунщик, и за ним как будто гнались двое Черных всадников, стараясь отрезать ему путь.
— Ведь это посланный от Черни-Чага, — сказал Кузьма про табунщика. — Я его признаю… и коня также…
— Но почему бы Черным всадникам гнаться за ним? Неужели это какое-нибудь недоразумение?
Всецело поглощенные тем, что происходило на их глазах, находившиеся на стене монастыря не имели даже времени основательно обсудить интересовавший их вопрос. Табунщик быстро уходил от своих преследователей, и вскоре стало ясно, что Черным всадникам не нагнать его. Тогда, убедившись в бесполезности своих усилий, они прекратили погоню и вернулись к остальному отряду.
Между тем табунщик, словно ураган, ворвался в монастырскую ограду и вручил Ивановичу конверт, который он держал в зубах во все время погони, вероятно, чтобы в случае, если его настигнут, успеть проглотить его.
Иванович развернул записку и вдруг страшно побледнел.
Черни-Чаг писал ему: «Князь Свечин и граф, очевидно предупрежденные кем-то, не захотели переночевать у меня и, пробыв самое короткое время, направились в лагерь Черных всадников. Хашим-баши — изменник и предатель… Бегите!»
— Бежать, — с негодованием воскликнул Холлоуэй, — нет! Смерть изменникам и горе вам, Иванович, если вы думаете, что эти люди оставят вас в покое!.. Ведь это борьба не на жизнь, а на смерть!
Иванович колебался.
Холлоуэй с презрительной усмешкой наблюдал за своим сообщником: ему хотелось убедиться, будет ли Иванович настолько подл, чтобы покинуть его здесь одного.
Между тем Черные всадники неслись теперь уже во весь опор, и через пять минут бежать будет поздно.
Бледный как смерть и не произнеся ни слова, Иванович, не глядя на своего сотоварища, направился к лошади табунщика, внутренне сознавая всю низость своего поступка.
Но Холлоуэй предупредил его: одним прыжком он очутился подле благородного животного и, приставив дуло пистолета к его уху, одним выстрелом уложил скакуна на месте, затем, наведя пистолет на ошеломленного Ивановича, презрительно проговорил:
— Ни слова, ни движения, или вы мертвы! А, так вы хотели оставить меня одного! Я положительно не знаю, что меня удерживает поступить с вами точно так же, как с этим неповинным животным: это было бы прекрасным средством примирения с теми, кто теперь идет на нас. Но не бойтесь, я не способен на подобную подлость… Еще несколько минут, и Черные всадники будут здесь. Идемте, я вам покажу, как следует отстаивать свою жизнь, а в случае надобности уметь умереть.
— Ну, если так, то будет по-вашему! — воскликнул Иванович. — Будем защищаться! Во всяком случае наше дело еще не совсем потеряно!
В этот момент Холлоуэй остановился.
— Пусть только они потеряют хладнокровие, — пробормотал он, — пусть забудут осторожность, и тогда они в нашей власти!
С этими словами он схватил свое ружье и, положив ствол на камни полуразрушенной ограды, выстрелил.
— Попал! — воскликнул он торжествующим голосом.
И действительно, один из Черных всадников закачался в седле и затем вдруг упал на землю.
Крик бешенства огласил воздух, но отряд не остановился для оказания помощи раненому, а, напротив, с быстротой вихря понесся к монастырю.
— Ну, а теперь живо в подземелье!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
— Не беспокойтесь, любезный мой Иванович, — сказал янки, — в этом отношении вы можете быть вполне благонадежны! Мой снаряд обратит в пыль все, что только будет находиться вокруг него на расстоянии не более 25 сажен! Как вам известно, установив снаряд, я провел от него провода на расстоянии 100 сажен, а на таком расстоянии нам положительно не грозит никакой опасности… Не падайте духом, мой друг! Куда девалась ваша неукротимая энергия, которая так восхищала меня раньше?!
— Признаться, Холлоуэй, я положительно не могу совладать с какими-то мрачными предчувствиями, которые осаждают меня! Мы здесь одни, а между тем сотни людей должны были собраться сюда по моему зову; что это значит, я не знаю, не понимаю, но что-то говорит мне, что какая-то сила, неведомая мне, становится поперек всех моих планов. Ни одного из моих приверженцев нет здесь… Черни-Чаг не подает признаков жизни, тогда как он должен был осведомлять меня обо всем, что происходит кругом нас. А Хашим-Баши, который должен был быть на месте раньше нас, где он? Его тоже нигде не видали! Вы видите, что мои страхи не напрасны… А это безлюдье кругом, эта торжественная, мертвая тишина среди развалин! Она давит меня…
— Все это плод воображения: у вас расходились нервы, и больше ничего! Допустим даже, что все наши планы рухнут, что все принятые нами меры ни к чему не приведут, я во всяком случае ручаюсь, что снаряд-то не подведет нас, и наши противники найдут себе могилу под развалинами монастыря!
— Хотелось бы, чтобы это было так, но мне не верится: что-то томит и гложет меня, как гробовая доска!
После этого приятели расстались, чтобы немного уснуть до утра. Только Кузьма остался на страже.
Между тем в это самое время две какие-то тени беззвучно выскользнули из пещерной церковки и понеслись по степи.
Эта ночь прошла мучительно для Ивановича: он как будто чувствовал, что возмездие близится и что ничто не в силах отвратить страшного наказания за все его бесчисленные злодеяния. Подобно приговоренным к смерти, которых почти всегда приходится будить, когда наступит роковой момент, Иванович под утро забылся тяжелым сном, еще более мучительным даже, чем самая бессонница. По временам неясные звуки и стоны вырывались из его уст; он простирал вперед руки, как бы отгоняя от себя страшные видения — длинные вереницы загубленных им людей…
Проснулся он, едва дыша, весь в холодном поту…
Рано утром к нему вбежал Кузьма с радостной вестью, что видны Черные всадники; через полчаса они должны быть в монастыре!
— А, — радостно воскликнул Иванович, — значит, мы спасены!.. — И вместе с Холлоуэем он поспешил на полуобрушившуюся стену, чтобы насладиться отрадным зрелищем приближения своих союзников.
Но здесь им представилось странное зрелище: с того места, где они находились, перед ними развертывалось громадное пространство степи, верст на десять, и по этой зеленой равнине стройно двигался отряд всадников, в которых по черным покрывалам, окутывавшим их головы, нетрудно было признать Черных всадников. Отряд двигался довольно быстро по направлению к монастырю, но был еще довольно далеко. А на расстоянии какой-нибудь версты мчался во всю мочь табунщик, и за ним как будто гнались двое Черных всадников, стараясь отрезать ему путь.
— Ведь это посланный от Черни-Чага, — сказал Кузьма про табунщика. — Я его признаю… и коня также…
— Но почему бы Черным всадникам гнаться за ним? Неужели это какое-нибудь недоразумение?
Всецело поглощенные тем, что происходило на их глазах, находившиеся на стене монастыря не имели даже времени основательно обсудить интересовавший их вопрос. Табунщик быстро уходил от своих преследователей, и вскоре стало ясно, что Черным всадникам не нагнать его. Тогда, убедившись в бесполезности своих усилий, они прекратили погоню и вернулись к остальному отряду.
Между тем табунщик, словно ураган, ворвался в монастырскую ограду и вручил Ивановичу конверт, который он держал в зубах во все время погони, вероятно, чтобы в случае, если его настигнут, успеть проглотить его.
Иванович развернул записку и вдруг страшно побледнел.
Черни-Чаг писал ему: «Князь Свечин и граф, очевидно предупрежденные кем-то, не захотели переночевать у меня и, пробыв самое короткое время, направились в лагерь Черных всадников. Хашим-баши — изменник и предатель… Бегите!»
— Бежать, — с негодованием воскликнул Холлоуэй, — нет! Смерть изменникам и горе вам, Иванович, если вы думаете, что эти люди оставят вас в покое!.. Ведь это борьба не на жизнь, а на смерть!
Иванович колебался.
Холлоуэй с презрительной усмешкой наблюдал за своим сообщником: ему хотелось убедиться, будет ли Иванович настолько подл, чтобы покинуть его здесь одного.
Между тем Черные всадники неслись теперь уже во весь опор, и через пять минут бежать будет поздно.
Бледный как смерть и не произнеся ни слова, Иванович, не глядя на своего сотоварища, направился к лошади табунщика, внутренне сознавая всю низость своего поступка.
Но Холлоуэй предупредил его: одним прыжком он очутился подле благородного животного и, приставив дуло пистолета к его уху, одним выстрелом уложил скакуна на месте, затем, наведя пистолет на ошеломленного Ивановича, презрительно проговорил:
— Ни слова, ни движения, или вы мертвы! А, так вы хотели оставить меня одного! Я положительно не знаю, что меня удерживает поступить с вами точно так же, как с этим неповинным животным: это было бы прекрасным средством примирения с теми, кто теперь идет на нас. Но не бойтесь, я не способен на подобную подлость… Еще несколько минут, и Черные всадники будут здесь. Идемте, я вам покажу, как следует отстаивать свою жизнь, а в случае надобности уметь умереть.
— Ну, если так, то будет по-вашему! — воскликнул Иванович. — Будем защищаться! Во всяком случае наше дело еще не совсем потеряно!
В этот момент Холлоуэй остановился.
— Пусть только они потеряют хладнокровие, — пробормотал он, — пусть забудут осторожность, и тогда они в нашей власти!
С этими словами он схватил свое ружье и, положив ствол на камни полуразрушенной ограды, выстрелил.
— Попал! — воскликнул он торжествующим голосом.
И действительно, один из Черных всадников закачался в седле и затем вдруг упал на землю.
Крик бешенства огласил воздух, но отряд не остановился для оказания помощи раненому, а, напротив, с быстротой вихря понесся к монастырю.
— Ну, а теперь живо в подземелье!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163