И наконец, точно поддразнивая его, Танечка сказала:
— Вы слишком впечатлительны, Петр Александрович, и любите страшные слова. А я им не верю.
Поморцев поднял голову и, недоумевая, смотрел на профиль Танечки. Казалось, он не понимал смысла ее слов.
А она, поникнув головкой, продолжала спокойно-ироническим тоном:
— Вы немножко увлеклись мною… Это я знаю и этому верю… А вам кажется, будто уж вы безумно любите… Это мираж или, как вы выражаетесь, аффект, возведенный в куб… Лучше останемтесь по-прежнему добрыми приятелями.
— К чему вы так говорите? К чему? — воскликнул, точно ужаленный, весь закипая, Поморцев. — Зачем вы рисуетесь напускным скептицизмом? Вы, в двадцать два года, не верите в любовь и называете ее аффектом? Вы просто издеваетесь надо мной. Как вам не стыдно, Татьяна Алексеевна!
Поморцев вдруг остановился, взял Танечкину руку и, придерживая ее, продолжал страстным шепотом, порывисто и торопливо бросая слова, словно боясь, что не успеет сказать всего, чем было переполнено его сердце:
— Слушайте, милая девушка… Это не увлечение, не аффект… Я не юноша… Я проверял себя, и у меня не легкомысленный характер… Я люблю вас второй год… За что? Почему? Я не знаю, но чувствую, что люблю, что без вас жизнь теряет свою прелесть, и других женщин для меня не существует… Вы, одна вы, всегда и везде… О вас все думы… Люблю вас, какая вы есть… И ваш характер, и ваше дьявольское спокойствие, и ваши глаза, и ваши крошки руки, и ваш голос… Люблю и за то, что вы мучаете меня, вечно оставляя в сомнении… Люблю вас всю, всю люблю с макушки до пяток и не верю вашему безотрадному скептицизму, вашим взглядам на жизнь… Понимаете ли, не верю… Вы клевещете на себя… Вы добрая, чудная, и я не могу вас не любить!.. — говорил он, и слезы стояли у него в глазах.
Нет такой женщины, которая не слушала бы с радостным чувством удовлетворенного самолюбия любовного признания даже от человека, к которому равнодушна, если только он не очень стар, не очень безобразен и не слишком глуп.
И Танечка, вся торжествующая и тронутая, с удовольствием внимала этой искренней и горячей песне любви. Каждое слово Поморцева ласкало ее, пробираясь к сердцу и волнуя молодую кровь. Глаза ее блестели. Она вся притихла, словно очарованная.
— Теперь вы верите? Верите, что я вас безумно люблю? — допрашивал Поморцев, заглядывая Танечке в глаза.
— Верю! — проронила Танечка и пожала Поморцеву руку.
— А вы? Вы любите ли меня? Хотите ли быть моей женой?
Танечка тихо высвободила свою руку из горячей руки Поморцева и сказала:
— Я очень расположена к вам… Вы мне нравитесь, Петр Александрович, но я отказываюсь от чести быть вашей женой.
Поморцев безнадежно опустил голову.
— Решительно? — глухо промолвил он.
— Решительно! — твердо ответила Танечка.
Они повернули назад к дому.
— Вы не сердитесь на меня, Петр Александрович, — заговорила Танечка через минуту, увидав убитое лицо Поморцева.
— За что сердиться? — угрюмо вставил он.
— Надо быть благоразумным…
— Еще бы!
— Подумайте: у меня ничего нет и у вас ничего нет.
Молодой человек с изумлением взглянул на Танечку и, весь вспыхивая, проговорил:
— Как ничего?.. У меня уроки… Сколько угодно будет уроков, и наконец, не вечно же я буду доцентом…
— Меня не удовлетворит эта серенькая, полубедная жизнь, эти вечные заботы о завтрашнем дне… Довольно их… Я хочу спокойной, обеспеченной жизни… Я люблю блеск и роскошь… Вот какая я…
— Вы опять лжете на себя, Татьяна Алексеевна.
— Как видите, не лгу! Я выйду замуж только за богатого человека!
— Даже не любя его?
— Любовь понятие относительное… Я не такая идеалистка, как папа и вы! — прибавила Танечка. — Любовь проходит, а жизнь вся впереди…
— Да понимаете ли вы, что говорите! — воскликнул Поморцев, задыхаясь. — Вы собираетесь продать себя?
— Опять страшные слова?! — усмехнулась Танечка. — Я не собираюсь продавать себя, я просто благоразумно выйду замуж.
Поморцев все еще не верил. Он думал, что «прелестное существо» нарочно лжет, чтобы поскорее излечить его от любви. Он пристально посмотрел в ее хорошенькое личико. Ни признака волнения. Ни черточки стыда. Оно было ясно, спокойно и уверенно. Казалось, Танечка даже не понимала, что говорит безнравственные вещи.
Поморцев ужаснулся от этого открытия. Тоска и злоба овладели им. Он ненавидел и в то же время страшно любил эту хорошенькую блондинку, так жестоко разрушившую его иллюзию.
Когда они подходили к дому, Танечка мягко промолвила:
— Надеюсь, Петр Александрович, мы останемся друзьями? Вы не перестанете хоть изредка навещать нас?
— Я на днях уезжаю.
— Уезжаете?.. — удивилась Танечка.
— Да, к своим старикам, на юг.
Старый профессор ждал молодых людей на террасе и встретил их веселый и радостный. Тотчас же сели обедать. И только за столом старик заметил, что его молодой друг был мрачен, хотя и старался скрыть это, с каким-то ненатуральным увлечением рассказывая профессору о новых работах какого-то математика… Вощинин взглянул на Танечку. Та, по обыкновению, спокойно и приветливо исполняла обязанности хозяйки…
Вскоре после обеда Поморцев собрался уезжать.
— Куда вы? — удивился Вощинин.
— Нужно, Алексей Сергеич!
— Нужно, так не стану удерживать!
Поморцев угрюмо простился с Танечкой и стал было прощаться с профессором, но старик сказал, что проводит его до дороги.
Когда они вышли за калитку сада и отошли от дачи, старый профессор спросил:
— Говорили с ней?
— Говорил.
— И что же?
— Отказала!
— Отказала? — с горячим участием переспросил профессор. — Ах как жаль, голубчик мой, как мне жаль… А я лелеял эту мысль… Думал: будем все вместе жить… Но почему она отказала?
— Почему?.. Пусть Татьяна Алексеевна вам сама лучше объяснит почему! — с сердцем воскликнул Поморцев.
И, вдруг спохватившись и жалея старика, прибавил:
— Впрочем, нет… Лучше не спрашивайте ее, Алексей Сергеич… Право, лучше не спрашивайте… К чему волновать Татьяну Алексеевну расспросами?.. Известно, отчего барышни отказывают нашему брату. Не любит!
— А мне казалось, что Танечка очень расположена к вам…
— Расположение не любовь… И мне казалось… Ну прощайте, дорогой Алексей Сергеич… Спасибо вам за вашу привязанность… Месяца два мы не увидимся.
— Это что значит?
— Завтра еду к своим старикам.
Старый профессор горячо пожал руку своего молодого друга и сказал:
— А вы, голубчик, все-таки не унывайте… Еще, быть может, не все потеряно… Она передумает.
— Нет, все! — безнадежно ответил Поморцев.
«И для тебя она потеряна, бедный, славный старик!» — подумал Поморцев и пошел, не оглядываясь, по той самой дороге, по которой он еще недавно ходил радостный и полный надежд.
IV
Старый профессор все ждал, что Танечка скажет ему о предложении Поморцева и объяснит причину отказа.
1 2 3 4 5