«Наверное, путается на стороне с молодым любовником!» – думал Игнатий.
Как ни следил за Верой Борисовной Игнатий, ничего не выследил. Но он все-таки продолжал не доверять ей и решил, что она очень скрытная, умная «бестия» и ловко заметает свои следы.
«Все, мол, шито и крыто. Сергей Иваныч, верно, уж записал свое имение на жену».
IV
В одиннадцатом часу в кабинет вошла своей неспешной грациозной походкой Вера Борисовна в красном капоте – «кардинале». Она была в красных, отороченных мехом туфельках на шелковых черно-розовых чулках, сквозь которые сквозила белизна ног, в папильотках у лба, с оголенными красивыми руками, с блестящими кольцами на безымянном пальце и мизинце одной руки. По обыкновению, ласковая и спокойная, она присела на тахту около мужа. От ее тела шло тонкое благоухание.
Скворцов отложил книгу и, обрадованно целуя руку жены, проговорил:
– Пасхальные заботы окончила?
– Все окончено. Умылась и зашла посмотреть, что делаешь…
– Читал, Вера.
– Интересная книга?
– Очень.
– А я целый день хлопотала… И все удалось. Пасхи, верно, понравятся. Кажется, хороши. Сама делала. Ведь ты их любишь, Сергей! – прибавила Вера Борисовна.
– Милая ты моя хозяйка!
И Сергей Иванович любовался своей милой женой.
– Ты что так смотришь?
– А гляжу на мою красавицу и думаю, как я безгранично счастлив с тобой и как ты балуешь меня.
И прибавил:
– Иногда просто не верится счастью. И как же я привязан к тебе, родная, если бы ты знала!
– Знаю, милый.
– А я надоедаю признаниями? Ты не слушай их, если надоело, – промолвил добродушно Скворцов.
– Это не надоедает, – шепнула, улыбаясь, молодая женщина.
Она взглянула на это дышавшее беспредельной любовью лицо, и большая шишка на лбу, как всегда, втайне раздражала Веру Борисовну. Раздражали ее и эти постоянные признания в серьезном и умиленном тоне. Ей казалось, что после пяти лет можно бы и несколько успокоиться на лаврах.
И, отведя глаза, Вера Борисовна сказала:
– А я немного растранжирила, Сергей, к праздникам… Не более ста рублей… А у тебя много предстоит праздничных?
– Рублей пятьдесят, как всегда…
– Ничего не ждешь к празднику?
– Чего же?
– Звезды…
– Ты разве хочешь, чтобы я имел звезду? – шутливо спросил Сергей Иванович.
– Зачем мне она? Но все-таки…
– Честолюбива за меня?
– Пожалуй… отличие…
– Я ведь не честолюбив, Вера…
– Но ты так много работаешь. Министр мог бы признать это…
– Он знает, что служу ради средств, и средства мне дает… И награды назначает денежные… Это умно… Разве не так, Вера?
– Конечно… А ты не устаешь?
– Отчего ты спрашиваешь? Или стареюсь? – с тревогой спросил муж.
– Не кокетничай, пожалуйста… Точно я не знаю, какой еще ты молодой! – чуть слышно проговорила Вера, улыбаясь глазами.
Она знала, что это был самый приятный комплимент влюбленному пожилому мужу, и видела, как он радостно просветлел, когда ответил:
– И если душа во мне молода, Вера, то ты, моя чаровница… Ты…
– Но меня все-таки беспокоит, что ты так работаешь в министерстве из-за меня… И если ты устаешь, если захочешь бросить службу, можно уехать в имение. Я хоть и не привыкла к глуши, но для тебя…
– И не устаю, и никуда не хочу отсюда… Тебе здесь хорошо, – и я счастлив. Точно не знаешь, милая! – порывисто воскликнул Сергей Иванович.
Разумеется, Вера Борисовна видела, что муж и утомляется и скрывает от нее недомогание после службы, что он с удовольствием вышел бы в отставку и поехал бы искать «идиллию» в имение вместо того, чтобы изнывать над работой, которая ему не нравилась; но она так же хорошо знала, что он не выйдет в отставку и не уедет из Петербурга, который ей нравится и где муж хорошо зарабатывает.
Да и не похоронить же себя в деревне?
И Вера Борисовна уже более не говорила об утомлении Сергея Ивановича. Она сказала о том, что завтра у них, верно, будут обедать брат Сергея Ивановича, две знакомые барышни и двоюродный ее брат, студент.
– А разве Басков не будет? Не звала? Ведь он всегда в этот день у нас обедает… Или мой приятель тебе надоел?..
– Я ничего против него не имею, Сергей… Он привязан к тебе и любит поговорить с тобой. Верно, придет поздравить, и мы оставим его обедать… Ну, до свидания… Пора одеваться и ехать к заутрене… Ты ведь не поедешь со мной?
– Прости… Не поеду… Ты возьмешь Игнатия?..
– Зачем? До «Уделов» два шага. Погода прелестная, и я дойду. А Игнатий должен накрывать пасхальный стол.
С этими словами Вера Борисовна пошла одеваться.
Через полчаса она пришла показаться в белом платье.
– В первом часу вернусь из церкви. Похристосуемся, разговеемся и скорее спать. Я устала сегодня!
Но Вера Борисовна не казалась утомленной.
Необыкновенно интересная и блестящая в своем нарядном платье, лиф которого обливал красивые формы бюста, она, обыкновенно спокойная, была оживленнее. Ее лицо слегка зарумянилось, и большие серые глаза блестели.
– До свидания, Вера! И какая же ты красавица! – будто подавленный от восторга произнес Сергей Иванович.
Она улыбнулась и торопливо вышла.
Скворцов проводил жену и, вернувшись в кабинет, вынул из ящика письменного стола футляр, полюбовался брильянтовыми серьгами, которыми похристосуется с женой, и, радостный, что обрадует Веру своим роскошным подарком, положил футляр на стол и, усевшись на тахту, принялся за книгу.
V
Прошло четверть часа, и Скворцов поморщился. Он перестал читать и озабоченно потрогал бок.
Он почувствовал тупую боль. Она не проходила. Мнительный и особенно заботившийся о своем здоровье с тех пор, как женился, он давно уже лечился массажем и душами, ходил пешком и часто советовался со своим старым приятелем, Дмитрием Александровичем Басковым, известным врачом, который раза два в неделю приходил к Скворцову обедать.
Этот веселый и остроумный доктор, крепкий, здоровый и румяный, с большими бойкими голубыми приветливыми глазами и крупными белыми зубами, рассказывал за обедом анекдоты и свои наблюдения над пациентами. Болтал он преимущественно с Сергеем Ивановичем, с которым был давно на «ты», и мало обращал внимания на его красивую жену. Он громко и вкусно смеялся, ел за двоих и выпивал бутылку хорошего красного вина.
После обеда он шел в кабинет выпить кофе с fine champagne , выкурить тонкую сигару и узнать о здоровье приятеля. Но, найдя, что он в «порядке», через полчаса уходил, угостивши иногда, в качестве «нераскаянного холостяка», каким-нибудь скабрезным анекдотом или откровенным добродушным признанием, что хоть супруга Сергея Ивановича и прелестная женщина, но – «уж ты не сердись, влюбленный муж» – не его романа.
И Сергей Иванович не только не сердился, но, крепко пожимая широкую руку Баскова, просил его не забывать и чаще заходить обедать.
1 2 3 4 5