..
- И Николай Алексеич, кажется, совсем неожиданно собрался? полюбопытствовала адмиральша.
"Допрашивает!" - подумал Скворцов и в ту же минуту храбро соврал:
- Вчера получил письмо, что заболел один мой товарищ. К нему еду.
- К кому?.. Это не секрет?
- К Неглинному, Нина Марковна.
- Так Неглинный болен? Что с ним? - участливо спросил адмирал.
- Инфлюенца, ваше превосходительство...
- Да что ж вы не присаживаетесь к нам, Николай Алексеич? Садитесь около Нины... вот сюда...
И старик хотел было подвинуться, но Скворцов, чувствовавший всегда какую-то неловкость, когда находился в присутствии обоих супругов, просил не беспокоиться и объявил, что он еще не пил чая, - не успел, торопившись на пароход, - и отошел, направляясь в буфет.
- Славный этот Скворцов... Не правда ли, Ниночка? - заметил адмирал.
- Д-д-да, добрый молодой человек... Такой услужливый и так тебе, Ванечка, предан...
- Ну, и тебе, пожалуй, не меньше, если не больше. Ниночка, - проговорил, усмехнувшись, старик и, протяжно вздохнув, принялся за газету.
Адмиральша опять взглянула на мужа. Но на его лице ничего не было заметно, кроме обычного добродушия. Однако адмиральша невольно подумала: к чему это муж в последнее время стал чаще говорить с ней о Скворцове? Неужели он подозревает?
А Скворцов в то время сидел в буфете за стаканом чая, курил папироску за папироской и был в подавленном состоянии духа. Если он не удерет никуда на лето - беда! Адмирал на днях уходит в плавание, адмиральша перебирается в Ораниенбаум на дачу и уж говорила ему о том, как они будут счастливы на свободе. Они будут видеться каждый день и без всякого страха... Они будут ездить иногда в Петербург и завтракать вдвоем... "Благодарю покорно!" - не без досады подумал Скворцов.
Он вышел наверх, когда Петербург уже был в виду, и сразу заметил, что адмиральша была не в духе. Когда Скворцов приближался к корме, она встала и, поднимаясь на площадку, где, кроме шкипера и двух рулевых финляндцев, никого не было, - едва приметным движением глаз звала его туда.
Лейтенант спустя минуту был около адмиральши.
- Вы все пили чай? - спросила она тихим голосом, предвещавшим бурю.
- С знакомыми говорил, Нина Марковна, - с напускной беспечностью отвечал Скворцов.
- Зачем вы едете в Петербург?
- Да ведь я уже сказал...
- Ты правду говоришь, Ника?
- О, господи! Вечные подозрения! - вырвалось невольно у Скворцова.
- Ну, ну... не сердись... Прости... я не могу... Ведь ты знаешь, как я тебя люблю! - почти шептала молодая женщина. - Ты знаешь, что я всем для тебя пожертвовала и никому тебя не уступлю... Слышишь? - прибавила она, бросая на молодого человека нежный, чарующий взгляд...
- Осторожней... могут увидеть, Нина, - произнес Скворцов, подавляя вздох сожаления, что адмиральша его никому не уступит. - И то уж в Кронштадте говорят...
- Пусть говорят... Обо всех говорят... Только бы он не догадывался...
- А если?
- Ну, что ж... Я ему скажу тогда, что люблю тебя... Он даст развод...
"Этого только недоставало!" - подумал в ужасе лейтенант и с жаром проговорил:
- Что ты, что ты, Нина... Разбить жизнь бедному Ивану Ивановичу... Это жестоко!.. Однако пойдем вниз... Сейчас пристаем.
- Ты когда вернешься в Кронштадт? - спрашивала адмиральша, спускаясь на палубу.
- Завтра вечером...
- Сегодня в три будь в Гостином дворе у номера сто сорок четвертого... Слышишь?..
- Но...
- Без "но"... В три часа! - повелительно шепнула адмиральша и, подойдя к адмиралу, проговорила: - А ведь Николай Алексеич сознался, Ванечка, что вечером едет в Аркадию...
- То-то и есть... И отлично делает, что едет!.. Пользуйтесь жизнью, батенька, пока молоды, - заметил, вставая, адмирал и ласково потрепал по плечу несколько смущенного лейтенанта.
Пароход подходил к пристани. Проводив до кареты адмиральшу и адмирала, Скворцов взял извозчика и велел везти себя в Офицерскую улицу, где жил Неглинный.
III
Неглинный, моряк-академист, окончивший курс по гидрографическому отделению и мечтавший об ученой карьере, долговязый, худощавый блондин, с бледным истомленным лицом, большими, несколько мечтательными глазами и рыжеватой, взъерошенной головой, сидел за письменным столом, обложенный книгами, готовясь к последнему экзамену, в своей крошечной, очень скромно убранной комнатке, в четвертом этаже, во дворе, - когда к нему шумно влетел Скворцов.
- Ну, брат Вася, совсем бамбук! - проговорил он, пожимая руку товарища.
- Здравствуй. В чем дело? - спросил без особенной тревоги в голосе Неглинный, хорошо знавший экспансивность своего друга.
- Щекотливое, брат, дело... О нем-то я и приехал поговорить с тобой по душе. Одному мне не расхлебать этой каши... Но прежде скажи: есть у тебя деньги?
- Конечно есть. Вчера жалованье получил.
- Да и я получил и все роздал; у меня теперь восемь рублей всех капиталов. За квартиру не отдано, в клубе больше обедать в долг нельзя, одним словом... на мели. Можешь дать две красненькие?
- Могу, - промолвил Неглинный, вынимая из кармана бумажник.
- A y тебя останется?
- Десять рублей... Бери, бери, - проговорил Неглинный, увидав протестующий жест Скворцова. - Я обойдусь. У меня вперед заплачено за комнату и за стол. Чаем и сахаром я тоже запасся на месяц... И табаком тоже...
- Счастливец! А у меня запас одних долгов!
- Вольно же тебе испанского гранда разыгрывать. Цветы, конфеты и все такое к ногам своей мадонны-адмиральши. Так, брат, не сойти тебе с экватора.
- То-то, не сойти... И в плаванье не назначили.
- Да ведь ты сам не хотел в плаванье. Помнишь, зимой говорил?
- То было, Вася, зимой, - ответил, внезапно краснея, Скворцов, - а теперь я хоть в Ледовитый океан...
Неглинный, которому Скворцов раньше, во время первого периода любви, открылся в своих чувствах к прелестной адмиральше, - пристально посмотрел на товарища.
- Об этом самом деле я и приехал посоветоваться с тобой, хоть ты и профан в вопросах любви и совсем не знаешь женщин... Я, брат, хотел бы удрать от мадонны, от Нины Марковны... Что ты таращишь глаза? Понимаешь: удрать, чтоб и след мой простыл...
- Так что же тебе мешает? - спросил Неглинный, не спуская с товарища своих больших, наивно недоумевающих глаз. - И зачем, скажи на милость, тебе непременно удирать? Надеюсь, ты не оскорбил такую чудную женщину, как Нина Марковна, каким-нибудь пошлым намеком? Ведь ты не лез к ней с своим чувством, зная, что она замужем и никогда не нарушит своего долга, хотя бы и не любила мужа? - продолжал Неглинный, не замечая, по-видимому, иронической улыбки, блуждавшей на лице Скворцова. - Ходи к ней реже, а потом и вовсе зашабашь! Твое безумное увлечение, видно, прошло, а? - закончил он вопросом.
- Что мешает? - начал было Скворцов.
И вместо того, чтобы объяснить, что мешает, совершенно неожиданно воскликнул:
- Какой же ты, однако, простофиля, Вася, хотя умный и ученый человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42