На рулонах кадры в том порядке, как их снимали, с пятого на десятое. Фильм надо прежде всего просмотреть в демонстрационном зале, где он впервые появляется на экране и выглядит примерно так,
На экран вылетает юноша в свитере, выставляет табличку с номером «27», кричит:
— Двадцать семь! — хлопает хлопушкой и исчезает. Валнога сидит у письменного стола и пишет. Слышен стук. Валнога поднимает голову:
— Войдите!..
— Стоп! — звучит голос режиссера. — Повторить! После стука должна быть секундная пауза…
Снова выскакивает юноша с табличкой, кричит:
— Двадцать семь! — и хлопает хлопушкой. За письменным столом сидит Валнога и пишет. Слышен стук.
— Войдите!..
— Стоп! — орет режиссер. — Проклятье! Чтоб вам пусто было. Кто там топал сзади?.. Какая скотина…
Затем выскакивает юноша с табличкой, ревет:
— Сто восемьдесят пять! — и хлопает хлопушкой. Крупным планом показывается голова мадемуазель Мириам Неколь.
— Нет, никогда! — восклицает голова.
— Роскошно!
Юноша с табличкой кричит:
— Сто девяносто семь! — и хлопает. Снова голова мадемуазель Мириам Неколь.
— Плакать! — слышен голос режиссера.
Из глаз мадемуазель Мириам вытекает крупная слеза.
— Стоп! Отлично!
— Стоп! — кричит режиссер в просмотровом зале. — Этот кадр несинхронный. Переснять, Дальше!
И бежит кадр за кадром, с табличками, выкриками и хлопушками. Иногда лента синхронна, но слишком бледная, иногда так страшна, что ее называют «зарезанная», иногда на ней случайно виден микрофон или юпитер, и такие куски, разумеется, нужно выбросить. Некоторые кадры — немые, они будут озвучены позднее, это называется постсинхронизация. Короче говоря, это и есть те самые камешки, из которых сначала начерно, а потом начисто будет монтироваться фильм, где кадры соединены между собой с помощью различных приемов — диафрагмой, наплывом, затемнением и так далее. Только теперь будет окончательно складываться фильм. С ножницами и клеем в руках монтажеры создадут, в общем, связное действие, и когда фильм станет наконец вполне вразумительным, режиссер придет к мрачному выводу: — Ну вот, теперь надо сократить его на двадцать пять минут.
А потом еще появится продюсер и предложит опустить некоторые диалоги — это, мол, публике неинтересно.
Наконец, цензура потребует вырезать сцену, где Мо-ленда душит бедняжку Мириам Неколь.
И когда все оставшееся снова склеено и приведено в порядок — грандиознейший боевик сезона окончательно готов.
Премьера
Так уж повелось в мире кино — каждый фильм, который сейчас снимается на студии, считается лучшим в сезоне. Поэтому пока Альфафильм снимает свою картину и ее директор едва не лопается от гордости, директора Бетафильма и Гаммафильма заметно желтеют и удрученно бормочут что-то вроде: «Еще посмотрим», «цыплят по осени считают» и т. д. Альфафильм тем временем повсюду рекламирует «наш новый боевик, обещающий быть непревзойденным шедевром сезона», и в изобилии рассылает во все газеты заманчивые снимки, интервью и хронику работы над фильмом. Рекламируются, разумеется, только кинозвезды; директора кинокомпаний и финансисты из врожденной скромности уклоняются от популярности.
Согласно неписаным законам, ни один директор кинокомпании не переступит порога киностудии, пока там снимается фильм другой компании. Он только, пожимая плечами, внимает слухам о том, какая это будет замечательная картина или какой несусветный бред. Однако скоро и на его улице будет праздник: торжественный, нетерпеливо ожидаемый день премьеры.
И вот он настал. Наконец-то разыгрывается на экране все то, что стоило таких трудов стольким людям — от автора до юноши с хлопушкой, от осветителей до заведующего рекламой. Сидящий за письменным столом Вал-нога поднимает голову, Мириам Неколь вспыхивает и восклицает: «Нет, никогда!» — все связно, все гладко, все идет как по маслу.
И вот он наконец, долгожданный момент, когда директор Бетафильма наклоняется к директору Гаммафильма и шепчет:
— Провал, а?
— Провал!..
1 2 3 4 5 6 7 8 9
На экран вылетает юноша в свитере, выставляет табличку с номером «27», кричит:
— Двадцать семь! — хлопает хлопушкой и исчезает. Валнога сидит у письменного стола и пишет. Слышен стук. Валнога поднимает голову:
— Войдите!..
— Стоп! — звучит голос режиссера. — Повторить! После стука должна быть секундная пауза…
Снова выскакивает юноша с табличкой, кричит:
— Двадцать семь! — и хлопает хлопушкой. За письменным столом сидит Валнога и пишет. Слышен стук.
— Войдите!..
— Стоп! — орет режиссер. — Проклятье! Чтоб вам пусто было. Кто там топал сзади?.. Какая скотина…
Затем выскакивает юноша с табличкой, ревет:
— Сто восемьдесят пять! — и хлопает хлопушкой. Крупным планом показывается голова мадемуазель Мириам Неколь.
— Нет, никогда! — восклицает голова.
— Роскошно!
Юноша с табличкой кричит:
— Сто девяносто семь! — и хлопает. Снова голова мадемуазель Мириам Неколь.
— Плакать! — слышен голос режиссера.
Из глаз мадемуазель Мириам вытекает крупная слеза.
— Стоп! Отлично!
— Стоп! — кричит режиссер в просмотровом зале. — Этот кадр несинхронный. Переснять, Дальше!
И бежит кадр за кадром, с табличками, выкриками и хлопушками. Иногда лента синхронна, но слишком бледная, иногда так страшна, что ее называют «зарезанная», иногда на ней случайно виден микрофон или юпитер, и такие куски, разумеется, нужно выбросить. Некоторые кадры — немые, они будут озвучены позднее, это называется постсинхронизация. Короче говоря, это и есть те самые камешки, из которых сначала начерно, а потом начисто будет монтироваться фильм, где кадры соединены между собой с помощью различных приемов — диафрагмой, наплывом, затемнением и так далее. Только теперь будет окончательно складываться фильм. С ножницами и клеем в руках монтажеры создадут, в общем, связное действие, и когда фильм станет наконец вполне вразумительным, режиссер придет к мрачному выводу: — Ну вот, теперь надо сократить его на двадцать пять минут.
А потом еще появится продюсер и предложит опустить некоторые диалоги — это, мол, публике неинтересно.
Наконец, цензура потребует вырезать сцену, где Мо-ленда душит бедняжку Мириам Неколь.
И когда все оставшееся снова склеено и приведено в порядок — грандиознейший боевик сезона окончательно готов.
Премьера
Так уж повелось в мире кино — каждый фильм, который сейчас снимается на студии, считается лучшим в сезоне. Поэтому пока Альфафильм снимает свою картину и ее директор едва не лопается от гордости, директора Бетафильма и Гаммафильма заметно желтеют и удрученно бормочут что-то вроде: «Еще посмотрим», «цыплят по осени считают» и т. д. Альфафильм тем временем повсюду рекламирует «наш новый боевик, обещающий быть непревзойденным шедевром сезона», и в изобилии рассылает во все газеты заманчивые снимки, интервью и хронику работы над фильмом. Рекламируются, разумеется, только кинозвезды; директора кинокомпаний и финансисты из врожденной скромности уклоняются от популярности.
Согласно неписаным законам, ни один директор кинокомпании не переступит порога киностудии, пока там снимается фильм другой компании. Он только, пожимая плечами, внимает слухам о том, какая это будет замечательная картина или какой несусветный бред. Однако скоро и на его улице будет праздник: торжественный, нетерпеливо ожидаемый день премьеры.
И вот он настал. Наконец-то разыгрывается на экране все то, что стоило таких трудов стольким людям — от автора до юноши с хлопушкой, от осветителей до заведующего рекламой. Сидящий за письменным столом Вал-нога поднимает голову, Мириам Неколь вспыхивает и восклицает: «Нет, никогда!» — все связно, все гладко, все идет как по маслу.
И вот он наконец, долгожданный момент, когда директор Бетафильма наклоняется к директору Гаммафильма и шепчет:
— Провал, а?
— Провал!..
1 2 3 4 5 6 7 8 9