– Сколько вам лет? – спросил я.
– Эй, мистер, – быстро заговорил он. – У меня в кармане и десятки нет…
– Сколько вам лет? – повторил я.
Он нервно заморгал.
– Тридцать два года.
Я печально покачал головой.
– Вы могли бы прожить до семидесяти. Представьте себе: еще тридцать – сорок лет, если бы вы позаботились быть человечнее.
Он побледнел.
– Вы спятили?
– Возможно.
Я нажал на курок.
Выстрел прозвучал негромко и совсем не так, как я ожидал; к тому же он потерялся в шуме балагана.
Кассир согнулся и как сноп повалился на землю. Он был мертв.
Я присел на ближайшую скамейку и стал ждать полицию. Прошло пять минут, потом десять. Казалось, выстрела никто не услышал.
Я вдруг почувствовал, что чертовски голоден. С самого утра ничего не ел, и перспектива провести еще полдня в полицейском участке за допросом показалась мне невыносимой. К тому же у меня разболелась голова. Я вырвал из записной книжки листок и написал:
«Можно простить сорвавшуюся с языка грубость. Но жизнь, исполненная жестокости и хамства, непростительна. Этот человек заслужил свою смерть».
Я хотел подписаться, но решил, что сойдут и инициалы. Мне не хотелось, чтобы меня арестовали, прежде чем я поужинаю и приму таблетку аспирина.
Я сложил листок и сунул его в нагрудный карман мертвого кассира.
На обратном пути я никого не встретил. Я зашел к Вешлеру, лучший ресторан города. Вообще-то его цены мне не по карману, но на этот раз я позволил себе раскошелиться.
После ужина я подумал, что небольшая вечерняя прогулка на автобусе не причинит мне зла. Мне нравились автобусные поездки по городу, тем более что вскоре свобода моих передвижений будет весьма ограниченной.
Водитель автобуса был очень нетерпелив и, казалось, видел в пассажирах своих личных врагов. Впрочем, давки в автобусе не было и стоял очень милый вечер.
На Шестьдесят восьмой улице у тротуара ждала хрупкая маленькая старушка с седыми волосами. Чертыхнувшись, водитель остановил автобус и открыл двери. Старушка улыбнулась и слегка поклонилась сидящим в автобусе. Она поставила ногу на нижнюю ступеньку: было очевидно, что ее жизнь состоит скорее из неторопливых прогулок, чем из поездок на автобусе.
– Ну-с, – грубо прикрикнул водитель. – До вечера будем подниматься?
Старушка покраснела и, задыхаясь, сказала:
– Извините, пожалуйста.
Она протянула ему купюру в пять долларов.
– Мелочи нет что ли? – прорычал водитель, вперив в нее ненавидящий взгляд.
Она зарделась еще больше.
– Кажется, нет. Сейчас посмотрю…
Водитель явно обогнал расписание и торопиться ему было некуда. Чувствовалось, что ему очень нравится сама ситуация.
Старушка отыскала монету в двадцать пять центов и смущенно протянула ему.
– В кассу! – отрубил водитель.
Она быстро опустила монету в специальный ящик. Водитель газанул да так неожиданно, что старушка чуть не упала. С огромным трудом она удержалась.
Она бросила на пассажиров умоляющий взгляд – как будто ей было неловко за то, что не сумела быстро подняться в автобус, сразу найти монету и к тому же чуть не упала. На лице ее застыла жалкая улыбка.
На подъезде к Восьмидесятой улице она нажала кнопку звонка, поднялась и подошла к передней двери.
Водитель остановил автобус и недовольно посмотрел на нее.
– Вон задняя дверь. Вы когда-нибудь научитесь правильно выходить?
Выходить действительно принято в заднюю дверь, особенно когда автобус переполнен. Но сейчас в нем не было и десятка пассажиров, которые мирно читали свои газеты без малейшего намерения выходить.
Старушка побледнела, повернулась и вышла через заднюю дверь. Вечер для нее был явно испорчен. Вряд ли она часто выходила из дома, так что сегодняшняя поездка запомнится ей надолго.
Я доехал до кольца.
На конечной остановке я остался один. Водитель развернул автобус и остановился. Место было пустынное, плохо освещенное. На остановке никого не было. Водитель бросил взгляд на часы, закурил, а потом обернулся ко мне:
– Если надумали ехать обратно, мистер, платите за билет еще четверть доллара. Нечего тут на холяву раскатываться.
Я встал с места и неспеша подошел к кабине.
– Послушайте, сколько вам лет?
– Это вас не касается, – ответил он грубо.
– Вероятно, около тридцати пяти. Могли бы пожить еще лет тридцать, а то и больше…
Я вынул пистолет. Сигарета выпала из его рта.
– Берите деньги, – сказал он.
– Деньги мне не нужны. Я думаю сейчас о старухе, которую вы обидели, о многих других женщинах, о беззлобных и безропотных мужчинах, о веселых ребятишках. Знайте, что вы – преступник. Вашим преступлениям нет никакого оправдания. Ваше существование бессмысленно.
После чего я выстрелил.
Потом сел и стал ждать. Прошло минут десять, а я все сидел наедине с убитым. И вдруг почувствовал, что невероятно хочу спать. Просто безумно. Не лучше ли сперва проспаться как следует, а потом сдаваться полиции?
Я написал на листке бумаги, что меня заставило убить водителя, подписался инициалами и, как обычно, положил убитому в карман.
Прогулявшись километра два, я поймал такси и поехал домой. Заснул глубоким сном, видел приятные и даже веселые сны, проснулся около девяти утра.
Приняв душ и сытно позавтракав, я выбрал свой лучший костюм. Потом вспомнил, что уже два месяца не платил по счету за телефон. Я выписал чек, положил его в конверт, надписал адрес. Заметил, что у меня кончились почтовые марки, и решил зайти перед полицейским участком на почту.
По пути я сообразил, что марки продают в аптеке за углом, как раз по пути. Раньше я сюда не ходил. Хозяин, одетый в белый халат, сидел и читал вслух газету, рассыльный его слушал. На мой приход он не обратил внимания.
– На листке бумаги нашли отпечатки пальцев, – сказал он. – Его почерк известен, инициалы тоже. Почему же полиция медлит?
Рассыльный пожал плечами.
– На кой черт отпечатки, если убийца не найден? И что толку от почерка, если его не с чем сравнить? И хотел бы я знать, сколько тысяч горожан имеют инициалы «Л. Т.»?
– Ну, я пошел, – добавил он минуту спустя.
Аптекарь углубился в газету. Я кашлянул. Он перевернул страницу и поднял голову.
– Слушаю.
– Мне, пожалуйста, марку за четыре цента.
Лицо у него стало таким, будто я ткнул ему кулаком в бок. Он пристально поглядел на меня с полминуты, поднялся со стула и медленно направился в другой конец аптеки.
Я пошел было за ним, но что-то отвлекло мое внимание. Вскоре я почувствовал спиной его тяжелый взгляд и обернулся.
Аптекарь стоял в другом конце аптеки, пренебрежительно сжимая между пальцами марку в четыре цента.
– Вы что, думаете, что я сам ее вам принесу?
– Спасибо.
Я занялся своим кофе.
– Вы действительно не рассердились? – настойчиво спросила официантка.
1 2 3