В сияющих глазах ее отразилось то, что можно выразить одним словом: ликование.
– Видите? Я же говорила вам, что так и будет. Я выпил свой бокал и хмыкнул:
– А шампанское-то настоящее.
– Здесь все настоящее, – сказала она.
– И люди?
– Конечно. Такими я их увидела.
– И оттого, должно быть, все девушки похожи на вас.
– А мужчины – на вас.
Мы оба засмеялись, как на всамделишном балу.
– Это только мы их видим такими, – заговорщически прошептала она, – в жизни они будут другими. Но все будет именно так. Может быть, не здесь, а в Большом театре, может быть, просто на улицах. На Красной площади, например…
– Что же это – гипноз? – спросил я. Она фыркнула:
– Смешно. Я не Вольф Мессинг.
– Галлюцинация?
– Не знаю. Только я очень хотела это увидеть.
Я уже почти не сомневался в том, что галлюцинирую и эскиз будущего навязан мне Римой. Но какой исступленной гипнотической силой надо было обладать, чтобы и свою и чужую психику заставить поверить в реальность предполагаемого, обмануть зрение, слух, осязание, вкус.
– Не ломайте голову, – сказала она. – Просто мечта. И моя и ваша.
Окошко в будущее. Вот-вот захлопнется…
– Граждане! Воздушная тревога, – объявил невидимый радиоголос.
И все погасло – и свет и звук. И снова темнота предгрозовой ночи. И глухое безмолвие тишины.
Я крикнул в темноту:
– Рима!
Никто не отозвался. Я рванулся вперед и налетел на солдатскую койку. Оказывается, их никуда не убирали. Я ощупью обогнул ее и вышел к дверям. Там я и поднял свой брошенный ватник. В вестибюле горела единственная лампочка, но Римы я не нашел. Или она тоже была видением, или, что всего вероятнее, скрылась в темноте, чтобы избежать разговора со мной.
Впереди меня, застегивая на ходу пальто и ватники, спешили дежурные. Еле брезжил поздний зимний рассвет. А на площади Свердлова уже показались прохожие. Опасность воздушного нападения была устранена еще на подступах к городу.
В десять утра я потопал по заснеженным улицам в госпиталь на перевязку, потом через неделю с воинским эшелоном – в часть, а в декабре и январе мы действительно погнали их от Москвы, и был Сталинград, и Курская дуга, и великий победный марш к алому знамени на крыше рейхстага. Так все и было. И был мой бал, и мы танцевали вальс под трофейный баян на развалинах какого-то берлинского пригорода.
Только без Римы.
III
– Я обманул вас, простите, – обратился я к все еще сидевшей рядом женщине.
Она обернулась и спросила:
– Значит, вспомнили?
– Вспомнил, Рима… – сказал я.

1 2 3 4