Батюшка. Ох как болит!… И ты его ищешь, чтобы помочь?… (Задумывается.)
Монашка. А пионерам ведь не положено в храм-то божий! А у тебя вон он, галстук-то, краснеется, ишь!
Катя. А почему не положено? Я не знала.
Монашка. Как это не знала, должна знать! Аль ты, может, веруешь?
Катя. Что?
Монашка. Ну, в бога веришь?
Катя. В бога? Его нету.
Монашка. Во!… Ну! Вот они, вот, повырастали!…
Батюшка. Ну-ну, Ефимовна, будет! Сходи-ка мне пока к Алексей Захарычу, а мы поговорим.
Монашка. Да что ж с ними, нехристями, говорить-то! Отдохнули бы, батюшка, умаялись за день-то…
Батюшка. Сходи, сходи…
Монашка. У меня касса, батюшка.
Батюшка. Я покараулю, ступай.
Монашка ворчит, но уходит.
Помочь, значит, ищешь? Так, так. А к нам, стало быть, впервой?
Катя. Нет, я заходила, когда маленькая еще была. Все поют, и я цела. Мне один раз кашу давали с изюмом…
Батюшка. Кутью. А потом что ж?
Катя. Не знаю. Некогда. Я кино люблю.
Батюшка. Некогда – это верно. Времени совсем нет, все суета, суета. (Морщится.)Господи, господи, боже ты мой!
Катя. У вас что, голова болит? Она сейчас принесет. А хотите, я сбегаю, мне все равно в аптеку надо зайти, может, он в аптеке.
Батюшка (кладет Кате руку на голову).Спасибо. Добрая ты душа. Глаза у тебя словно у ангела… (О своем.)Ах ты господи, да что ж это такое, как же так?…
Катя. Да вы не расстраивайтесь… Скажите, а у вас тут никакой комнатки нет, чтобы на скрипке играть? Или ванной?
Батюшка. Ванной? Ну что ты, купель вот только.
Катя. Жалко. Ему ванная нужна, купель не подойдет… А это вы что, деньги считали? Вам деньги приносят, да?… Кто в бога верит?…
Батюшка. Да, по этого не нужно знать, это так… Истинная вера без корысти… Нда… (Все в той же задумчивости.)И добро… Вот ты мальчика со скрипкой ищешь, чтобы помочь? Тебе от него ничего не надо? Вот и мы так… О господи, прости нас, грешных!
Катя. А она говорит: касса. У вас что, билеты?
Батюшка. Нет, нет, дитя, бог с тобой!…
Катя. А вы в кино не ходите?
Батюшка. В кино? Нет. Не положено нам.
Катя. А в театр, на стадион?
Батюшка качает головой.
Как же так?… А в магазин можно?
Батюшка. В магазин можно.
Катя. Бедные!
Батюшка. Ничего, обходимся. (Морщится.)Как же зовут тебя, душа христианская? Где живешь ты?
Катя (улыбается).Я не крестьянская. И сейчас я нигде но живу… А зовут меня Анна-Мария.
батюшка (пугается).Анна-Мария? Анна? Мария?… О господи! Истинно Христова душа! Ангел ниспосланный!
Катя. Да что вы, какой я ангел! (Смеется.)
Батюшка (заводя самого себя).Господи! Анна-Мария! Вот она, вера-то, вот чистота-то! А мы что ж? Недобры, недобры… Подл я стал, руки лихоимством осквернил, зло скопил, подл стал! О господи! В глаза ее… поглядел – все добро мира там…
Катя (испугалась).Что вы, что вы, дяденька?…
Батюшка. Правду говоришь, за рубли веру-то отпускаем! О матерь пресветлая, прости ты нас!… И ты, ты, ангел, прости! (Охватывает голову руками, опускается на колени.)
Катя пятится.
Анна! Мария! Прости!… Катя. Бог простит, дяденька. (Убегает.)Батюшка (в полном ошеломлении).Что? Как?… Где она? Что
она сказала?… О господи!… Монашка (подбегает).Батюшка! Батюшка! Что с тобой, отец
родной? Воды! Эй!… А касса-то, касса где? О господи!… На
месте, слава тебе!… Батюшка! Отец Варфоломей, Владислав
Алексеевич, да что ж это?… Батюшка. Где она? Как сказала-то?… Ангел ниспосланный…
О господи!…
Его уводят.
Картина одиннадцатая
Парк, снег, та же скамейка. Идет Володя, подняв воротник, садится, закуривает, грустит.
Голос Кати. Ну не надо, Володя, не расстраивайтесь. Я, конечно, понимаю, это самое обидное, когда отогреваешь, отогреваешь, а дерево так застыло, что даже не принимает тепла.
Володя. Ну! В том-то и дело.
Голос Кати. Да, тогда уж у самой начинают руки замерзать. Но ведь все равно я, например, не могу пройти мимо, не могу, чтобы не прикоснуться, так ведь?
Володя (усмешка).Да, конечно. Ты умница, Анна-Мария.
Голос Кати. Будешь умницей. У меня у самой Генка куда-то пропал.
Володя смеется. Появляются ребята с гитарами, в масках Буратино, поют.
Первый. Буратино, а Буратино, по-моему, человек замерзает?
Второй. Ну и что? По-моему, это его личное дело. Не надо вмешиваться во внутренние дела чужих государств, Буратино.
Первый. Да, до тех пор пока они не становятся наружными, Буратино.
Второй. Вы так думаете, Буратино?
Первый. Да, мы так думаем, Буратино.
Второй. Ну что ж, раз вы настаиваете, можно этого гражданина и за нос дернуть.
Володя. Не стоит, ребята. Я волшебник. У меня первый разряд по волшебству. Я очень даже просто могу из вас, например, отбивные котлеты сделать.
Второй. А нас ведь двое, дяденька.
Володя. А ведь воюют не числом, а умением.
Первый. Это мы знаем, это мы проходили. Это Суворов.
Второй. Пуля – дура, штык – молодец.
Первый. Тяжело в ученье – тяжелей в бою!
Второй. Идем с нами, дяденька! Брось ты об ей думать! Ты ведь об ей?…
Володя (в тон).Приходил я к ней с приветом, рассказать, что солнце встало…
Первый. А она чего сказала?
Второй. А она сказала: летом!
Первый. Брось, дяденька, пойдем!
Ребята бросают снежки, Володя тоже, они увлекают его за собой. А к скамейке подходит Катя. Садится на то же место.
Голос Володи. Ну не надо, Анна-Мария, ну что ты, не расстраивайся. Я понимаю, это самое обидное, когда ты отогреваешь, отогреваешь, а дерево так застыло, что не принимает тепла.
Катя. Ну вот, в том-то и дело! У самой начинают руки замерзать.
Голос Володи. Понятно. Но ты ведь все равно не можешь пройти мимо, чтобы не прикоснуться, не попробовать, так ведь?… Рассказать тебе про Детского человека? Был у нас когда-то Детский человек…
Катя. Волшебник?
Голос Володи. Слушай. Он жил на нашей улице. Все его считали чудаком. Высокий такой, худой старик. Зимой и летом без шапки ходил, в длинном плаще… Но добрый очень, понимаешь?… Целый день бродил по улицам, и где мы, там и он. Всех детей знал, и мы его все знали. Маленькие и большие. Разговаривал с нами, играл, а то просто сядет в стороне и сидит, не мешает. И только если драка какая-нибудь или ссора, подойдет, спросит, в чем дело, и говорит: не надо, не обижайте друг друга… (Задумывается.)И он не уставал, понимаешь?… Я вот помню, один раз чужие ребята у меня коньки отняли… Я уже с катка возвращался, а на меня сразу четверо из-за угла… Даже не так коньки жалко было, как обидно: четверо на одного…
Катя. Несправедливо.
Голос Володи. Да. Ну и вот, иду, плачу, стараюсь, конечно, виду не показать, чтобы прохожие не заметили, а потом чувствую: идет кто-то рядом со мной, вровень, кладет руку на плечо. Смотрю: Детский человек… Ничего не говорит, не спрашивает, просто идет рядом, и все… Я никогда этого забыть не мог. Ничего вроде особенного, правда? Но так мне, понимаешь, одиноко было, так обидно, все заняты… А старик словно из-под земли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13