Нет, это невозможно! В самую последнюю минуту я все-таки сумею справиться с одним человеком, хотя бы весь его пояс был утыкан пистолетами.
Но как? По-видимому, мне оставалось одно: прибегнуть к открытой силе. Сердце у меня начинало трепетать при мысли об этом и потом снова замирало. Шагах в ста впереди нас дорога подходила к самому краю пропасти, и в этом именно месте была нагромождена куча камней. Я выбрал это место, как самое удобное для моей отчаянной попытки. «Антуан, — рассуждал я, — должен будет притянуть свою лошадь обеими руками для того, чтобы перебраться через эти камни, и, если я неожиданно обернусь, он уронит ружье или выстрелит наудачу».
Но тут случилось нечто неожиданное, как всегда бывает в последнюю минуту. Мы не проехали и пятидесяти шагов, как я почувствовал сзади горячее дыхание его лошади, а затем с каждой секундой она стала подаваться все больше и больше вперед. Сердце у меня неистово запрыгало. Он равняется со мною; он сейчас будет в моей власти! Чтобы скрыть свое волнение, я начал насвистывать.
— Тише! — прошептал он таким странным и неестественным голосом, что моей первой мыслью было: уж не болен ли он? Я обернулся к нему, но он повторил:
— Тише! Здесь надо ехать молча, мосье.
— Почему? — строптиво спросил я, не будучи в состоянии побороть своего любопытства.
Это было очень глупо с моей стороны, так как с каждой минутой его лошадь подходила ближе. Ее морда была уже наравне с моими стременами.
— Тише, я говорю! — сказал он опять, и на этот раз в его голосе явственно звучал страх. — Это место называется «Дьявольским Капищем». Дай Бог благополучно проехать здесь! Здесь не следует бывать позднею порою! Посмотрите!
И он поднял руку, которая явственно дрожала. Я посмотрел по указанному направлению и увидел на краю пропасти, на небольшом пространстве, очищенном от камней, три обломанных шеста, водруженных на грубо сложенных пьедесталах.
— Ну? — сказал я тихим голосом.
Солнце, приближавшееся к горизонту, озаряло кровавым отблеском снеговую вершину, но долина уже тонула в сером сумраке.
— Ну, что ж из этого? — повторил я.
Несмотря на всю опасность, которая грозила мне, и на волнение, которое овладевало мной при мысли о предстоящей борьбе, мне сообщился и его страх. Никогда я не видел такого мрачного, такого пустынного, такого Богом забытого места! Я невольно задрожал.
— Здесь стояли кресты, — сказал он почти шепотом, между тем как глаза его испуганно блуждали по сторонам. — Габасский священник благословил это место и поставил кресты. Но на другое утро от них остались только палки. Вперед, мосье, вперед! — продолжал он, хватая меня за рукав. — Здесь опасно после захода солнца. Молите Бога, чтобы сатаны не было дома!
В своем суеверном страхе он забыл все свои прежние предосторожности. Его ружье соскользнуло с седла, а нога касалась моей. Я заметил это и изменил свой план действий. Когда мы достигли груды камней, я остановился, словно затем, чтобы дать своей лошади собраться с духом, после чего сразу же выхватил у него из рук ружье, осадив вместе с тем свою лошадь назад. Это было делом одной секунды! Через мгновение дуло ружья было наведено на него и мой палец лежал на курке. Мне еще не случалось видеть столь легкой победы!
Он посмотрел на меня взором, исполненным гнева и испуга, и рот его раскрылся.
— Вы с ума сошли? — воскликнул он, стуча зубами от страха.
Даже теперь глаза его испуганно бегали по сторонам.
— Ничуть не бывало! — ответил я. — Но мне это место так же мало нравится, как и вам (что было отчасти справедливо). — А потому, скорее отсюда! Поворачивайте назад, или я не ручаюсь за последствия.
Он с покорностью ягненка повернул и поехал назад, не вспомнив даже о своих пистолетах. Я ехал вслед за ним, и через минуту мы уже были довольно далеко от «Дьявольского Капища», спускаясь по тому же склону, по которому незадолго перед тем поднимались. Но теперь ружье было у меня в руках.
Проехав около полумили — до тех пор мне все-таки было жутко, и, хотя я благодарил небо за существование на свете «Дьявольского Капища», я не менее был благодарен и за то, что убрался оттуда, — я приказал Антуану остановиться.
— Пояс долой! — коротко скомандовал я. — Бросьте его на землю и имейте в виду, если вы вздумаете обернуться, я выстрелю.
Мужество давно покинуло его, и он беспрекословно повиновался. Я спрыгнул на землю, не сводя с него дула своего ружья, и поднял пояс с пистолетами. Затем я опять сел на лошадь, и мы продолжали свой путь. Спустя некоторое время он угрюмо спросил меня, что я намерен делать.
— Ехать назад, пока не доберемся до дороги на Ош.
— Через час будет темно, — заметил он.
— Я знаю, — ответил я. — Нам придется как-нибудь приютиться на ночь.
Мы так и сделали. Пользуясь остатками дня, мы добрались до конца ущелья и здесь, на опушке соснового леса, я выбрал местечко, в стороне от дороги, защищенное от ветра, и приказал Антуану развести огонь. Лошадей я привязал поблизости костра. У меня был с собою кусок хлеба, у Антуана тоже, и в придачу головка лука. Мы молча поужинали, расположившись по обеим сторонам костра.
После ужина я очутился в затруднении: как я буду спать? Красноватый свет костра, падавший на смуглое лицо и жилистые руки негодяя, озарял также и глаза его — черные, злые, бдительные. Я знал, что он думает о мести, что он не задумается вонзить мне между ребер кинжал, если только представится к этому случай, — и мне представлялся только один исход — не спать. Будь я кровожаден, я нашел бы другой выход из затруднения и застрелил бы его на месте. Но я никогда не чувствовал склонности к жестоким поступкам, и у меня не хватало духа на это.
Обширность окружавшей нас пустыни, темный небосклон, унизанный золотыми звездами, черная бездна внизу, где клокотал и бурлил невидимый поток, своим ревом не нарушавший, а еще резче оттенявший безмолвие гор и небес, отсутствие всяких признаков человеческого существования вокруг — все это вызывало во мне какое-то благоговейное настроение, и я, содрогаясь, оставил греховную мысль, решившись лучше не смыкать глаз всю ночь — долгую, холодную, пиренейскую ночь.
Мой компаньон скоро свернулся клубочком и заснул, согреваемый костром, а я часа два просидел над ним, погруженный в раздумье. Мне казалось, что уже целые годы прошли с тех пор, как я был у Затона или метал кости. Прежняя жизнь, прежние занятия — вернусь ли я когда-нибудь к ним? — рисовались мне сквозь неясную туманную дымку. Будут ли когда-нибудь так же рисоваться мне и Кошфоре, этот лес, эти горы, серый замок и его хозяйки? И если каждый отдел нашего существования так быстро вянет и бледнеет в нашем воспоминании при вступлении в новый период жизни, то не будет ли когда-нибудь и вся наша жизнь, все, что мы… Но довольно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52