Этим же средством они пользовали и раненых лошадей. Лишь через несколько дней один пожилой солдат, по имени Хуан, охотно беседовавший с Мариной, объяснил ей, что испанцы делали это по необходимости, за отсутствием оливкового масла.
А на следующее утро завоеватели попали в ловушку. Разгоряченные боем, они незаметно для себя втянулись в узкое ущелье, где конница не могла развернуться, да и артиллерию применить было трудно. А там, за поворотом, их ожидала целая армия индейцев – тридцать тысяч. Во главе ее стоял Шикотенкатль – сын одного из главных правителей Тлашкалы.
Марина находилась в обозе, позади атакующих. Она не выдержала, отбежала в сторону, вскарабкалась, как дикая кошка-оселот, на ближайший утес и обмерла: так беззащитна показалась ей стайка ее новых хозяев против индейских полчищ. Впервые в жизни у нее защемило сердце.
В лучах утреннего солнца переливались разноцветные перья, украшавшие индейских воинов, их оружие, бесчисленные копья и дротики с остриями из обсидиана, боевые штандарты с изображениями золотого орла или белой цапли, стоящей на скале. Лица участвующих в сражении были расписаны белыми и желтыми полосами, боевой раскраской.
По приказанию Кортеса испанцы начали пробиваться из теснин на равнину. С огромным напряжением сил это им удалось. И сразу положение изменилось. Скученность тлашкаланцев оказала им плохую услугу, плотные ряды их воинов представляли хорошую цель для артиллерии. Каждый залп вырывал из строя десятки жертв. А когда дело доходило до рукопашной схватки, дрались лишь передние ряды, остальная масса, беспорядочно наседая, только мешала своим.
После ожесточенного часового сражения индейцы отошли в полном порядке. Кортес ждал предложения о мире, но его не было. Тогда он сам послал второе посольство, где требовал, чтобы испанцев пропустили через Тлашкалу. Ответ Шикотенкатля был краток, но выразителен:
– Чужеземцы могут идти, когда вздумают… Но мир с ними мы заключим после того, как их мясо будет отделено от костей, а кровь их сердец насытит наших богов!
Когда Марина переводила эти слова Кортесу, она ожидала взрыва гнева. Но предводитель войска умел сдерживать себя когда нужно. Он лишь усмехнулся и отпустил послов. А нескольких пленных приказал одарить цветным бисером и отпустить, предварительно растолковав им, что испанцы им не враги, а братья.
Время шло. Были еще две безрезультатные стычки, становилось труднее с продовольствием. Все окрестные индюки и щенята были съедены, а вылазки за едой обходились дорого. У испанцев погибло пятьдесят пять человек от ран и болезней, остальные едва стояли на ногах. Сам Кортес заболел опасной лихорадкой. Он настолько ослаб, что с трудом держался в седле. Попытки Марины полечить его травами успеха не приносили. Болел лихорадкой и патер Ольмедо. Ему лекарства его новой духовной дочери помогли.
Неожиданно в испанский лагерь явилась группа индейцев с подарками. Их встретили радушно. И только одна Марина, только она смогла понять и растолковать Кортесу, что это разведчики Шикотенкатля, подосланные разузнать силы врагов. Когда их как следует допросили, так и оказалось: назавтра тлашкаланцы собирались штурмовать испанский лагерь.
По приказанию Кортеса всем этим разведчикам отрубили руки и отослали назад.
Марина улыбнулась в темноте, вспомнив, что тогда и Кортес и все его солдаты считали положение безнадежным. Только она ободряла своего владыку и возлюбленного. И действительно – произошло чудо. На утро перед форпостами испанцев появились не разъяренные воины, а толпы носильщиков со свежими съестными припасами. А за ними явился и сам Шкотекатль с предложением мира и дружбы. Это был высокий широкоплечий воин лет тридцати пяти с гордой осанкой и лицом, покрытым боевыми рубцами. Он откровенно объявил, что правители Тлашкалы и он сам считают себя побежденными, а дальнейшее сопротивление – бессмысленным. Война была начата потому, что они приняли Кортеса за друга Мотекусо-мы. Если же верно, что он, Кортес, помогает народам, порабощенным ацтеками, то в лице тлашкаланцев он найдет стойких помощников и верных друзей.
Велика была радость Кортеса. Он не только одержал неожиданную победу, но и приобрел новых сильных союзников! Внешне, однако, он был суров и строг, как и подобает победителю. По его указанию испанцы тоже не высказали охватившей их бурной радости. Они приняли как должное изъявление покорности и щедрые подношения съестных припасов, в которых так нуждались.
Вспоминая эти радостные часы, Марина наконец незаметно уснула.
7
Утром донью Марину ожидала радость – приехала ее внучка. Хотя девочка была нинья бастарда – незаконная дочь дона Мартина, прижитая им от индейской служанки, Марина ее очень любила. Девочка в белом кисейном платьице напоминала ей о детстве.
Первая половина дня прошла в возне с внучкой, разговорах со скромной Хосефиной, матерью Хуаниты. После обеда и краткого отдыха все перешли в гостиную. Девочка в сотый раз принялась рассматривать диковинные вещи, собранные в этой чудесной комнате. Трогать их Хуанита не трогала; заложив за спину тоненькие смуглые ручки, она долго и пристально изучала, какую-нибудь фарфоровую вазу, стоявшую на поставце около окна. Это занятие никогда не надоедало. Марина же в это время расспрашивала Хосефину о хозяйственных делах асьенды, где жили ее гости.
Сегодня Хуанита вдруг обратила внимание на большой поясной портрет Эрнандо Кортеса, висевший в простенке.
– Донья Марина, а это кто? Ваш родственник? – спросила она своим звонким голоском.
Лицо Марины слегка затуманилось. Как ей хотелось ответить: «Дорогая моя, это не мой родственник, а твой. Это твой родной дедушка!» Но сказать так было нельзя. И старая женщина, переглянувшись с Хосефиной, ответила подобающим образом:
– Нет, малышка, это не мой родственник, это маркиз дель Валье, дон Эрнандо Кортес, победитель великого Мотекусомы!
Девочка некоторое время изучала лицо на портрете, а потом повернулась к взрослым и сказала задумчиво:
– Маркиз похож на Христа в нашей церкви, только лицо у него более важное и суровое…
Марина не могла сдержать улыбки, а мать прикрикнула на Хуаниту, чтобы она больше не болтала глупостей.
Но гости вскоре уехали, и старая женщина снова осталась наедине со своими воспоминаниями. Она оставила бы Хуаниту у себя насовсем, но понимала: нельзя, девочка может затосковать, заболеть. А держать еще и Хосефину около себя ей не позволяла гордость.
Прошел вечер. Донья Марина уселась в кресло у окна – спать не хотелось – и снова начала перебирать четки воспоминаний. Странно устроена человеческая память! Она выхватывает из прошлого отдельные картины, иногда ослепительно яркие, до боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
А на следующее утро завоеватели попали в ловушку. Разгоряченные боем, они незаметно для себя втянулись в узкое ущелье, где конница не могла развернуться, да и артиллерию применить было трудно. А там, за поворотом, их ожидала целая армия индейцев – тридцать тысяч. Во главе ее стоял Шикотенкатль – сын одного из главных правителей Тлашкалы.
Марина находилась в обозе, позади атакующих. Она не выдержала, отбежала в сторону, вскарабкалась, как дикая кошка-оселот, на ближайший утес и обмерла: так беззащитна показалась ей стайка ее новых хозяев против индейских полчищ. Впервые в жизни у нее защемило сердце.
В лучах утреннего солнца переливались разноцветные перья, украшавшие индейских воинов, их оружие, бесчисленные копья и дротики с остриями из обсидиана, боевые штандарты с изображениями золотого орла или белой цапли, стоящей на скале. Лица участвующих в сражении были расписаны белыми и желтыми полосами, боевой раскраской.
По приказанию Кортеса испанцы начали пробиваться из теснин на равнину. С огромным напряжением сил это им удалось. И сразу положение изменилось. Скученность тлашкаланцев оказала им плохую услугу, плотные ряды их воинов представляли хорошую цель для артиллерии. Каждый залп вырывал из строя десятки жертв. А когда дело доходило до рукопашной схватки, дрались лишь передние ряды, остальная масса, беспорядочно наседая, только мешала своим.
После ожесточенного часового сражения индейцы отошли в полном порядке. Кортес ждал предложения о мире, но его не было. Тогда он сам послал второе посольство, где требовал, чтобы испанцев пропустили через Тлашкалу. Ответ Шикотенкатля был краток, но выразителен:
– Чужеземцы могут идти, когда вздумают… Но мир с ними мы заключим после того, как их мясо будет отделено от костей, а кровь их сердец насытит наших богов!
Когда Марина переводила эти слова Кортесу, она ожидала взрыва гнева. Но предводитель войска умел сдерживать себя когда нужно. Он лишь усмехнулся и отпустил послов. А нескольких пленных приказал одарить цветным бисером и отпустить, предварительно растолковав им, что испанцы им не враги, а братья.
Время шло. Были еще две безрезультатные стычки, становилось труднее с продовольствием. Все окрестные индюки и щенята были съедены, а вылазки за едой обходились дорого. У испанцев погибло пятьдесят пять человек от ран и болезней, остальные едва стояли на ногах. Сам Кортес заболел опасной лихорадкой. Он настолько ослаб, что с трудом держался в седле. Попытки Марины полечить его травами успеха не приносили. Болел лихорадкой и патер Ольмедо. Ему лекарства его новой духовной дочери помогли.
Неожиданно в испанский лагерь явилась группа индейцев с подарками. Их встретили радушно. И только одна Марина, только она смогла понять и растолковать Кортесу, что это разведчики Шикотенкатля, подосланные разузнать силы врагов. Когда их как следует допросили, так и оказалось: назавтра тлашкаланцы собирались штурмовать испанский лагерь.
По приказанию Кортеса всем этим разведчикам отрубили руки и отослали назад.
Марина улыбнулась в темноте, вспомнив, что тогда и Кортес и все его солдаты считали положение безнадежным. Только она ободряла своего владыку и возлюбленного. И действительно – произошло чудо. На утро перед форпостами испанцев появились не разъяренные воины, а толпы носильщиков со свежими съестными припасами. А за ними явился и сам Шкотекатль с предложением мира и дружбы. Это был высокий широкоплечий воин лет тридцати пяти с гордой осанкой и лицом, покрытым боевыми рубцами. Он откровенно объявил, что правители Тлашкалы и он сам считают себя побежденными, а дальнейшее сопротивление – бессмысленным. Война была начата потому, что они приняли Кортеса за друга Мотекусо-мы. Если же верно, что он, Кортес, помогает народам, порабощенным ацтеками, то в лице тлашкаланцев он найдет стойких помощников и верных друзей.
Велика была радость Кортеса. Он не только одержал неожиданную победу, но и приобрел новых сильных союзников! Внешне, однако, он был суров и строг, как и подобает победителю. По его указанию испанцы тоже не высказали охватившей их бурной радости. Они приняли как должное изъявление покорности и щедрые подношения съестных припасов, в которых так нуждались.
Вспоминая эти радостные часы, Марина наконец незаметно уснула.
7
Утром донью Марину ожидала радость – приехала ее внучка. Хотя девочка была нинья бастарда – незаконная дочь дона Мартина, прижитая им от индейской служанки, Марина ее очень любила. Девочка в белом кисейном платьице напоминала ей о детстве.
Первая половина дня прошла в возне с внучкой, разговорах со скромной Хосефиной, матерью Хуаниты. После обеда и краткого отдыха все перешли в гостиную. Девочка в сотый раз принялась рассматривать диковинные вещи, собранные в этой чудесной комнате. Трогать их Хуанита не трогала; заложив за спину тоненькие смуглые ручки, она долго и пристально изучала, какую-нибудь фарфоровую вазу, стоявшую на поставце около окна. Это занятие никогда не надоедало. Марина же в это время расспрашивала Хосефину о хозяйственных делах асьенды, где жили ее гости.
Сегодня Хуанита вдруг обратила внимание на большой поясной портрет Эрнандо Кортеса, висевший в простенке.
– Донья Марина, а это кто? Ваш родственник? – спросила она своим звонким голоском.
Лицо Марины слегка затуманилось. Как ей хотелось ответить: «Дорогая моя, это не мой родственник, а твой. Это твой родной дедушка!» Но сказать так было нельзя. И старая женщина, переглянувшись с Хосефиной, ответила подобающим образом:
– Нет, малышка, это не мой родственник, это маркиз дель Валье, дон Эрнандо Кортес, победитель великого Мотекусомы!
Девочка некоторое время изучала лицо на портрете, а потом повернулась к взрослым и сказала задумчиво:
– Маркиз похож на Христа в нашей церкви, только лицо у него более важное и суровое…
Марина не могла сдержать улыбки, а мать прикрикнула на Хуаниту, чтобы она больше не болтала глупостей.
Но гости вскоре уехали, и старая женщина снова осталась наедине со своими воспоминаниями. Она оставила бы Хуаниту у себя насовсем, но понимала: нельзя, девочка может затосковать, заболеть. А держать еще и Хосефину около себя ей не позволяла гордость.
Прошел вечер. Донья Марина уселась в кресло у окна – спать не хотелось – и снова начала перебирать четки воспоминаний. Странно устроена человеческая память! Она выхватывает из прошлого отдельные картины, иногда ослепительно яркие, до боли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9