ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Дедуешь, Тимофеич? – понимающе улыбнулся Добрыня.
– Это ему токмо на пользу. Разомнется. Ишь, брюшко отъел. А заставу-то ему когда-нибудь принимать.
– А пошто не мне? – равнодушно удивился Добрыня.
– Имя у тебя неподходящее, – щелкнул языком Илья. – С таким именем тебе одна карьера – у Дурова. Или у Малюты.
Добрыня хохотнул, но тут же примолк: к скамейке строевым шагом с мечом наперевес приближался Алеша.
– Разрешите доложить, товарищ начальник заставы?
– Докладай уж, востроглазый, что углядел…
– На шлагбауме требуется перекраска черных полосок.
– Почему не белых? – всерьез изумился Илья, едва не подавившись квасом.
– Белый цвет отражает, черный поглощает, товарищ старший богатырь, – громко отрапортовал Попович. – А потому и изнашивается быстрее.
– Во как! – удовлетворенно и уважительно кивнул Муромец Добрыне. – Учиться надо нам, Никитич. Учиться, учиться и учиться.
Добрыня вяло кивнул, а Илья между тем продолжал поучать стоявшего навытяжку Алешу:
– Вот ты, Лешенька, думаешь, что я совсем спятил. Гоняю тебя почем зря, тереблю попусту. И того ты, милок, не знаешь, что Баранов, заммордух наш единственный, ровнехонько в десять утра на балкон свой выходит и в трубочку поднадзорную заставку мою единственную на вшивость проверяет. Ежели дежурный у шлагбаума околачивается, стало быть, все в порядке, блюдет Муромец дисциплину воинску. А вот ежели о тот час не видать ему Красной армии день, другой и третий, то мне выговор устный. И не выговор мне, побратимушка, в тягость, а морда заммордуха нашего, когда он, крохобор, меня уму-разуму учит. А теперь определи мне время по солнышку, родной.
– Десять ноль пять, – бодро отчитался Алеша.
– Понятно ли, молодец?
Алексей глубокомысленно кивнул и безукоризненно отсалютовал Илье мечом в римско-испанском стиле с элементами фехтовальной школы дружественных янычаров.
– Ну а раз понятно, двигай в дежурку. Там за шкафчиком, ну ты знаешь где… Жбанчик там имеется, если Нестеров его не нашел. Бери три кружки, помидорчиков – и назад.
Илья, явно вдохновленный своей непривычно длинной речью, отодвинулся на скамейке в тень березы и довольно вздохнул. Алеша понимающе хмыкнул, воткнул меч в траву под дерево и ушел на заставу.
Дверь за ним захлопнулась, и тотчас из открытого окна раздалась трель звонящего телефона.
– Илья! – спустя десять секунд заорал Попович, высунувшись на улицу. – Скуратов звонил, тебя к себе требует.
Добрыня вопросительно поднял на Илью свои голубые глаза, которые на глазах же приобрели оттенок дамасской стали.
– Не нравится мне это, Илюш, – твердо заявил он вяло засобиравшемуся Муромцу. – Может, прав Лешка-то? Никак укрепление дисциплины очередное намечается.
– Не робей, братва. Отобьемся! – донеслось с крыльца, на котором появился Попович в кольчуге на голое тело и явно не в своих сапогах. Чувствовалось, что, отыскав жбанчик, он успел основательно к нему приложиться.
Илья тяжело вздохнул, выразительно постучал согнутым указательным пальцем по виску и, оставив друзей в недоумении, поплелся по жаре к лагерю.

* * *
В скуратовских подвалах Муромец, как всегда, заблудился, так что в кабинет Малюты вошел сильно раздраженным.
– Садитесь, товарищ Муромский, – хмуро пригласил начальник отдела контрразведки, небрежно кивая на прикрученный к полу табурет со спинкой.
Илья грузно рухнул на предложенный стул, тут же закинул ногу за ногу и зевнул, вызывающе скучая.
Малюта привычно включил черную эбонитовую лампу и с тайной надеждой аккуратно направил ее в глаза богатыря. Из богатого арсенала своих предшественников и последователей прием с лампой был единственным, который Скуратов осваивал несколько лет подряд, неизменно восхищаясь его простотой и действенностью. К сожалению, коллеги его этих взглядов не разделяли, что в очередной раз продемонстрировал Илья.
Муромец неспешно поднялся, аккуратно вырвал железный табурет из каменного пола и, стараясь не греметь, переставил его в сторону. В прошлый раз ту же процедуру он проделал со столом Малюты.
Скуратов недовольно пожевал губами, хмыкнул и направил свет лампы на зеленое сукно. Затем он достал из ящика картонную папку и небрежно кинул ее на стол. Потом медленно нацепил очки, опять пожевал губами, снова тяжело вздохнул и открыл дело.
– Муромский Илья Тимофеевич, – скороговоркой забормотал он. – Национальность: славянин, русский… не был… был… посещал неоднократно… не был. Так, вот это поинтереснее будет. Отбывал двухнедельное наказание за демонстративное сшибание маковок церквей и боярских теремов в городе Киеве в девятьсот восемьдесят девятом году в княжение Владимира Красно Солнышко. Совместно с княжеским дядей Добрыней и поповским сыном Алексеем подбивал местную голытьбу начистить рыло княжескому советнику за повышение цен на брагу и проезд на общественных клячах. Рыло начистил. Реабилитирован и выпущен в чисто поле в связи с нашествием печенегов искупить вину кровью. Подтверждаете?
– Что приказано, то и сделано, – лениво согласился Илья, безмятежно разглядывая потолок. – Искупил кровушкой.
– Насчет советника приказа не было, – ехидно заметил Малюта.
– Полезная инициатива завсегда наказуема, – отпарировал Илья. – Дык и не сказано было, чьей кровушкой искупать… Чай, зажила морда-то? Не зря ж он ее отъедал на костях крестьянских. Печенеги тож не жаловались.
– Ладно, проехали, – вновь уперся взглядом в дело Скуратов. – Не был… был… не был… был… Находясь в долгосрочной командировке, состоял в КПСС, вероисповедание – культ Перуна.
– Брехня, – зевнул Илья. – С Крещения Руси – православный, вот те крест.
Скуратов согласно кивнул, аккуратно внес в документы необходимые поправки и продолжил:
– В порочащих его связях замечен не был.
– Брехня, – лениво повторил Илья, но тут же оживился: – Забыл, что ли, козел старый, как мы с тобой в Париже в тысяча девятьсот двенадцатом отрывались? А с теми гетерочками в Риме? Помнишь рыженькую твою? Во стерва-то была, не приведи господи!
Малюта отложил перо в сторону, наморщил лоб и чему-то задумчиво улыбнулся. Потом в очередной раз тяжело вздохнул, взял перо, но правок вносить не стал – очевидно, по его понятиям подобные связи порочащими не были.
– Продолжим, – сухим скрипучим голосом вернулся к делу Малюта. – Не был… был… не был… был… Семейное положение: вдовец. Сын: Сокольник Ильич Муромский-Печенежский, находится в оперативном розыске службы собственной безопасности.
Малюта вопросительно глянул на Илью, но тот отрицательно мотнул головой, и Скуратов в который уже раз вздохнул.
В глазах контрразведчика мелькнуло непривычное для него выражение соболезнования. Последние двадцать три года Илья с Алешей и Добрыней каждый отпуск, украдкой от командования, неутомимо искал своего сына, в младенчестве угнанного печенегами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77