Его серебристая шевелюра совершенно не поредела со времени нашей первой встречи на Рашен-Хилл в Сан-Франциско. Несмотря на зиму, лицо его было покрыто бронзовым загаром. За шесть лет он совсем не изменился, все так же сидел дорогой костюм и от него пахло тем же лосьоном.
После бурного обмена любезностями он с энтузиазмом подвел меня к одной из картин.
- Как вы её находите?
Я не большая любительница примитивизма. Эти двухмерные дома-сараи и слащавые, по-детски раскрашенные фигурки не по мне. И картина явно относилась к этой категории: белый сказочный катафалк тащился по улице с тропической растительностью, фон был расписан ярко красным и синим.
- Смотрите только на катафалк, - посоветовал он мне.
Стараясь не разочаровать его, я сконцентрировала свое внимание. Но, по-моему, это была всего лишь небольшая повозка, запряженная четверкой лошадей, увенчанных плюмажем.
- Они что, действительно пользуются ими на островах? - попробовала я изобразить интерес.
- Конечно, особенно на детских похоронах, но присмотритесь, моя дорогая, и вы увидите на этом старом европейском катафалке раковины каури.
Я присмотрелась и действительно увидела горизонтальные гряды раковин, опоясывающие катафалк. Непонятно, почему они так его взволновали.
- Вуду, колдовство, - сухо заметила Эрика.
- Это не так просто, - запротестовал доктор Райхман. - Эти раковины каури употребляются при совершении магических ритуалов от Океании до Гарлема. Помните маленькие статуэтки с этими раковинами, которые делают на Сто десятой стрит?
- Гаитянские беженцы, - снова пояснила Эрика.
- Нет, моя дорогая, не так. Ты забыла о культе Шанго в Тринидаде, Сантерии на Кубе, Обеа на островах? Это не только Гаити.
Я оказалась невольной свидетельницей их бесконечного спора. Правда, тут же он подвел меня к следующей картине.
- Что здесь изображено?
Картина была в коричневато-зеленых тонах - ряды хижин, приютившихся на горном хребте. На переднем плане зеленел сахарный тростник вперемежку с виноградными лозами, ветхая хижина из листов рифленого оцинкованного железа, окруженная зловещего вида пальмами. Зеленоватые блики подсвечивали картину, в нижнем правом углу был изображен голубой светящийся шар. Я поежилась от неприятного чувства, охватившего меня, вроде полузабытого ночного кошмара.
- Это Гуайама, Пуэрто-Рико, город ведьм, - сказал доктор Райхман. Огненный шар - это "бруйа" - ведьма, которая летает по ночам в поисках жертвы.
- В этой картине есть нечто зловещее, просто мороз по коже, - признала я.
Он многозначительно взглянул на Эрику:
- Это не Вуду, моя дорогая. Это Пуэрто-Рико, и все это можно найти совсем рядом в Эль-Барио, в Испанском Гарлеме. Более чем тридцатилетняя миграция пуэрториканцев в Нью-Йорк сделала свое дело.
Мне сразу вспомнилась магическая вода и колокольчики над дверью управляющего в доме Джоэла.
- Я что-то слышала об эспиритизме.
- И о сеансах вызывания душ умерших, о брутарии - колдовстве, защите от злых духов. Как часто вам встречались "ботаникас" у нас в городе? спросил доктор Райхман.
Разумеется, я встречала их Ист-Виллидж и была уверена, что это лавочки, торгующие лекарственными растениями.
- В них продают порошки для вызывания духов, траву руты душистой от сглаза, мимозу для ванн - оберег от заклинаний смерти, - подытожил Райхман.
Тут мне снова пришла в голову Вероника, такая живая и современная, посещавшая вечерние курсы, чтобы стать секретаршей в солидном офисе, и продолжавшая жить в Эль-Барио. Сама мысль об этом была какой-то нелепой, словно она жила двойной жизнью.
- В этом городе на каждом шагу сталкиваешься с проявлениями сверхъестественных сил. Вера в них владеет тысячами умов, - продолжал доктор.
- Если ты и доводишь себя, то делаешь это профессионально, - заметила Эрика.
Вся беседа вспомнилась мне неделей позже, когда мы с Вероникой помогали Джоэлу съехать с его старой квартиры. Срок аренды у него кончился и Джоэл решил найти себе другое жилье в Вест-Вилидж. Мебель он собирался пока поставить у нас на Шестьдесят четвертой улице. Мне это, мягко говоря, не понравилось. Он и так пробыл у нас весь февраль и большую часть марта, а теперь ещё и мебель...это уже слишком.
Но, как бы там ни было, он мой единственный брат и у него слишком сложный период в жизни. Так что в то утро мы пришли помочь ему упаковать вещи. Джоэлу пришлось просмотреть все объявления в "Вилидж Войс", прежде чем удалось сделать заказ на перевозку. Его немногочисленные пожитки позволяли мне с оптимизмом оценивать перспективу нового переезда в будущем. Так и оказалось - хватило одного фургона. Когда Джоэл с бородатым водителем в кабине скрылись за поворотом, я вернулась помочь Веронике закончить уборку.
Слова доктора Райхмана всплыли в памяти, когда я мыла раковину, и все из-за порошка для чистки, который назывался "Магическая сила". Рядом со мной Вероника отчищала плиту, и меня охватило непреодолимое желание спросить её, что она знает о заклинаниях смерти. Но передо мной была красивая современная девушка, как любая из сотен и тысяч, заполняющих каждое утро офисы всяческих фирм, и я не отважилась завести разговор.
Но должны же под нью-йоркским лоском остаться хоть следы прежнего опыта, ведь она родилась на островах? По её словам, её детство проходило в трущобах Ла-Эсмеральды. Пока я трудилась над раковиной, вспомнились хижины из рифленой оцинковки и рубероида возле Сан-Хуана на берегу Атлантики.
Когда я ещё училась в колледже, во время каникул на восточном побережье мне случилось оказаться на старом кладбище. В окружении мраморных ангелочков наблюдала я за закатом, океан внезапно потемнел и набух, тучи на небе налились свинцом и спустились ниже, хижины, прилепившиеся к утесам стали выглядеть как-то мрачно. Окружавший меня пейзаж изменился почти мгновенно с первым дуновением ветра, мне стало не по себе. Захотелось снова очутиться под защитой городских стен, город стал для меня синонимом безопасности и, прыгая по обломкам мрамора, путаясь в высокой траве, я заторопилась назад и не останавливалась, пока не очутилась перед собором на площади Сан-Себастьяна. Немного успокоившись, я заглянула в "Сэмс Плейс", заказала ром и кока-колу. Гамбургер в тот вечер показался мне изысканным деликатесом.
На следующее утро, нежась в мягкой постели гостиницы местного отделения Ассоциации Молодых Христианок, я уверяла себя, что все дело в наступившей темноте и обстановке кладбища. Возможно, все так и было, но чувство страха, соприкосновения с чем-то чуждым и зловещим врезалось в мою память.
Детство Вероники прошло на кривых улочках и среди жестянок из-под пива, битых бутылок, кудахтанья кур и жарких семейных ссор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
После бурного обмена любезностями он с энтузиазмом подвел меня к одной из картин.
- Как вы её находите?
Я не большая любительница примитивизма. Эти двухмерные дома-сараи и слащавые, по-детски раскрашенные фигурки не по мне. И картина явно относилась к этой категории: белый сказочный катафалк тащился по улице с тропической растительностью, фон был расписан ярко красным и синим.
- Смотрите только на катафалк, - посоветовал он мне.
Стараясь не разочаровать его, я сконцентрировала свое внимание. Но, по-моему, это была всего лишь небольшая повозка, запряженная четверкой лошадей, увенчанных плюмажем.
- Они что, действительно пользуются ими на островах? - попробовала я изобразить интерес.
- Конечно, особенно на детских похоронах, но присмотритесь, моя дорогая, и вы увидите на этом старом европейском катафалке раковины каури.
Я присмотрелась и действительно увидела горизонтальные гряды раковин, опоясывающие катафалк. Непонятно, почему они так его взволновали.
- Вуду, колдовство, - сухо заметила Эрика.
- Это не так просто, - запротестовал доктор Райхман. - Эти раковины каури употребляются при совершении магических ритуалов от Океании до Гарлема. Помните маленькие статуэтки с этими раковинами, которые делают на Сто десятой стрит?
- Гаитянские беженцы, - снова пояснила Эрика.
- Нет, моя дорогая, не так. Ты забыла о культе Шанго в Тринидаде, Сантерии на Кубе, Обеа на островах? Это не только Гаити.
Я оказалась невольной свидетельницей их бесконечного спора. Правда, тут же он подвел меня к следующей картине.
- Что здесь изображено?
Картина была в коричневато-зеленых тонах - ряды хижин, приютившихся на горном хребте. На переднем плане зеленел сахарный тростник вперемежку с виноградными лозами, ветхая хижина из листов рифленого оцинкованного железа, окруженная зловещего вида пальмами. Зеленоватые блики подсвечивали картину, в нижнем правом углу был изображен голубой светящийся шар. Я поежилась от неприятного чувства, охватившего меня, вроде полузабытого ночного кошмара.
- Это Гуайама, Пуэрто-Рико, город ведьм, - сказал доктор Райхман. Огненный шар - это "бруйа" - ведьма, которая летает по ночам в поисках жертвы.
- В этой картине есть нечто зловещее, просто мороз по коже, - признала я.
Он многозначительно взглянул на Эрику:
- Это не Вуду, моя дорогая. Это Пуэрто-Рико, и все это можно найти совсем рядом в Эль-Барио, в Испанском Гарлеме. Более чем тридцатилетняя миграция пуэрториканцев в Нью-Йорк сделала свое дело.
Мне сразу вспомнилась магическая вода и колокольчики над дверью управляющего в доме Джоэла.
- Я что-то слышала об эспиритизме.
- И о сеансах вызывания душ умерших, о брутарии - колдовстве, защите от злых духов. Как часто вам встречались "ботаникас" у нас в городе? спросил доктор Райхман.
Разумеется, я встречала их Ист-Виллидж и была уверена, что это лавочки, торгующие лекарственными растениями.
- В них продают порошки для вызывания духов, траву руты душистой от сглаза, мимозу для ванн - оберег от заклинаний смерти, - подытожил Райхман.
Тут мне снова пришла в голову Вероника, такая живая и современная, посещавшая вечерние курсы, чтобы стать секретаршей в солидном офисе, и продолжавшая жить в Эль-Барио. Сама мысль об этом была какой-то нелепой, словно она жила двойной жизнью.
- В этом городе на каждом шагу сталкиваешься с проявлениями сверхъестественных сил. Вера в них владеет тысячами умов, - продолжал доктор.
- Если ты и доводишь себя, то делаешь это профессионально, - заметила Эрика.
Вся беседа вспомнилась мне неделей позже, когда мы с Вероникой помогали Джоэлу съехать с его старой квартиры. Срок аренды у него кончился и Джоэл решил найти себе другое жилье в Вест-Вилидж. Мебель он собирался пока поставить у нас на Шестьдесят четвертой улице. Мне это, мягко говоря, не понравилось. Он и так пробыл у нас весь февраль и большую часть марта, а теперь ещё и мебель...это уже слишком.
Но, как бы там ни было, он мой единственный брат и у него слишком сложный период в жизни. Так что в то утро мы пришли помочь ему упаковать вещи. Джоэлу пришлось просмотреть все объявления в "Вилидж Войс", прежде чем удалось сделать заказ на перевозку. Его немногочисленные пожитки позволяли мне с оптимизмом оценивать перспективу нового переезда в будущем. Так и оказалось - хватило одного фургона. Когда Джоэл с бородатым водителем в кабине скрылись за поворотом, я вернулась помочь Веронике закончить уборку.
Слова доктора Райхмана всплыли в памяти, когда я мыла раковину, и все из-за порошка для чистки, который назывался "Магическая сила". Рядом со мной Вероника отчищала плиту, и меня охватило непреодолимое желание спросить её, что она знает о заклинаниях смерти. Но передо мной была красивая современная девушка, как любая из сотен и тысяч, заполняющих каждое утро офисы всяческих фирм, и я не отважилась завести разговор.
Но должны же под нью-йоркским лоском остаться хоть следы прежнего опыта, ведь она родилась на островах? По её словам, её детство проходило в трущобах Ла-Эсмеральды. Пока я трудилась над раковиной, вспомнились хижины из рифленой оцинковки и рубероида возле Сан-Хуана на берегу Атлантики.
Когда я ещё училась в колледже, во время каникул на восточном побережье мне случилось оказаться на старом кладбище. В окружении мраморных ангелочков наблюдала я за закатом, океан внезапно потемнел и набух, тучи на небе налились свинцом и спустились ниже, хижины, прилепившиеся к утесам стали выглядеть как-то мрачно. Окружавший меня пейзаж изменился почти мгновенно с первым дуновением ветра, мне стало не по себе. Захотелось снова очутиться под защитой городских стен, город стал для меня синонимом безопасности и, прыгая по обломкам мрамора, путаясь в высокой траве, я заторопилась назад и не останавливалась, пока не очутилась перед собором на площади Сан-Себастьяна. Немного успокоившись, я заглянула в "Сэмс Плейс", заказала ром и кока-колу. Гамбургер в тот вечер показался мне изысканным деликатесом.
На следующее утро, нежась в мягкой постели гостиницы местного отделения Ассоциации Молодых Христианок, я уверяла себя, что все дело в наступившей темноте и обстановке кладбища. Возможно, все так и было, но чувство страха, соприкосновения с чем-то чуждым и зловещим врезалось в мою память.
Детство Вероники прошло на кривых улочках и среди жестянок из-под пива, битых бутылок, кудахтанья кур и жарких семейных ссор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43