Женщина состоятельная, добрая, скуповатая, она прилежно читала всяческую беллетристику, держала множество скотч-терьеров и пять степенных старых служанок, еле волочивших ноги.
Полковник Ходж жил в «Усадьбе», в большом доме с красивой остроконечной крышей, расположенном в самой деревне, и парк его одной стороной тоже примыкал к лугу Уэстмейкота. Полковник был человек не денежный, но он живо участвовал в делах Британского легиона и организации бойскаутов; он принял приглашение мистера Меткафа к обеду, но в семейном кругу называл его не иначе, как «хлопковый саиб».
Еще одни соседи, Хорнбимы со Старой Мельницы, занимали в местном обществе положение ясное и недвусмысленное. Эта бездетная немолодая чета посвятила себя художественным ремеслам. Мистер Хорнбим-старший был обыкновенный гончар в Стаффордшире и сам торговал своими изделиями; помогал он своим родичам неохотно и довольно скудно, но эти деньги, которые они не зарабатывали споим трудом, а получали от него каждые три месяца в виде чеков, обеспечили им вполне определенное место в верхнем слое здешнего общества. Миссис Хорнбим усердно посещала церковь, а ее супруг был мастер выращивать ароматические травы и овощи. Короче говоря, устрой они на месте своего огорода теннисный корт да обзаведись мистер Хорнбим фраком, соседи, безусловно, приняли бы их как равных. Во время первых послевоенных выборов миссис Хорнбим побывала у всех арендаторов, до кого можно было добраться на велосипеде, но Дамского кружка она сторонилась и, по мнению леди Пибери, не сумела себя поставить. Мистер Меткаф считал мистера Хорнбима богемой, а мистер Хорнбим мистера Меткафа – филистером. Полковник Ходж довольно давно поссорился с Хорнбимами из-за своего эрдель-терьера и, из года в год встречаясь с ними по нескольку раз на дню, не желал их замечать.
Обитателям крытых черепицей скромных домиков деревни от всех этих чужаков была немалая польза. Иностранцы, изумленные ценами в лондонских ресторанах и великолепием более доступных им герцогских дворцов, часто поражались богатству Англии. Однако о том, как она богата на самом деле, им никто никогда не рассказывал. А как раз в таких-то деревушках, как Мачмэлкок, и впитываются вновь в родную почву огромные богатства, что стекаются в Англию со всей империи. У здешних жителей был свой памятник павшим воинам и свой клуб. Когда в стропилах здешней церкви завелся жук точильщик, они не постеснялись расходами, чтобы его уничтожить; у здешних бойскаутов была походная палатка и серебряные горны; сестра милосердия разъезжала по округе в собственной машине; на Рождество для детей устраивались бесконечные елки и праздники и всем арендаторам корзинами присылали всякие яства; если кто-нибудь из местных жителей заболевал, его с избытком снабжали портвейном, и бульоном, и виноградом, и билетами нa поездку к морю; по вечерам мужчины возвращались с работы, натруженные покупками, и круглый год у них в теплицах не переводились овощи. Приходскому священнику никак не удавалось пробудить в них интерес к Клубу левой книги.
– «Господь нам эту землю дал, чтоб всю ее любить, но каждому лишь малый край дано в душе вместить» , – сказал мистер Меткаф, смутно вспоминая строки из календаря, который висел у него в кабинете в Александрии.
От нечего делать он сунул нос в гараж – там его шофер задумчиво склонился над аккумулятором. Потом заглянул еще в одну надворную постройку – и убедился, что за ночь с газонокосилкой ничего не случилось. Приостановился в огороде – отщипнул цветки у недавно посаженной черной смородины: в это лето ей еще не следовало плодоносить. И вот обход закончен – и Меткаф не спеша отправился домой завтракать. Жена уже сидела за столом. – Я все обошел, – сказал он. – Хорошо, дорогой. – Все идет прекрасно. – Хорошо, дорогой.
– Только вот Пиберскую колокольню не видно. – Боже милостивый, да на что тебе колокольня, Беверли? – Если ее видно, значит будет дождь. – Ну что за чепуха. Опять ты наслушался этого Боггита. Она встала и оставила его читать газеты. Ей надо было потолковать с кухаркой. Уж очень много времени в Англии отнимают слуги; и она с тоской вспомнила одетых в белое проворных слуг-берберов, которые шлепали по выложенным плиткой прохладным полам их дома в Александрии.
Мистер Меткаф позавтракал и с трубкой и газетами удалился к себе в кабинет. «Газетт» вышла сегодня утром. Истинный сельский житель первым делом всегда читает свой «местный листок», и поэтому, прежде чем открыть «Таймс», мистер Меткаф терпеливо продирался через колонки, посвященные делам Дамского кружка, и через отчеты о заседании Совета но устройству и ремонту канализации.
Так безоблачно начался этот день гнева!
2
Около одиннадцати мистер Меткаф отложил кроссворд в сторону. В прихожей, подле двери, ведущей в огород, он держал всевозможные садовые инструменты особого образца: специально предназначенные для людей пожилых. Он выбрал тот, что был совсем недавно прислан, не спеша вышел на солнышко и стал расправляться с подорожником нa лужайке перед домом. У инструмента этого был красиво обшитый кожей черенок, плетеная рукоятка и на конце лопаточка нержавеющей стали; работать им было одно удовольствие, и почти безо всяких усилий мистер Меткаф скоро уже изрыл довольно большой участок маленькими аккуратными ямками.
Он остановился и крикнул в сторону дома:
– Софи, Софи, выйди посмотри, что я сделал. Наверху в окне показалась голова жены.
– Очень мило, дорогой, – сказала она.
Ободренный Меткаф вновь принялся за дело. Но тут же окликнул идущего мимо Боггита.
– Отличная штука этот инструмент, Боггит.
– Угу.
– Как по-вашему, в эти ямки стоит что-нибудь посеять?
– Не.
– Думаете, трава все заглушит?
– Не. Подорожник опять вырастет.
– Думаете, я не уничтожил корни?
– Не. У них так вот макушки пообрубаешь, а корни только пуще в рост пойдут.
– Что ж тогда делать?
– А подорожник, его никак не одолеешь. Он все одно опять вырастет.
И Боггит пошел своей дорогой. А мистер Меткаф е внезапным отвращением взглянул на свою новую игрушку, досадливо приткнул ее к солнечным часам и, сунув руки в карманы, уставился вдаль, на другую сторону долины. Даже на таком расстоянии ярко-фиолетовая клумба леди Пибери резала глаз, она никак не сочеталась с окружающим ландшафтом. Потом взгляд Меткафа скользнул вниз, и на лугу, среди коров Уэстмейкота, он заметил незнакомые фигуры и стал с любопытством вглядываться.
Какие-то двое – молодые люди в темных городских костюмах – сосредоточенно занимались чем-то непонятным. С бумагами в руках, поминутно в них заглядывая, они расхаживали большими шагами по лугу, словно бы измеряли его, присаживались на корточки, словно бы на глазок прикидывали уровень, тыкали пальцем в воздух, в землю, в сторону горизонта.
1 2 3 4 5 6
Полковник Ходж жил в «Усадьбе», в большом доме с красивой остроконечной крышей, расположенном в самой деревне, и парк его одной стороной тоже примыкал к лугу Уэстмейкота. Полковник был человек не денежный, но он живо участвовал в делах Британского легиона и организации бойскаутов; он принял приглашение мистера Меткафа к обеду, но в семейном кругу называл его не иначе, как «хлопковый саиб».
Еще одни соседи, Хорнбимы со Старой Мельницы, занимали в местном обществе положение ясное и недвусмысленное. Эта бездетная немолодая чета посвятила себя художественным ремеслам. Мистер Хорнбим-старший был обыкновенный гончар в Стаффордшире и сам торговал своими изделиями; помогал он своим родичам неохотно и довольно скудно, но эти деньги, которые они не зарабатывали споим трудом, а получали от него каждые три месяца в виде чеков, обеспечили им вполне определенное место в верхнем слое здешнего общества. Миссис Хорнбим усердно посещала церковь, а ее супруг был мастер выращивать ароматические травы и овощи. Короче говоря, устрой они на месте своего огорода теннисный корт да обзаведись мистер Хорнбим фраком, соседи, безусловно, приняли бы их как равных. Во время первых послевоенных выборов миссис Хорнбим побывала у всех арендаторов, до кого можно было добраться на велосипеде, но Дамского кружка она сторонилась и, по мнению леди Пибери, не сумела себя поставить. Мистер Меткаф считал мистера Хорнбима богемой, а мистер Хорнбим мистера Меткафа – филистером. Полковник Ходж довольно давно поссорился с Хорнбимами из-за своего эрдель-терьера и, из года в год встречаясь с ними по нескольку раз на дню, не желал их замечать.
Обитателям крытых черепицей скромных домиков деревни от всех этих чужаков была немалая польза. Иностранцы, изумленные ценами в лондонских ресторанах и великолепием более доступных им герцогских дворцов, часто поражались богатству Англии. Однако о том, как она богата на самом деле, им никто никогда не рассказывал. А как раз в таких-то деревушках, как Мачмэлкок, и впитываются вновь в родную почву огромные богатства, что стекаются в Англию со всей империи. У здешних жителей был свой памятник павшим воинам и свой клуб. Когда в стропилах здешней церкви завелся жук точильщик, они не постеснялись расходами, чтобы его уничтожить; у здешних бойскаутов была походная палатка и серебряные горны; сестра милосердия разъезжала по округе в собственной машине; на Рождество для детей устраивались бесконечные елки и праздники и всем арендаторам корзинами присылали всякие яства; если кто-нибудь из местных жителей заболевал, его с избытком снабжали портвейном, и бульоном, и виноградом, и билетами нa поездку к морю; по вечерам мужчины возвращались с работы, натруженные покупками, и круглый год у них в теплицах не переводились овощи. Приходскому священнику никак не удавалось пробудить в них интерес к Клубу левой книги.
– «Господь нам эту землю дал, чтоб всю ее любить, но каждому лишь малый край дано в душе вместить» , – сказал мистер Меткаф, смутно вспоминая строки из календаря, который висел у него в кабинете в Александрии.
От нечего делать он сунул нос в гараж – там его шофер задумчиво склонился над аккумулятором. Потом заглянул еще в одну надворную постройку – и убедился, что за ночь с газонокосилкой ничего не случилось. Приостановился в огороде – отщипнул цветки у недавно посаженной черной смородины: в это лето ей еще не следовало плодоносить. И вот обход закончен – и Меткаф не спеша отправился домой завтракать. Жена уже сидела за столом. – Я все обошел, – сказал он. – Хорошо, дорогой. – Все идет прекрасно. – Хорошо, дорогой.
– Только вот Пиберскую колокольню не видно. – Боже милостивый, да на что тебе колокольня, Беверли? – Если ее видно, значит будет дождь. – Ну что за чепуха. Опять ты наслушался этого Боггита. Она встала и оставила его читать газеты. Ей надо было потолковать с кухаркой. Уж очень много времени в Англии отнимают слуги; и она с тоской вспомнила одетых в белое проворных слуг-берберов, которые шлепали по выложенным плиткой прохладным полам их дома в Александрии.
Мистер Меткаф позавтракал и с трубкой и газетами удалился к себе в кабинет. «Газетт» вышла сегодня утром. Истинный сельский житель первым делом всегда читает свой «местный листок», и поэтому, прежде чем открыть «Таймс», мистер Меткаф терпеливо продирался через колонки, посвященные делам Дамского кружка, и через отчеты о заседании Совета но устройству и ремонту канализации.
Так безоблачно начался этот день гнева!
2
Около одиннадцати мистер Меткаф отложил кроссворд в сторону. В прихожей, подле двери, ведущей в огород, он держал всевозможные садовые инструменты особого образца: специально предназначенные для людей пожилых. Он выбрал тот, что был совсем недавно прислан, не спеша вышел на солнышко и стал расправляться с подорожником нa лужайке перед домом. У инструмента этого был красиво обшитый кожей черенок, плетеная рукоятка и на конце лопаточка нержавеющей стали; работать им было одно удовольствие, и почти безо всяких усилий мистер Меткаф скоро уже изрыл довольно большой участок маленькими аккуратными ямками.
Он остановился и крикнул в сторону дома:
– Софи, Софи, выйди посмотри, что я сделал. Наверху в окне показалась голова жены.
– Очень мило, дорогой, – сказала она.
Ободренный Меткаф вновь принялся за дело. Но тут же окликнул идущего мимо Боггита.
– Отличная штука этот инструмент, Боггит.
– Угу.
– Как по-вашему, в эти ямки стоит что-нибудь посеять?
– Не.
– Думаете, трава все заглушит?
– Не. Подорожник опять вырастет.
– Думаете, я не уничтожил корни?
– Не. У них так вот макушки пообрубаешь, а корни только пуще в рост пойдут.
– Что ж тогда делать?
– А подорожник, его никак не одолеешь. Он все одно опять вырастет.
И Боггит пошел своей дорогой. А мистер Меткаф е внезапным отвращением взглянул на свою новую игрушку, досадливо приткнул ее к солнечным часам и, сунув руки в карманы, уставился вдаль, на другую сторону долины. Даже на таком расстоянии ярко-фиолетовая клумба леди Пибери резала глаз, она никак не сочеталась с окружающим ландшафтом. Потом взгляд Меткафа скользнул вниз, и на лугу, среди коров Уэстмейкота, он заметил незнакомые фигуры и стал с любопытством вглядываться.
Какие-то двое – молодые люди в темных городских костюмах – сосредоточенно занимались чем-то непонятным. С бумагами в руках, поминутно в них заглядывая, они расхаживали большими шагами по лугу, словно бы измеряли его, присаживались на корточки, словно бы на глазок прикидывали уровень, тыкали пальцем в воздух, в землю, в сторону горизонта.
1 2 3 4 5 6