только принуждение и насилие могут
воспрепятствовать им возвратиться к старинным обычаям.
...Они вовсе не хотят иметь дело с Европою и ненавидят иноземцев".
(Депеша от 21 июня 1741 г.)
Странно бы было если русские после всего того, что им пришлось перенести
от иностранцев при преемниках Петра, обожали бы иностранцев и мечтали бы иметь
дело с Европой, которая всегда, в самые тяжелые периоды русской истории, начиная
с нашествия татар, всегда пыталась использовать обрушившиеся на русский народ
бедствия в своих корыстных целях.
После захвата власти Елизаветой, прусский посланник барон Мардефельд
попытался продолжать свое постоянное вмешательство во внутренние и внешние дела
России.
"Представитель прусских интересов, — замечает В. Бильбасов, — привыкший в
течении двадцати лет видеть русскую политику в руках немцев, Мардефельд не мог
допустить, чтобы русский канцлер (речь идет о гр. Бестужеве-Рюмине. — Б. Б.) в
равной же степени мог преследовать чисто русские интересы".
Пытались выполнять роль политкомиссаров и французские резиденты Маркиз
Шетарди и Лесток.
Выгоды возведения Елизаветы на престол, Шетарди видел в том, что "можно
было быть нравственно убежденным, что перетерпенное ею прежде, также как и
любовь ее к своему народу, побудят ее к удалению иноземцев и к излишней
доверчивости к русским... " Это он писал в апреле 1741 года, а 16 июня он писал,
что "Если Елизавета будет на троне, то старинные принципы, любезные России,
одержат, вероятно, верх. Быть может — и весьма было бы желательно не обмануться
в этом — в царствование Елизаветы, при ее летах, старина настолько успеет
укорениться, что Голштинский принц, ее племянник, всосет ее и привыкнет к ней в
такой степени, что когда наследует корону, то будет в совершенно других
началах".
Будучи, как и все иностранцы, чрезвычайно низкого мнения о русском
самодержавии и умственных способностях русского народа, как и все иностранцы
Шетарди думал, что разгромленная Петром I Россия не сможет развиваться опираясь
на начала своей культуры и неминуемо потеряет побережье Балтийского моря.
При известии об успешности произведенного Елизаветой переворота,
французский статс-секретарь Амело писал в Вену, Кастеллани:
"Совершившийся в России переворот знаменует последний предел величия
России. Так как новая Императрица намерена не назначать иностранцев на высшие
должности, то Россия, предоставленная самой себе, неминуемо обратится в свое
прежнее ничтожество".
Только после долгой, упорной борьбы канцлеру Бестужеву-Рюмину удалось
добиться отозвания барона Мардефельда, Шетарди и Лестока и постепенно добиться
такого положения, что иностранные послы признали за русским канцлером право
преследовать во внешней и внутренней политике чисто русские интересы.
XVII. СМЕНА НЕМЕЦКОГО ЧУЖЕБЕСИЯ — ЧУЖЕБЕСИЕМ ФРАНЦУЗСКИМ
Елизавета по своим привычкам была русской женщиной, любила ходить в
церковь, щедро жертвовала на разоренные ее отцом церкви и монастыри.
Нажим на православную церковь при ней начинает понемногу слабеть. В
произнесенной проповеди ректор Московской Духовной Академии, Архимандрит Кирилл
Флоринский, например, так характеризовал наступившее после смерти Петра I
"освежение":
"...Мы отягчены всеми надругательствами, страждуще гонимы, гонимы и
мучимы, мучимы и вяжемы, вяжемы и уязвлены, отечества и правоверия лишаемы,
дремлюще, благовоннолиственного сего видехом древа. Древо сие человекоядцы,
птицы Остерман и Миних со своим стадищем начали было сеющи и терзати: обаче мы
дремлюще не видехом, ниже чувствовахом доколе же сие сольное семя нас непригласи
спящих; доколе дремлюще? — доколе страдати имате?"
Елизавета приказала вернуть из тюрем и ссылки и других пострадавших
духовных лиц. Первую роль в Синоде начинает играть Архиерей Амвросий. Некоторым
монастырям возвращаются отобранные у них угодья.
В отношении раскольников Елизавета идет по ошибочному пути своих
предшественников... При Елизавете был подтвержден указ Петра I о том, чтобы
раскольники ходили в особых платьях, о взимании штрафа за ношение бороды,
увеличенном налоге и т. д.
Местные власти, как и раньше сжигают скиты, сопротивляющихся разгрому
скитов старообрядцев расстреливают, путем грубых насилий, светские и духовные
власти заставляют старообрядцев насильно отказываться от веры предков.
Пошла по ложному пути своего отца Елизавета и в вопросе управления
церковью. Архиереи Амвросий Юшкевич и Арсений Мацкевич подали ей просьбу о
восстановлении патриаршества. Елизавета отказала. Взгляд на церковь, как на
послушное орудие в руках государства остается в силе. В монастыри, как и при
Петре I, продолжают посылаться сумасшедшие, малолетние преступники и отставные
солдаты. То есть монастыри продолжают оставаться домами сумасшедших, домами
инвалидов и колониями для малолетних преступников.
Елизавета мало интересовалась государственными делами. "Когда она, с
великим трудом решившись на переворот, получила престол, в ней развилось
властолюбие, но не выросло желание трудиться над делами, узнать положение
государства и самой деятельно руководить правлением." (33)
При Елизавете террор против русских и всего русского ослабел, но
обожавшая своего отца, она не думала вернуться на путь строительства жизни в
духе исконных русских традиций. Елизавету, по словам Платонова окружали люди,
"которые не совсем умели, хотя и хотели, точно восстановить порядок Петра
Великого".
"Елизаветинский Сенат не стремился в управлений государством ни к каким
крупным преобразованиям и не задавался никакими широкими проектами,
ограничивались частными мерами по различным управления." (34)
Поэтому и в государственном строительстве и в церкви, и в культурном
развитии, продолжали действовать чуждые идеи, заложенные Петром I. Надежды
народа на прекращение чужебесия высших кругов общества не оправдались.
Изменилось только направление чужебесия.
После восшествия на престол Елизаветы, немецкое влияние сменяется
французским.
Приобретя французский характер, чужебесие приобрело только больший размах
и большую заразительность. Ведь центром европейского атеизма и рационализма была
именно Франция, в которой темные силы масонства лихорадочно подготавливали так
называемую "Великую" французскую революцию.
"Раз пробужденная любознательность требовала себе удовлетворения быть
может даже с большей настойчивостью, чем в наше время, и жадно бросалась на
всякую умственную пишу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
воспрепятствовать им возвратиться к старинным обычаям.
...Они вовсе не хотят иметь дело с Европою и ненавидят иноземцев".
(Депеша от 21 июня 1741 г.)
Странно бы было если русские после всего того, что им пришлось перенести
от иностранцев при преемниках Петра, обожали бы иностранцев и мечтали бы иметь
дело с Европой, которая всегда, в самые тяжелые периоды русской истории, начиная
с нашествия татар, всегда пыталась использовать обрушившиеся на русский народ
бедствия в своих корыстных целях.
После захвата власти Елизаветой, прусский посланник барон Мардефельд
попытался продолжать свое постоянное вмешательство во внутренние и внешние дела
России.
"Представитель прусских интересов, — замечает В. Бильбасов, — привыкший в
течении двадцати лет видеть русскую политику в руках немцев, Мардефельд не мог
допустить, чтобы русский канцлер (речь идет о гр. Бестужеве-Рюмине. — Б. Б.) в
равной же степени мог преследовать чисто русские интересы".
Пытались выполнять роль политкомиссаров и французские резиденты Маркиз
Шетарди и Лесток.
Выгоды возведения Елизаветы на престол, Шетарди видел в том, что "можно
было быть нравственно убежденным, что перетерпенное ею прежде, также как и
любовь ее к своему народу, побудят ее к удалению иноземцев и к излишней
доверчивости к русским... " Это он писал в апреле 1741 года, а 16 июня он писал,
что "Если Елизавета будет на троне, то старинные принципы, любезные России,
одержат, вероятно, верх. Быть может — и весьма было бы желательно не обмануться
в этом — в царствование Елизаветы, при ее летах, старина настолько успеет
укорениться, что Голштинский принц, ее племянник, всосет ее и привыкнет к ней в
такой степени, что когда наследует корону, то будет в совершенно других
началах".
Будучи, как и все иностранцы, чрезвычайно низкого мнения о русском
самодержавии и умственных способностях русского народа, как и все иностранцы
Шетарди думал, что разгромленная Петром I Россия не сможет развиваться опираясь
на начала своей культуры и неминуемо потеряет побережье Балтийского моря.
При известии об успешности произведенного Елизаветой переворота,
французский статс-секретарь Амело писал в Вену, Кастеллани:
"Совершившийся в России переворот знаменует последний предел величия
России. Так как новая Императрица намерена не назначать иностранцев на высшие
должности, то Россия, предоставленная самой себе, неминуемо обратится в свое
прежнее ничтожество".
Только после долгой, упорной борьбы канцлеру Бестужеву-Рюмину удалось
добиться отозвания барона Мардефельда, Шетарди и Лестока и постепенно добиться
такого положения, что иностранные послы признали за русским канцлером право
преследовать во внешней и внутренней политике чисто русские интересы.
XVII. СМЕНА НЕМЕЦКОГО ЧУЖЕБЕСИЯ — ЧУЖЕБЕСИЕМ ФРАНЦУЗСКИМ
Елизавета по своим привычкам была русской женщиной, любила ходить в
церковь, щедро жертвовала на разоренные ее отцом церкви и монастыри.
Нажим на православную церковь при ней начинает понемногу слабеть. В
произнесенной проповеди ректор Московской Духовной Академии, Архимандрит Кирилл
Флоринский, например, так характеризовал наступившее после смерти Петра I
"освежение":
"...Мы отягчены всеми надругательствами, страждуще гонимы, гонимы и
мучимы, мучимы и вяжемы, вяжемы и уязвлены, отечества и правоверия лишаемы,
дремлюще, благовоннолиственного сего видехом древа. Древо сие человекоядцы,
птицы Остерман и Миних со своим стадищем начали было сеющи и терзати: обаче мы
дремлюще не видехом, ниже чувствовахом доколе же сие сольное семя нас непригласи
спящих; доколе дремлюще? — доколе страдати имате?"
Елизавета приказала вернуть из тюрем и ссылки и других пострадавших
духовных лиц. Первую роль в Синоде начинает играть Архиерей Амвросий. Некоторым
монастырям возвращаются отобранные у них угодья.
В отношении раскольников Елизавета идет по ошибочному пути своих
предшественников... При Елизавете был подтвержден указ Петра I о том, чтобы
раскольники ходили в особых платьях, о взимании штрафа за ношение бороды,
увеличенном налоге и т. д.
Местные власти, как и раньше сжигают скиты, сопротивляющихся разгрому
скитов старообрядцев расстреливают, путем грубых насилий, светские и духовные
власти заставляют старообрядцев насильно отказываться от веры предков.
Пошла по ложному пути своего отца Елизавета и в вопросе управления
церковью. Архиереи Амвросий Юшкевич и Арсений Мацкевич подали ей просьбу о
восстановлении патриаршества. Елизавета отказала. Взгляд на церковь, как на
послушное орудие в руках государства остается в силе. В монастыри, как и при
Петре I, продолжают посылаться сумасшедшие, малолетние преступники и отставные
солдаты. То есть монастыри продолжают оставаться домами сумасшедших, домами
инвалидов и колониями для малолетних преступников.
Елизавета мало интересовалась государственными делами. "Когда она, с
великим трудом решившись на переворот, получила престол, в ней развилось
властолюбие, но не выросло желание трудиться над делами, узнать положение
государства и самой деятельно руководить правлением." (33)
При Елизавете террор против русских и всего русского ослабел, но
обожавшая своего отца, она не думала вернуться на путь строительства жизни в
духе исконных русских традиций. Елизавету, по словам Платонова окружали люди,
"которые не совсем умели, хотя и хотели, точно восстановить порядок Петра
Великого".
"Елизаветинский Сенат не стремился в управлений государством ни к каким
крупным преобразованиям и не задавался никакими широкими проектами,
ограничивались частными мерами по различным управления." (34)
Поэтому и в государственном строительстве и в церкви, и в культурном
развитии, продолжали действовать чуждые идеи, заложенные Петром I. Надежды
народа на прекращение чужебесия высших кругов общества не оправдались.
Изменилось только направление чужебесия.
После восшествия на престол Елизаветы, немецкое влияние сменяется
французским.
Приобретя французский характер, чужебесие приобрело только больший размах
и большую заразительность. Ведь центром европейского атеизма и рационализма была
именно Франция, в которой темные силы масонства лихорадочно подготавливали так
называемую "Великую" французскую революцию.
"Раз пробужденная любознательность требовала себе удовлетворения быть
может даже с большей настойчивостью, чем в наше время, и жадно бросалась на
всякую умственную пишу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27