Но все же изобретенная им самим машина отделила его руки и от материала, и от изделия. Он хватается своими руками в лучшем случае за рукоятки машины, а то и вовсе нажимает кнопки. И вот текут, скатываясь в рулоны, тысячи километров ткани; выстреливаются, как из автомата, штампованные женские украшения; громоздятся керамика и хрусталь, разноцветные шерстяные нитки как бы сами собой сочетаются в разноцветные (бухарские ли, персидские ли?) ковры.
И вдруг невдалеке от Троянского монастыря, где мы провели ночь, я вижу гончарный круг. Надо признаться, вижу впервые в жизни.
Троянская керамика попадалась мне на глаза либо у людей, приехавших из Болгарии, либо в художественных магазинах в Софии, либо в музеях на стендах, либо в быту болгарских друзей. Между прочим, с троянской керамикой у меня был тот случай, когда я не мог представить себе, как это сделано. Иной раз видишь вещь и понимаешь, что тебе самому такую не сделать, например Венеру Милосскую, но все же вполне представляешь, что был резец и были руки мастера, и его гениальность, и вдохновение, и были краски у Рафаэля, и были тончайшие кисточки у расписывателя китайского или сервского фарфора. Нам так не сделать, но как это сделано, мы вполне понимаем.
Как не вертел я в руках чашку, или блюдце, или графинчик, или сахарницу, сделанные в Трояне, не мог вообразить, как они расписаны столь причудливым образом. Не может быть, чтобы кисточкой от руки. Но если не кисточкой, то чем же?
Рассказывают в Сибири, будто черт однажды решил освоить все человеческие профессии. Научился и портняжному, и сапожному, и всякому прочему ремеслу, и вдруг попал ему в руки валенок. Поразился и посрамился черт - не мог понять, как это сделано, ни шва, ни начала, ни конца.
Однако я заговорил о гончарном круге. Мастер, сам смуглый, как троянская глина (значит, подчеркнута седина волос), на моих глазах взял бесформенный ком хорошо перемешанной глины и шлепнул его на гончарный круг, который, и правда, есть не что иное, как круг, деревянный, ровный, так примерно полметра в поперечнике. Круг начал быстро вращаться, и ком глины тоже. Так они вращались бы хоть час, хоть день, но мастер приставил к глине свои длинные, как у хорошего музыканта, чуткие, как у опытного хирурга, свои мудрые человеческие пальцы, и ком глины от мгновения к мгновению начал преображаться. Он то вытягивался кверху, то раздавался в стороны, сделался полым, и стенки его все утоньшались и утоньшались.
Задуман был кувшин. Но я насчитал по крайней мере десять промежуточных форм. Может быть, мастер для нас, для зрителей, блеснул своими руками. На каждой промежуточной форме мастер мог остановить свой круг, и вот текучая форма застыла бы и закостенела бы на века уж не в виде кувшина, как было задумано, а либо в виде горшка, либо в виде узкогорлой вазы, либо в виде древнегреческой амфоры, либо в виде самого экстравагантного модернистского сосуда. Все зависело от мастера, от его воли, от его рук. Но ком глины, побывав в древних амфорах, в обыкновенных крестьянских горшках, в узкогорлых вазах, в модернистских сосудах, в конце концов начал приобретать очертания кувшина, как и было задумано мастером.
Текучесть формы заворожила, околдовала меня. Я понял, что, конечно, есть для гончара вполне установившиеся формы, но все же есть оттенки, когда линия едва-едва меняет изгиб, а изделие сразу звучит иначе, приобретает изысканность вместо туповатой тяжести, благородство - ранг искусства. Я понял, что вдохновение при беспрерывной текучести формы также нужно гончару, как любому другому творцу, включая поэта. Я понял также (лишний раз), что и поэт может лепить туповатой тяжести вполне стандартные, вполне бездушные горшки, хотя бы они и назывались стихотворениями. Я понял, наконец (хотя зная об этом еще в 5-м классе средней школы), что гончарный круг - величайшее изобретение человека и (об этом уж не было в пятом классе) что любое творчество, если бы даже захотели сотворить новую планету или новую солнечную систему, - есть гончарный, круг.
С разрисовкой троянской керамики произошел парадокс. Я представляю, как сделать Венеру Милосскую, но не способен сделать ее; я не представлял, как расписывается троянская керамика, а оказалось, что достаточно, хотя бы и мне, трехмесячных производственных курсов. Правда, творческий элемент возможен и тут. Что же касается текучести формы, то здесь буквально все течет и нужно успеть сообразиться. Не знаю, сумею ли рассказать по порядку и внятно.
Чашку ставят на маленький круг, который будет вращаться наподобие гончарного, но медленно. Перед мастерицей расположен набор жидких красок, все они в небольших резиновых аптекарских грушах. До недавних пор вместо резиновых груш применяли рог буйвола. Отпиливали острый кончик, вставляли узкую трубочку (соломинку), по которой из рога вытекала краска.
К медленно вращающейся чашке (или вазе) подставляют кончик резиновой груши. На чашке возникает обильный жидкий красочный ободок. Повыше его или пониже ложатся один за другим новые разноцветные ободки по мере того, как мастерица подставляет к чашке новые и новые груши с красками.
Потом на верхний ободок наносят тяжелые, из густой краски, равномерные капли. Капли стекают вниз и стаскивают, сволакивают ранее нанесенные живописные ободки, получаются живописные рясы, вилюлины, зигзаги. Соломинкой мастерица в некоторых местах поднимает ползущие вниз ободки обратно кверху. Причудливость достигает границ. Когда все высохнет и закалится в печке, нельзя вообразить, что все было так просто и затратили на все каких-нибудь пять - десять минут.
Между прочим, троянская керамика широко экспортируется из Болгарии в западные страны. Особенно ее любят почему-то в Англии.
Глина мягка и податлива, мни и делай, что хочешь. Зато, наверно, легче ошибиться. Чуть тронул - и уже не то. Или, напротив, чуть тронул, и вот уже легкость, недоступная посредственному ремесленнику.
Впрочем, дело не в материале. Можно создавать бездарные тупые вещи из воска и великолепные, нежные, тонкие вещи из обыкновенного черного неуклюжего железа. Допустим, знаменитая решетка Летнего сада.
В Болгарии с давних пор существует искусство, которое так и называется «кованое железо». Я не знаю материала, в котором изящество и легкость могли бы так удачно сочетаться с эдакой средневековой, рыцарской, замковой, одним словом, железной суровостью.
Главный секрет в том, что поверхность железа делают неровной. Вся она в мелких вмятинах (как если бы по воску постучали маленьким закругленным молоточком). Железо сразу теряет свою железную неотесанность, но дальше все зависит от характера изделия и от мастерства.
Одна из комнат на даче у поэта Младлена Исаева оформлена изделиями из кованого железа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33