Золотого по стилю, конечно. Пишет В. Солоухин, как и все мы, ширпотребовской ручкой. Писателю сейчас все доступно, все оттенки и краски в изображении чувств, вся тайная диалектика человеческого поступка, все красоты природы. Он точен в деталях, по-охотничьи зорок, памятлив, порою суров к человеку, но за этой суровостью, нужно прямо сказать, мы находим реальность действительной нашей жизни, ее шрамы и язвы. Если будут препятствия для Солоухина, это будут препятствия осознания, мысли, как у каждого думающего человека. Но и эти препятствия тоже, видимо, одолимы. Зреет мысль, мастерство, постигается непостижимое прежде, и приходит победа – иногда неожиданная, но всегда закономерная…
Если нужно было бы охарактеризовать творчество Владимира Солоухина одним словом, то самое главное, что определяет его, я сказала бы это – цельность. Как если бы от горы или от выхода на поверхность материковой породы откололи скалу, и куда ее ни вози и что с нею ни делай, это будет скала, а не что-либо иное, – падай дождь на нее или снег, свети яркое солнце. Нынче очень немногие обладают подобным усложняющим жизнь писателя качеством. Видеть мир по-особому цельно это тоже талант, но талант неудобный для всех окружающих. Может быть это их уязвляет? Кто знает.
Однако широкий читатель за эту предельную цельность и ясность и ценит писателя, выделяет его из общей среды. Именно поэтому целые страницы из «Владимирских проселков» или из «Капли росы» запоминаются на всю жизнь, становятся хрестоматийными, вроде сцены, приведенной нами, на речке Ворще, или сцены с владимирскими рожечниками или сцены «узнавания» старой крестьянкой в лице случайного путника своего погибшего на войне сына.
В этом смысле другую его книгу – «Капля росы» – можно было бы цитировать бесконечно, потому что в ней все крепко, сильно, свежо, ароматно, как свеж, ароматен и крепок сам мир глухоманной деревни владимирского ополья с его полями, лугами и речкой, с его Журавлихой, с весенней травой, в которой мы отчетливо различаем каждый листок и каждый цветок.
«Осенью отмирают и упадают на дно разные живущие в воде водоросли, – пишет автор в „Капле росы“, – и вода становится студеной и прозрачной. Наверно, так вот в душе человека ближе к старости пропадает все смутное, горячечное, страстное, вдохновенное, и остается одна только ясная, спокойная мудрость. Об этом я думаю всякий раз, когда гляжу на осеннюю воду Ворщи. А ветер срывает с ветел узкие отмершие листья и швыряет их охапками на середину омута. Как маленькие лодочки, разбегаются они в разные стороны под ударами ветра, что падает на омут откуда-то сверху, как будто наклонился над нашей маленькой Ворщей великан и дует на нее, чтобы остудить еще больше».
Что же можно сказать после этих спокойных, но горьких слов писателя? Пусть страстное, вдохновенное время еще долго не покидает его, сочетаясь с той ясной мудростью, какую дает мастерство, а не годы, не полынный вкус опыта. Те капли росы, которые увлажняют и питают нашу русскую землю, землю отцов, в конце концов, трудным и длинным путем сливаются в мощные, светлые реки. Вот такой удивительной светлой мощной рекой пусть и выльется на просторы России вдохновенное слово писателя.
Ольга Кожухова
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Если нужно было бы охарактеризовать творчество Владимира Солоухина одним словом, то самое главное, что определяет его, я сказала бы это – цельность. Как если бы от горы или от выхода на поверхность материковой породы откололи скалу, и куда ее ни вози и что с нею ни делай, это будет скала, а не что-либо иное, – падай дождь на нее или снег, свети яркое солнце. Нынче очень немногие обладают подобным усложняющим жизнь писателя качеством. Видеть мир по-особому цельно это тоже талант, но талант неудобный для всех окружающих. Может быть это их уязвляет? Кто знает.
Однако широкий читатель за эту предельную цельность и ясность и ценит писателя, выделяет его из общей среды. Именно поэтому целые страницы из «Владимирских проселков» или из «Капли росы» запоминаются на всю жизнь, становятся хрестоматийными, вроде сцены, приведенной нами, на речке Ворще, или сцены с владимирскими рожечниками или сцены «узнавания» старой крестьянкой в лице случайного путника своего погибшего на войне сына.
В этом смысле другую его книгу – «Капля росы» – можно было бы цитировать бесконечно, потому что в ней все крепко, сильно, свежо, ароматно, как свеж, ароматен и крепок сам мир глухоманной деревни владимирского ополья с его полями, лугами и речкой, с его Журавлихой, с весенней травой, в которой мы отчетливо различаем каждый листок и каждый цветок.
«Осенью отмирают и упадают на дно разные живущие в воде водоросли, – пишет автор в „Капле росы“, – и вода становится студеной и прозрачной. Наверно, так вот в душе человека ближе к старости пропадает все смутное, горячечное, страстное, вдохновенное, и остается одна только ясная, спокойная мудрость. Об этом я думаю всякий раз, когда гляжу на осеннюю воду Ворщи. А ветер срывает с ветел узкие отмершие листья и швыряет их охапками на середину омута. Как маленькие лодочки, разбегаются они в разные стороны под ударами ветра, что падает на омут откуда-то сверху, как будто наклонился над нашей маленькой Ворщей великан и дует на нее, чтобы остудить еще больше».
Что же можно сказать после этих спокойных, но горьких слов писателя? Пусть страстное, вдохновенное время еще долго не покидает его, сочетаясь с той ясной мудростью, какую дает мастерство, а не годы, не полынный вкус опыта. Те капли росы, которые увлажняют и питают нашу русскую землю, землю отцов, в конце концов, трудным и длинным путем сливаются в мощные, светлые реки. Вот такой удивительной светлой мощной рекой пусть и выльется на просторы России вдохновенное слово писателя.
Ольга Кожухова
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67