– Мне не нравится сложившаяся ситуация, мистер Сандин. Я делаю все, что могу. В конце концов, – прибавил он угрюмым деловитым тоном, – мистер Телли не поблагодарит меня, если с его сестрой...
– Прекратите это, – резко сказал я, и, так как он взглянул на меня с недоумевающим выражением, я добавил:
– Ваше дело защищать ее. Неужели вы будете сидеть здесь и тратить время, доказывая наше бессилие?! Вы решили посоветовать ей попросить полицию о разрешении на выезд?
– Да.
– Это хорошо, – сказал я. – Теперь насчет священника. И потом скажите, известно ли вам, что Ловсхайм отказался вернуть мисс Телли документы, хранившиеся в сейфе?
Мы поговорили с ним на эти темы. Кажется, мне удалось убедить его, что благочестие священника, по меньшей мере, вызывает сомнение. Он согласился со мной, что отговорка Ловсхайма насчет комбинации шифра сейфа была чистейшей фикцией, наспех придуманной. Но Лорна больше всего занимали действия полиции, нежели что-либо другое. Для него не было очевидным, что разгадку всей тайны следовало искать где-то в стенах старого отеля.
Наконец он поднялся, застегнул свое коричневое пальто, поднял воротник и низко надвинул на лоб шляпу, прежде чем выйти на улицу. У него оставались видны лишь темные, глубоко посаженные глаза и нос, благодаря чему он приобрел более агрессивный и внушительный вид. Должен признаться, что я так и не сумел узнать, каким образом Лорну удалось завязать хорошие взаимоотношения с полицией и как он умудрялся поддерживать их. Полагаю, это был один из секретов его профессии и он умело им пользовался. К этому времени мы пришли с ним к молчаливому соглашению, в соответствии с которым мы разделили функции нашей деятельности. На мне лежали заботы о непосредственной безопасности Сю, благодаря чему Лорн был более свободен в своих действиях. Я сообщал ему те обрывки информации, какие мне случалось добыть, хотя мы порой резко расходились в оценке их важности. Этот порядок обещал быть успешным.
Порыв ветра ударил ему в спину, и он вскоре скрылся из виду. Во дворе становилось все холоднее. С приближением ночи ветер снова начал усиливаться.
Вплоть до сегодняшнего дня внезапный порыв холодного ветра вызывает в моей памяти те сумасшедшие дни в А... И я вновь ощущаю, как в бреду, будто осторожно брожу по темным, холодным коридорам, напряженно вслушиваясь в малейшие звуки и разглядывая каждую тень. Иногда я снова представляю себе, как стою в коридоре и смотрю в окна на кружащиеся тени во дворе, спрашивая себя, не скрывает ли каждый колышущийся куст какую-то фигуру или не притаился ли кто-либо за углом. Я вспоминаю небольшой холл, где меня встречал попугай, и ясно помню, как блестят золотые серьги Греты. И я постоянно прислушиваюсь, пытаясь уловить сквозь вой ветра и стук оконных рам какое-то физическое проявление силы, которой мы страшились, имея на то все основания.
В течение этого ужасного времени были только небольшие промежутки, когда затихал ветер. Казалось, он был неотделимым элементом всей этой безумной истории. Он неустанно выл и стонал, в нос и глаза набивалась пыль, на зубах хрустел песок. Стук старых ставень, колыхание кустов и виноградных лоз – весь этот дьявольский хоровод в природе сочетался с кошмарными ужасами, происходившими в старом отеле. Я не обладаю большим воображением: инженеры любят точность и с недоверием относятся к впечатлениям и чувствам, не поддающимся измерениям. Однако иногда я чувствовал, что постоянное присутствие неясной угрозы и напряжение лишали меня нормального восприятия действительности и логического мышления. Я порой чувствовал, что способен проклинать ветер. Обычно на меня мало действуют вещи, лишенные реальной осязаемости, и теперь я могу представить силу реакции на все это у более чувствительной натуры.
Сильный порыв ветра швырнул мне пыль в лицо и сорвал каску с головы стоящего у стены полисмена, точно желая предупредить меня о его бдительном присутствии. Я поднялся и вошел в отель.
Ловсхайм сидел за своей конторкой, одной рукой он гладил попугая, а другой считал на счетах. Холл был пустой и холодный; крохотный лифт стоял с открытыми дверцами, словно показывая, что в нем теперь никто не прячется.
Но в приемной раздавались голоса, и я заглянул туда через дверь. Там сидела миссис Бинг, она с ожесточением вязала, причем брови ее возбужденно двигались. Хищная рыжая голова мадам Греты склонилась над книгой. Мадам казалась какой-то притихшей, хотя в ней угадывалось внутреннее напряжение и она напоминала кошку, подстерегающую мышь. Она читала что-то вслух чистым и совершенно твердым голосом.
Я не понимал, что выражал взгляд зеленых глаз Греты, и не питал особой симпатии к миссис Бинг. Но в этот момент я искренне восхищался ими. Нужно было обладать мужеством, чтобы спокойно сидеть в приемной, так близко от холла, где погиб Марсель, в окружении мрачного уныния и таинственности старого отеля.
Отец Роберт сидел около бара, читая свою неизменную газету. А когда я подошел к лестнице, мимо промелькнул белый фартук Марианны, спешившей на кухню.
Большую часть второй половины дня я провел в верхних этажах старого отеля. Я стал исследовать два верхних этажа средней секции. Свое северное крыло я считал менее интересным, так как я уже приблизительно знал расположение комнат второго этажа этого крыла, в нижнем же этаже находились кладовые. Кстати, северное крыло не имело третьего этажа, в отличие от остальных частей здания. И хотя весь дом подвергся обыску, было очевидным, что поиски улик в этом огромном старом доме с его лабиринтами были похожи на поиски иголки в стоге сена.
Мое занятие не было приятным, и в конечном итоге я, ничего не узнав, лишь продрог до костей. Много раз я жалел, что Лорн до сих пор не дал мне обещанного револьвера. Постепенно я пришел к твердому убеждению, что за мной тайком следуют по пятам, хотя я и по сей день не знаю, кто это был.
Честно говоря, я не видел и не слышал ничего конкретного. Было лишь трудно объяснимое чувство, что вблизи меня кто-то ходит по темным коридорам и прячется в углах.
Несколько раз я резко поворачивался, уверенный, что кто-то следует за мной, и часто ускорял шаги, чтобы яснее разглядеть мелькнувшую впереди тень.
И один раз, когда я стоял в коридоре холодного необитаемого верхнего этажа и глядел вниз на лестницу, ведущую в холл, меня охватило странное ощущение, что я нахожусь под чьим-то пристальным наблюдением. Это было со мной и раньше, но теперь впечатление стало более определенным. Прежде, чем я осознал его, я заметил, как что-то промелькнуло внизу в коридоре. Я не поленился, спустился ниже и убедился, что мадам Грета, миссис Бинг и Сю находились в приемной, а Ловсхайм сидел за своей конторкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60