Так что никто ничего о нем рассказать не мог.
Отпечатки пальцев, снятые с раненого в больнице, ни по одним картотекам не проходили. Что свидетельствовало о его безгрешности перед органами правопорядка.
В жэке ничего определенного о непонятно каким образом завладевшем квартирой и прописавшемся в ней жильце сказать не могли.
В бюро технической инвентаризации квартира числилась за совсем другим жильцом. Который умер пять лет назад. И не имел родственников с фамилией Егоров, либо созвучных с ней.
На чем круг и замкнулся.
В общем, не было Егорова Ивана Петровича. В природе не было! Хотя был на больничной койке. И был на фотографиях в паспорте и на удостоверении. Был и имел два миллиона с лишним долларов!..
— Вот что, ребятки, выставьте-ка вы в больнице пост. Обязательно выставьте! Рядом с палатой, где он будет лежать. А еще лучше в палате! И чтобы ни одна муха!..
— Есть, товарищ майор!
Из реабилитационной палаты, согласно распоряжению главврача больницы, вынесли все койки. Вместе с больными. Оставили только одну. На которую лег совершенно здоровый, розовомордый, в форме сержанта милиции, с пистолетной кобурой под мышкой пациент. Его через двадцать четыре часа должен был сменить другой, такой же, не жалующийся на здоровье пациент.
Час сержант лежал, напряженно наблюдая за уложенным на противоположную койку гипсовым свертком.
Второй час стал скашивать глаза в сторону выносящих из-под свертка «утки» медсестер и предлагать им свою помощь.
На третий стал слоняться по коридору, заигрывая с младшим медицинским персоналом и молодыми ходячими больными женского пола.
На исходе четвертого флиртующий личный состав застал пришедший с проверкой майор.
— В чем дело?
— А что такое?
— Почему вы покинули вверенный вам пост?
— Я?.. Я в туалет вышел.
— А как же объект?
— Куда он денется? Он же кулем лежит! У него половина костей в гипсе!
— Это не имеет значения! Вам было приказано постоянно находиться в палате и докладывать обстановку лично мне по телефону. А вы...
— Я в туалет...
— Прекратить пререкаться!
— Но туалет...
— Попросите у врачей «утку», и пусть ее выносит кто-нибудь из персонала! Ясно?
— Ясно.
— Что?!
— Так точно!
— Кругом! И шагом марш!
Оперативник неспешно развернулся и пошел в палату, проклиная про себя начальство, но более всего того кретина в гипсе. Тоже, понимаешь, устроили армию, как молодому...
Его молитвы были услышаны.
Час спустя дверь палаты открыл мужчина в штатском.
— Что, сержант, не нравится няньку изображать?
— А кому понравится...
— Тогда — встать! И шагом марш. Кончилась твоя служба.
Мужчина показал удостоверение подполковника ФСБ. Сержант на всякий случай перезвонил своему начальству.
— Как так сняли пост? — возмутился майор в телефонную трубку, переданную мужчине в штатском.
— Так и сняли. Согласно приказу директора областного Управления ФСБ.
— Да вы что? Он же наш!
— Какой же он ваш, если у него в квартире найдено поддельное удостоверение полковника ФСБ? Между прочим, со всеми печатями. Так что остынь, майор. Не духарись. Если хочешь, можешь поставить свой пост в коридоре.
— Хочу! И поставлю!..
Последующие два дня прошли скучно. Эфэсбэшный охранник безвылазно находился в палате, тихо свирепея на свою судьбу. Медсестры заходили редко. Хотя должны были вдвое чаще, так как «уток» стало две.
Милицейский оперативник сидел на стуле, приставленном к стене возле двери палаты, и откровенно скучал.
На третий день в палату вошел все тот же сменивший посты подполковник в штатском. И главврач.
— Здравствуйте, — поздоровался врач. Подполковник показал глазами на дверь. Охранник тихо просочился в коридор.
— Он может говорить? — спросил человек в штатском.
— Пока еще нет. У него сломана челюсть.
— Когда мы сможем забрать его к себе?
— Не раньше чем через три недели.
— Три недели это очень долго.
— Раньше опасно. Он может не выдержать транспортировки.
— И все-таки нам придется рискнуть и забрать его раньше.
— Когда?
— Завтра!
— Завтра?! Но это опасно! Зачем такая спешка?
— Затем, что это не только ваш пациент. Но и наш тоже. Наш даже больше, чем ваш.
Врач осуждающе покачал головой:
— Вы зря сомневаетесь, доктор. У нас достаточно квалифицированных медицинских кадров, чтобы ваш пациент чувствовал себя не хуже, чем здесь. До свидания...
Охранник зашел в палату.
— Сколько мне здесь еще...
— Всего один день...
Ночью читавший газету охранник услышал какой-то неясный шорох. Из угла, где находился его подопечный. Оперативник опустил газету.
— Эй, ты чего?
Шорох повторился. Гипсовый куль пытался шевелиться.
— Ну ты чего?!
— М-м! — сказал куль.
Охранник встал и подошелк койке больного:
— Что ты?
— М-м-м-ы!
— Сказать что-то хочешь?
— М-м!
Охранник наклонился.
— Ну?
— Бли-же-е, — трудно произнесла забинтованная голова. Охранник приблизил лицо к бинтам. Дальше произошло непонятное. И страшное. Загипсованный больной, резко приподнявшись, ударил охранника головой в нос. Сильно ударил. До хруста ломаемых хрящей.
— А-а!..
Охранник упал, на несколько мгновений потеряв сознание.
Больной медленно, разрывая трубки капельницы, сел на койке. Потом спустил на пол здоровую ногу. И забинтованную тоже.
Он попытался встать, но упал. Еще раз привстал и опять упал на бок. И тогда медленно пополз в сторону приходящего в себя оперативника. Дополз и снова сверху, лбом, ударил его в разбитое лицо.
Оперативник охнул и затих. Теперь надолго.
Несколько минут больной лежал неподвижно, собираясь с силами. Потом пополз в угол, где возле кровати оперативника на столике стоял телефон.
Ему нужен был телефон.
Ему зачем-то нужен был телефон...
Снять его со столика было невозможно, и больной, ударив головой по ножкам, свалил телефонный аппарат на пол. Подполз. Перевернул в нормальное положение, попробовал набрать номер выступами гипса на руке. Не смог. Заметил невдалеке упавшую со столика авторучку. Подполз к ней. Захватил ртом. И, втыкая острие в нужные цифры, стал набирать номер.
Гудки.
Гудки...
— Слушаю вас.
— Мне... Двадцать восьмую... Пожалуйста, — глухо сказал раненый.
— Зачем?
— По личному делу.
— Соединяю.
— Двадцать восьмая слушает.
— Снимите бронь на 920 поезд.
— Фамилия?
— Шамаев.
— Снимаю!
Раненый отодвинул голову от лежащей на полу трубки и пополз в сторону окна. У подоконника он попробовал встать, но левая нога, закованная в гипс, не давала этого сделать. Тогда он изо всех сил ударил загипсованной ногой по чугунным ребрам батареи, стараясь сломать, раздробить мешающий ему гипс. Он колотил сломанной ногой по железу, расшвыривая в стороны куски крошащегося, красного от крови гипса.
После каждого удара он мучительно мычал, потому что вместе с гипсом дробились несросшиеся кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Отпечатки пальцев, снятые с раненого в больнице, ни по одним картотекам не проходили. Что свидетельствовало о его безгрешности перед органами правопорядка.
В жэке ничего определенного о непонятно каким образом завладевшем квартирой и прописавшемся в ней жильце сказать не могли.
В бюро технической инвентаризации квартира числилась за совсем другим жильцом. Который умер пять лет назад. И не имел родственников с фамилией Егоров, либо созвучных с ней.
На чем круг и замкнулся.
В общем, не было Егорова Ивана Петровича. В природе не было! Хотя был на больничной койке. И был на фотографиях в паспорте и на удостоверении. Был и имел два миллиона с лишним долларов!..
— Вот что, ребятки, выставьте-ка вы в больнице пост. Обязательно выставьте! Рядом с палатой, где он будет лежать. А еще лучше в палате! И чтобы ни одна муха!..
— Есть, товарищ майор!
Из реабилитационной палаты, согласно распоряжению главврача больницы, вынесли все койки. Вместе с больными. Оставили только одну. На которую лег совершенно здоровый, розовомордый, в форме сержанта милиции, с пистолетной кобурой под мышкой пациент. Его через двадцать четыре часа должен был сменить другой, такой же, не жалующийся на здоровье пациент.
Час сержант лежал, напряженно наблюдая за уложенным на противоположную койку гипсовым свертком.
Второй час стал скашивать глаза в сторону выносящих из-под свертка «утки» медсестер и предлагать им свою помощь.
На третий стал слоняться по коридору, заигрывая с младшим медицинским персоналом и молодыми ходячими больными женского пола.
На исходе четвертого флиртующий личный состав застал пришедший с проверкой майор.
— В чем дело?
— А что такое?
— Почему вы покинули вверенный вам пост?
— Я?.. Я в туалет вышел.
— А как же объект?
— Куда он денется? Он же кулем лежит! У него половина костей в гипсе!
— Это не имеет значения! Вам было приказано постоянно находиться в палате и докладывать обстановку лично мне по телефону. А вы...
— Я в туалет...
— Прекратить пререкаться!
— Но туалет...
— Попросите у врачей «утку», и пусть ее выносит кто-нибудь из персонала! Ясно?
— Ясно.
— Что?!
— Так точно!
— Кругом! И шагом марш!
Оперативник неспешно развернулся и пошел в палату, проклиная про себя начальство, но более всего того кретина в гипсе. Тоже, понимаешь, устроили армию, как молодому...
Его молитвы были услышаны.
Час спустя дверь палаты открыл мужчина в штатском.
— Что, сержант, не нравится няньку изображать?
— А кому понравится...
— Тогда — встать! И шагом марш. Кончилась твоя служба.
Мужчина показал удостоверение подполковника ФСБ. Сержант на всякий случай перезвонил своему начальству.
— Как так сняли пост? — возмутился майор в телефонную трубку, переданную мужчине в штатском.
— Так и сняли. Согласно приказу директора областного Управления ФСБ.
— Да вы что? Он же наш!
— Какой же он ваш, если у него в квартире найдено поддельное удостоверение полковника ФСБ? Между прочим, со всеми печатями. Так что остынь, майор. Не духарись. Если хочешь, можешь поставить свой пост в коридоре.
— Хочу! И поставлю!..
Последующие два дня прошли скучно. Эфэсбэшный охранник безвылазно находился в палате, тихо свирепея на свою судьбу. Медсестры заходили редко. Хотя должны были вдвое чаще, так как «уток» стало две.
Милицейский оперативник сидел на стуле, приставленном к стене возле двери палаты, и откровенно скучал.
На третий день в палату вошел все тот же сменивший посты подполковник в штатском. И главврач.
— Здравствуйте, — поздоровался врач. Подполковник показал глазами на дверь. Охранник тихо просочился в коридор.
— Он может говорить? — спросил человек в штатском.
— Пока еще нет. У него сломана челюсть.
— Когда мы сможем забрать его к себе?
— Не раньше чем через три недели.
— Три недели это очень долго.
— Раньше опасно. Он может не выдержать транспортировки.
— И все-таки нам придется рискнуть и забрать его раньше.
— Когда?
— Завтра!
— Завтра?! Но это опасно! Зачем такая спешка?
— Затем, что это не только ваш пациент. Но и наш тоже. Наш даже больше, чем ваш.
Врач осуждающе покачал головой:
— Вы зря сомневаетесь, доктор. У нас достаточно квалифицированных медицинских кадров, чтобы ваш пациент чувствовал себя не хуже, чем здесь. До свидания...
Охранник зашел в палату.
— Сколько мне здесь еще...
— Всего один день...
Ночью читавший газету охранник услышал какой-то неясный шорох. Из угла, где находился его подопечный. Оперативник опустил газету.
— Эй, ты чего?
Шорох повторился. Гипсовый куль пытался шевелиться.
— Ну ты чего?!
— М-м! — сказал куль.
Охранник встал и подошелк койке больного:
— Что ты?
— М-м-м-ы!
— Сказать что-то хочешь?
— М-м!
Охранник наклонился.
— Ну?
— Бли-же-е, — трудно произнесла забинтованная голова. Охранник приблизил лицо к бинтам. Дальше произошло непонятное. И страшное. Загипсованный больной, резко приподнявшись, ударил охранника головой в нос. Сильно ударил. До хруста ломаемых хрящей.
— А-а!..
Охранник упал, на несколько мгновений потеряв сознание.
Больной медленно, разрывая трубки капельницы, сел на койке. Потом спустил на пол здоровую ногу. И забинтованную тоже.
Он попытался встать, но упал. Еще раз привстал и опять упал на бок. И тогда медленно пополз в сторону приходящего в себя оперативника. Дополз и снова сверху, лбом, ударил его в разбитое лицо.
Оперативник охнул и затих. Теперь надолго.
Несколько минут больной лежал неподвижно, собираясь с силами. Потом пополз в угол, где возле кровати оперативника на столике стоял телефон.
Ему нужен был телефон.
Ему зачем-то нужен был телефон...
Снять его со столика было невозможно, и больной, ударив головой по ножкам, свалил телефонный аппарат на пол. Подполз. Перевернул в нормальное положение, попробовал набрать номер выступами гипса на руке. Не смог. Заметил невдалеке упавшую со столика авторучку. Подполз к ней. Захватил ртом. И, втыкая острие в нужные цифры, стал набирать номер.
Гудки.
Гудки...
— Слушаю вас.
— Мне... Двадцать восьмую... Пожалуйста, — глухо сказал раненый.
— Зачем?
— По личному делу.
— Соединяю.
— Двадцать восьмая слушает.
— Снимите бронь на 920 поезд.
— Фамилия?
— Шамаев.
— Снимаю!
Раненый отодвинул голову от лежащей на полу трубки и пополз в сторону окна. У подоконника он попробовал встать, но левая нога, закованная в гипс, не давала этого сделать. Тогда он изо всех сил ударил загипсованной ногой по чугунным ребрам батареи, стараясь сломать, раздробить мешающий ему гипс. Он колотил сломанной ногой по железу, расшвыривая в стороны куски крошащегося, красного от крови гипса.
После каждого удара он мучительно мычал, потому что вместе с гипсом дробились несросшиеся кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114