Впереди чернобровый, средних лет казак, в бархатном кафтане, подпоясанном красным кушаком, и с запорожской кривой саблей…
– Бьем челом, боярин… Не обессудь, что во множестве.
Салтыков ворочал выпученными от страха глазами и еле пробормотал:
– Не ведаю вас… люди добрые…
Казак обжег его горячим, недобрым взглядом, сказал с насмешкой:
– Кондрат Булавин. Может, слышал?
Салтыков молча шевелил губами. Подьячий дрожал всем телом.
Кто-то из казаков произнес:
– Не пытай, Кондратий Афанасьич… Видишь, от радости языка лишились…
– Воистину так, – не помня себя, вымолвил подьячий.
– А ты что за ворона? – спросил Булавин.
– Служилый, приезжий, подневольный человек… – залепетал подьячий.
Булавин, не дослушав, повернулся к дворовым:
– Кто ведает?
– За одно они стоят, атаман, – ответил хмурый пожилой крестьянин. – Боярин, как пес, народ грызет, а дьяк сей бесчинства его покрывает…
– Ну, ежели так, заодно и спрашивать будем…
Подьячий затряс бороденкой, бросился в ноги атаману:
– Неправда… оговорили меня…
– Молчи, род гадючий! – прикрикнул Булавин и приказал: – Ведите их во двор!
А там у крыльца толпились приехавшие с Булавиным казаки и одетые в рваные зипуны и лапти крестьяне. Когда Салтыкова и подьячего вывели из дома, толпа встретила их зловещим негодующим рокотом.
Булавин, выйдя на крыльцо, крикнул:
– Эй, народ! В чем боярин ваш повинен? Кажи, не таись…
Толпа закипела. Полыхала ненависть в глазах людей. Вековые обиды жгли мужицкие сердца. Потрясая дубинами и топорами, перебивая друг друга, кричали:
– Разорил всех, замучил, изверг!
– Ходим нагие, едим хлеб гнилой!
– От работ тяжких спины согнуло!
– Никакой управы на него нет! Собаками травит!
– Ивашку батогами до смерти забил!
– Зверь он лютый! Оборони нас, атаман, все тебе верно служить станем!
Булавин слушал жалобы молча. Только губы от еле сдерживаемого гнева чуть приметно дрожали. Потом повернулся он к Салтыкову, спросил:
– Слышал вины свои, боярин?
Салтыков, собрав силы, злобно выдохнул:
– Воры, смерды подлые… не вам меня судить…
– Нам! – грозно сдвинув густые брови, перебил Булавин. – Кончилось царство ваше, тунеядцы. Возьми, народ, обидчиков и недругов своих! В воду обоих!
Толпа охнула, расступилась и словно проглотила боярина и подьячего. Булавин обратился к крестьянам и холопам:
– Ведайте, браты, что встали мы, казаки, за старые обычаи и вольности, порушенные боярами и господами. Отныне крестьянству для них не пахать и не сеять. Созывайте круг, изберите атамана, живите вольно. А кто похочет с нами погулять – всем рады. Ведайте, браты, – возвысил он голос, – ныне и запорожцы и кубанцы с нами в единомыслии, работный люд и голытьба всех рек донских поднимаются за нас, а завтра Русь вся всколыхнется. Душа моя открыта перед вами. Покуда изменников старши?н, князей, дворян, прибыльщиков и подьячих не переведем, – оружия не сложим. А ежели я от намерения своего отступлюсь или корысть какую заимею, этой саблей, – выхваченная из ножен сильной и ловкой рукой, она сверкнула в воздухе, – этой саблей голову мне отсеките…
– Верим, атаман! Веди нас на Воронеж!
А между тем сгустились сумерки. Кругом зажглись костры. Казаки выводили из конюшен рысистых лошадей. Мужики тащили порезанных господских телят, кур и гусей, готовился обильный ужин. Из боярских погребов вытаскивались бочки с вином и старым хмельным медом.
Булавин довольно жмурился, подкручивал усы и беседовал приветливо с деревенскими стариками.
II
Появление булавинцев в Пристанском городке на Хопре, показавшееся неожиданным многим начальным людям, не было случайностью. Булавин, будучи в Запорожье, весьма тщательно обдумал план предстоящих действий, и можно лишь удивляться той дальновидности, с какою местом сбора вольницы был определен ничем как будто не приметный казачий хоперский городок.
Булавин прибыл в Пристанский городок в первых числах марта, сопровождаемый несколькими сотнями запорожских гультяев под начальством Лукьяна Хохлача.
Замысел Булавина состоял тогда в том, чтобы как можно быстрей собрать войско для похода в Черкасск, расправиться там с предателями-старши?нами и восстановить на Дону старые казацкие права и вольности. А для выполнения этого замысла Пристанский городок создавал наивыгоднейшие условия. На Хопре, Воронеже, Битюге, Цне и других ближних реках тысячи насильно согнанных сюда работных людей – лесорубов, плотовщиков, бурлаков – занимались под жестоким надзором смотрителей заготовкой и сплавов леса, готовили государевы будары и лодки. Кроме того, в лесах, окружавших Пристанский городок, укрывалось множество беглых солдат, холопов и староверов. Булавин надеялся на помощь этих обездоленных людей, надеялся, что они составят крепкую основу его будущего войска, с которым на государевых бударах по Хопру и Дону он легко доберется до Черкасска. Необходимый для войны провиант без особого труда можно было найти в помещичьих усадьбах, а лошадей забрать с ближних государевых конных заводов.
А чтобы привлечь к себе народ, Кондратий Афанасьевич пишет в Пристанском городке несколько «прелестных» писем, которые во множестве списков широко распространяются по всему краю.
Вот одно из таких писем, доставленных козловскому воеводе князю Волконскому:
«От Кондратия Афанасьевича Булавина и от всего съездного Войска Донского в русские города начальным добрым людям, также в села и деревни посадским торговым людям и всяким черным людям челобитье. Ведомо вам чиним, что мы всем войском стали единодушно вкупе в том, что стоять нам со всяким радением за дом пресвятой богородицы, за истинную веру христианскую, за благочестивого Царя нашего, и за свои души и головы, сын за отца и брат за брата, друг за друга стоять и умирать заодно.
А вам бы всяким начальным добрым и всяким черным людям такоже с нами стоять вкупе заодно… А от нас вы всякие посадские и торговые люди и всякие черные люди обиды никакой ни в чем не опасайтесь и не сомневайтесь отнюдь. А худым людям князьям и боярам, прибыльщикам и немцам за их злое дело отнюдь бы вам не молчать и не спущать. А между собою вам добрым начальным людям, посадским, торговым и черным людям отнюдь бы вражды никакой не чинить, напрасно не бить и не грабить и не разорять. А кто станет напрасно обижать или бить, тому человеку вам бы там учинить смертную казнь без пощады.
А по которым городам в тюрьмах есть заключенные люди, и вам бы боярам, воеводам, всяким начальным людям тех заключенных людей из тюрем всех выпустить тотчас без задержания.
Да еще вам ведомо чиним, что с нами запорожские казаки, и Белгородская орда и иные многие орды нам руки задавали в том, что они рады с нами стать заедино и радеть заодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Бьем челом, боярин… Не обессудь, что во множестве.
Салтыков ворочал выпученными от страха глазами и еле пробормотал:
– Не ведаю вас… люди добрые…
Казак обжег его горячим, недобрым взглядом, сказал с насмешкой:
– Кондрат Булавин. Может, слышал?
Салтыков молча шевелил губами. Подьячий дрожал всем телом.
Кто-то из казаков произнес:
– Не пытай, Кондратий Афанасьич… Видишь, от радости языка лишились…
– Воистину так, – не помня себя, вымолвил подьячий.
– А ты что за ворона? – спросил Булавин.
– Служилый, приезжий, подневольный человек… – залепетал подьячий.
Булавин, не дослушав, повернулся к дворовым:
– Кто ведает?
– За одно они стоят, атаман, – ответил хмурый пожилой крестьянин. – Боярин, как пес, народ грызет, а дьяк сей бесчинства его покрывает…
– Ну, ежели так, заодно и спрашивать будем…
Подьячий затряс бороденкой, бросился в ноги атаману:
– Неправда… оговорили меня…
– Молчи, род гадючий! – прикрикнул Булавин и приказал: – Ведите их во двор!
А там у крыльца толпились приехавшие с Булавиным казаки и одетые в рваные зипуны и лапти крестьяне. Когда Салтыкова и подьячего вывели из дома, толпа встретила их зловещим негодующим рокотом.
Булавин, выйдя на крыльцо, крикнул:
– Эй, народ! В чем боярин ваш повинен? Кажи, не таись…
Толпа закипела. Полыхала ненависть в глазах людей. Вековые обиды жгли мужицкие сердца. Потрясая дубинами и топорами, перебивая друг друга, кричали:
– Разорил всех, замучил, изверг!
– Ходим нагие, едим хлеб гнилой!
– От работ тяжких спины согнуло!
– Никакой управы на него нет! Собаками травит!
– Ивашку батогами до смерти забил!
– Зверь он лютый! Оборони нас, атаман, все тебе верно служить станем!
Булавин слушал жалобы молча. Только губы от еле сдерживаемого гнева чуть приметно дрожали. Потом повернулся он к Салтыкову, спросил:
– Слышал вины свои, боярин?
Салтыков, собрав силы, злобно выдохнул:
– Воры, смерды подлые… не вам меня судить…
– Нам! – грозно сдвинув густые брови, перебил Булавин. – Кончилось царство ваше, тунеядцы. Возьми, народ, обидчиков и недругов своих! В воду обоих!
Толпа охнула, расступилась и словно проглотила боярина и подьячего. Булавин обратился к крестьянам и холопам:
– Ведайте, браты, что встали мы, казаки, за старые обычаи и вольности, порушенные боярами и господами. Отныне крестьянству для них не пахать и не сеять. Созывайте круг, изберите атамана, живите вольно. А кто похочет с нами погулять – всем рады. Ведайте, браты, – возвысил он голос, – ныне и запорожцы и кубанцы с нами в единомыслии, работный люд и голытьба всех рек донских поднимаются за нас, а завтра Русь вся всколыхнется. Душа моя открыта перед вами. Покуда изменников старши?н, князей, дворян, прибыльщиков и подьячих не переведем, – оружия не сложим. А ежели я от намерения своего отступлюсь или корысть какую заимею, этой саблей, – выхваченная из ножен сильной и ловкой рукой, она сверкнула в воздухе, – этой саблей голову мне отсеките…
– Верим, атаман! Веди нас на Воронеж!
А между тем сгустились сумерки. Кругом зажглись костры. Казаки выводили из конюшен рысистых лошадей. Мужики тащили порезанных господских телят, кур и гусей, готовился обильный ужин. Из боярских погребов вытаскивались бочки с вином и старым хмельным медом.
Булавин довольно жмурился, подкручивал усы и беседовал приветливо с деревенскими стариками.
II
Появление булавинцев в Пристанском городке на Хопре, показавшееся неожиданным многим начальным людям, не было случайностью. Булавин, будучи в Запорожье, весьма тщательно обдумал план предстоящих действий, и можно лишь удивляться той дальновидности, с какою местом сбора вольницы был определен ничем как будто не приметный казачий хоперский городок.
Булавин прибыл в Пристанский городок в первых числах марта, сопровождаемый несколькими сотнями запорожских гультяев под начальством Лукьяна Хохлача.
Замысел Булавина состоял тогда в том, чтобы как можно быстрей собрать войско для похода в Черкасск, расправиться там с предателями-старши?нами и восстановить на Дону старые казацкие права и вольности. А для выполнения этого замысла Пристанский городок создавал наивыгоднейшие условия. На Хопре, Воронеже, Битюге, Цне и других ближних реках тысячи насильно согнанных сюда работных людей – лесорубов, плотовщиков, бурлаков – занимались под жестоким надзором смотрителей заготовкой и сплавов леса, готовили государевы будары и лодки. Кроме того, в лесах, окружавших Пристанский городок, укрывалось множество беглых солдат, холопов и староверов. Булавин надеялся на помощь этих обездоленных людей, надеялся, что они составят крепкую основу его будущего войска, с которым на государевых бударах по Хопру и Дону он легко доберется до Черкасска. Необходимый для войны провиант без особого труда можно было найти в помещичьих усадьбах, а лошадей забрать с ближних государевых конных заводов.
А чтобы привлечь к себе народ, Кондратий Афанасьевич пишет в Пристанском городке несколько «прелестных» писем, которые во множестве списков широко распространяются по всему краю.
Вот одно из таких писем, доставленных козловскому воеводе князю Волконскому:
«От Кондратия Афанасьевича Булавина и от всего съездного Войска Донского в русские города начальным добрым людям, также в села и деревни посадским торговым людям и всяким черным людям челобитье. Ведомо вам чиним, что мы всем войском стали единодушно вкупе в том, что стоять нам со всяким радением за дом пресвятой богородицы, за истинную веру христианскую, за благочестивого Царя нашего, и за свои души и головы, сын за отца и брат за брата, друг за друга стоять и умирать заодно.
А вам бы всяким начальным добрым и всяким черным людям такоже с нами стоять вкупе заодно… А от нас вы всякие посадские и торговые люди и всякие черные люди обиды никакой ни в чем не опасайтесь и не сомневайтесь отнюдь. А худым людям князьям и боярам, прибыльщикам и немцам за их злое дело отнюдь бы вам не молчать и не спущать. А между собою вам добрым начальным людям, посадским, торговым и черным людям отнюдь бы вражды никакой не чинить, напрасно не бить и не грабить и не разорять. А кто станет напрасно обижать или бить, тому человеку вам бы там учинить смертную казнь без пощады.
А по которым городам в тюрьмах есть заключенные люди, и вам бы боярам, воеводам, всяким начальным людям тех заключенных людей из тюрем всех выпустить тотчас без задержания.
Да еще вам ведомо чиним, что с нами запорожские казаки, и Белгородская орда и иные многие орды нам руки задавали в том, что они рады с нами стать заедино и радеть заодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50