– И вы упражняетесь в этом целых пятьдесят лет? Какой кошмар! – вырвалось у доктора.
– Боже, какое блаженство видеть, как сбывается обетование, – восторженно пропела юфрау Буриньон, – и сюда из горних миров слетаются великие духи, дабы окружить своим сонмом Аврама – это духовное имя Ансельма Клинкербогка, ибо он воистину праотец, – и здесь в убогом квартале Амстердама заложить краеугольный камень нового Иерусалима. И вот пришла Мари Фаатц («Прежде она была проституткой, а теперь сестра Магдалина», – шепнула она, прикрыв рот ладонью, своей племяннице). И вот воскрешен, вырван из лап смерти Лазарь! Да-да, Ева, об этом чуде я ни слова не сказала тебе в недавнем письме с приглашением посетить наш кружок. Ты только вдумайся: Аврам пробудил Лазаря от смертельного сна!
Ян Сваммердам встал, подошел к окну и молча вперил взгляд в темное пространство.
– Да, именно так! – продолжала Буриньон. – Он лежал в своей лавочке, можно сказать, бездыханный. И тут пришел Аврам и оживил его.
Все как по команде уставились на Айдоттера, тот смущенно отвел глаза и, энергично жестикулируя и пожимая плечами, шепотом пояснил доктору Сефарди, что и вправду было что-то этакое:
– Я лежал без всяких чувств, возможно, совсем мертвый. Разве не может полежать мертвым такой старик, как я, господин доктор?
– А потому заклинаю тебя, Ева, – горячо принялась убеждать юфрау Буриньон свою племянницу, – вступай в наш союз, ибо близко уже Царствие Небесное и последние станут первыми.
Приказчик аптечной лавки, до сих пор не открывавший рта и сидевший рядом с сестрой Магдалиной, не выпуская из рук ее ладошку, неожиданно встал, шмякнул кулаком по столу и, выкатив безумно-восторженные глаза, зашелся криком:
– И-и пе-пе-рвые станут по-по-последними, и у-у-добнее вер… верблю…
– Он оглашен духом. Его устами вещает Логос! – воскликнула Хранительница порога. – Ева, сохрани каждое слово в сердце своем!
– …люду пройти сквозь и-и-иголь…
Ян Сваммердам бросился к одержимому, лицо которого исказила звериная ярость, и начал успокаивать его магнетическими мановениями руки возле лба и губ.
– Это всего лишь «обратный ход», как у нас говорят, – попыталась старая голландка, сестра Суламифь, унять страх Евы ван Дрейсен, которая уже отскочила к двери. – С братом Иезекиилем порой такое случается, когда низшая природа на какое-то время теснит высшую. Но это бывает все реже.
Приказчик между тем уже стоял на четвереньках, лаял и рычал, а девица из Армии спасения, опустившись на колени, нежно поглаживала его по голове.
– Вы уж на него не сердитесь, – увещевала сестра Суламифь. – Все мы великие грешники, а он-то, бедняга, днем и ночью в темной лавке, и, когда ему вдруг приведется увидеть людей состоятельных, – простите меня за откровенность, сударыня, – на него находит какой-то стих, ожесточение, он аж лицом темнеет. Бедность – вы уж поверьте мне, – тяжкое бремя. Где же ему, его юной душе, укрепиться благодатью, чтобы нести его!
Впервые в жизни Ева ван Дрейсен заглянула в жуткие бездны бытия, и то, о чем прежде черпала представления из книг, она увидела воочию во всей убогой реальности.
И все же это была лишь мимолетная зарница, слишком слабая, чтобы распахнуть мрак бездны.
«Сколько невообразимых кошмаров, – подумала она, – должно быть, дремлет в этой глубине, куда так редко может заглянуть человек, которого пощадила судьба».
Она испытала небывалое духовное потрясение, сорвавшее покровы старательно соблюдаемых ритуалов быта, и человеческая душа предстала перед ней в отвратительной наготе, низведенной до животного состояния в тот самый момент, когда звучали слова того, кто ради любви к человеку принял смерть на Кресте.
Внезапно чувство безмерной вины, состоявшей уже в том, что она принадлежит к привилегированному классу и никогда особенно не упрекала себя в отсутствии интереса к страданиям ближнего, иными словами: грех безучастия, малый, как песчинка в своем зарождении, и подобный опустошительной лавине в своих последствиях, – все это повергло Еву в глубокий ужас, сравнимый со смертельным испугом человека, который, ничтоже сумняшеся, затеял игру с канатом и вдруг увидел, что держит в руках змею.
Когда Суламифь рассказывала о бедственном положении приказчика, Ева инстинктивно потянулась за кошельком (этим безотчетным порывом сердце надеется провести рассудок), но уже через минуту-другую решение помочь бедняге казалось ей неудачным, и вместо доброго деяния она выбрала доброе намерение – сделать это позднее, но уж как следует.
Испытанная военная хитрость лукавого, имеющая целью затянуть время до срока, когда утихнет порыв сострадания, сработала и на сей раз.
Иезекииль тем временем оправился от припадка и лишь кротко всхлипывал.
Сефарди, который, как и все именитые португальские евреи в Голландии, неукоснительно следовал обычаю предков не являться в чужой дом без подарка, воспользовался возможностью отвлечь внимание от припадочного и, развернув упаковку с маленьким серебряным кадилом, протянул его Сваммердаму.
– Золото, ладан и мирра… Три царя, три волхва с Востока ! – прошептала Хранительница порога дрогнувшим от умиления голосом, благоговейно закатывая глаза. – Узнав вчера, что вместе с Евой к нам пожалуете вы, господин доктор, Аврам нарек вас именем одного из них – царя Бальтазара. И что же: вы приходите и приносите ладан! Царь Мельхиор (в миру барон Пфайль, я знаю это от маленькой Катье) явился сегодня в своей духовной ипостаси, – она с таинственным видом повернулась к разинувшим рты братьям и сестрам, – и передал деньги. И вот я вижу духовным зраком: к нам держит путь третий из волхвов – Каспар. – Она с чувством подмигнула Мари Фаатц, ответившей ей всепонимающим взглядом. – Да, времена семимильными шагами идут к своему концу…
Ее прервал стук в дверь, и появившаяся на пороге Катье, маленькая внучка сапожника Клинкербогка, объявила:
– Спешите наверх, у дедушки второе рождение.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда все ринулись в мансарду сапожника, Еве удалось ненадолго задержать коллекционера бабочек.
– Простите, господин Сваммердам, у меня к вам только один вопрос, хотя узнать хотелось бы так много. То, что вы говорили об истерии и силе, сокрытой в имени, глубоко поразило меня… но, с другой стороны-
– Позвольте дать вам совет, милая барышня. – Сваммердам остановился, и внимательно посмотрел Еве в глаза. – Я прекрасно понимаю, что все услышанное здесь не могло не озадачить вас. Однако вам принесло бы немалую пользу, если бы вы восприняли это как первый урок и не ждали духовного руководства от других, но доверили бы его самой себе. Только поучения собственного духа даются в нужное время и находят благодатную почву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63