— А вот товарищ из кино. Ты не встречал Сто сорок пятой?
— Нет, — сказал я.
— Они на Эстремадурской дороге, — сказал старик. — Мой сын комиссар пулеметной роты. Он у меня младший. Ему двадцать лет.
— А в какой вы партии, товарищ? — спросил его Эл.
— Я ни в какой партии, — сказал старик. — А сын коммунист.
— Я тоже коммунист, — сказал Эл. — Наступление, товарищ, еще не развернулось. Наступать сейчас нелегко. У фашистов очень крепкие позиции. Вы, в тылу, должны держаться так же стойко, как и мы на фронте. Может быть, мы сейчас и не возьмем этих позиций, но мы уже доказали, что у нас есть армия, способная наступать, и увидите, она себя еще покажет.
— А эта Эстремадурская дорога? — спросил старик, все еще придерживая дверь. — Там очень опасно?
— Нет, — сказал Эл. — Там теперь тихо. Вам за него нечего беспокоиться.
— Да благословит вас бог, — сказал официант, — и да сохранит и спасет вас.
Выйдя в темноту улицы, Эл сказал:
— Ну, политически он не того, слабоват.
— Он хороший старик, — сказал я. — Я его давно знаю.
— Хорош-то он хорош, — сказал Эл, — но политически ему бы надо подразвиться.
Мой номер во «Флориде» был битком набит. Кто-то завел патефон, в воздухе плавал дым, на полу играли в кости. Товарищи приходили ко мне мыться, и в комнате пахло табачным дымом, пропотевшей одеждой и паром из ванной.
Манолита, испанка с близко посаженными холодными глазами, очень стройная, одетая скромно, хоть и с претензией на французский шик, сидела на кровати, весело, но с достоинством разговаривая с английским журналистом. Если не считать патефона, было не очень шумно.
— Это, кажется, ваша комната? — спросил английский журналист.
— Она значится за мной, — сказал я. — Иногда я здесь ночую.
— А виски чье? — спросил он.
— Мое, — сказала Манолита. — Ту бутылку они выпили, а я достала еще.
— Вот и правильно, дочка, — сказал я. — За мной три бутылки.
— Две, — сказала она. — Та была подарок.
На столе, рядом с моей машинкой, в полуоткупоренной жестянке был большой кусок ветчины, розовый, с белой каемкой сала. Время от времени кто-нибудь из игроков вставал, отрезал себе ломоть перочинным ножом и возвращался к играющим. Я тоже отрезал себе ломоть.
— Ты следующий на очереди в ванну, — сказал я Элу. Он еще осматривался в комнате.
— А у тебя тут славно, — сказал он. — И откуда только ветчина?
— Мы купили ее у интенданта одной из бригад, — сказала Манолита. — Что, плоха?
— Кто это «мы»?
— Да вот мы с ним. — Она кивнула в сторону корреспондента-англичанина. — Правда, он милый?
— Манолита очень любезна, — сказал англичанин. — Надеюсь, мы не мешаем вам?
— Да нет, — сказал я. — Попозже мне, может быть, захочется прилечь, но это будет не скоро.
— Можно будет перейти в мою комнату, — сказала Манолита. — Вы ведь не сердитесь, Генри?
— Нисколько, — сказал я. — А кто это играет в кости?
— Не знаю, — сказала Манолита. — Они пришли вымыться в ванне, а потом остались играть. Они ведут себя очень прилично. А вы знаете, какая у меня беда?
— Нет.
— Большая беда. Вы знали моего жениха? Он служил в полиции, и его послали в Барселону.
— Ну и что же?
— Его убили в стычке, и у меня не осталось никого в полиции, а он не успел раздобыть мне документов, как обещал, и сегодня я узнала, что меня хотят арестовать.
— За что?
— Нет документов, и говорят, что я все время верчусь с вашей братией и с людьми из бригад и, значит, я, наверно, шпионка. Если бы жених мой не угодил под пулю, все было бы в порядке. Вы поможете мне?
— Конечно, — сказал я. — Если за вами ничего нет, можете не бояться.
— Все-таки для верности мне бы лучше остаться у вас.
— А если за вами что-то есть, тогда и я влипну в историю.
— Значит, нельзя остаться?
— Нет. А в случае чего вызывайте меня. Я никогда не слышал, чтобы вы заводили разговор на военные темы, и, по-моему, за вами ничего нет.
— Конечно, нет, — сказала она, отодвигаясь от англичанина и наклоняясь ко мне. — А как вы думаете, с ним остаться можно? За ним-то ничего нет?
— Не могу сказать, — ответил я. — В первый раз его вижу.
— Вы на меня сердитесь, — сказала она. — Не будем больше об этом думать. Лучше с легкой душой пойдем обедать.
Я подошел к игрокам.
— Хотите пообедать с нами?
— Нет, товарищ, — сказал, не поднимая головы, державший кости. — А вы не хотите попытать счастья?
— Я есть хочу.
— Ну, мы вас тут дождемся, — сказал второй игрок. — Кидай, что ли. Я держу…
— Раздобудете деньжат — волоките сюда, в наш банк.
Кроме Манолиты, в комнате нашелся еще один мой знакомый. Он был из Двенадцатой бригады, и это он заводил патефон. Родом он венгр, но грустный, не из веселых венгров.
— Salud, camarada, — сказал он. — Спасибо вам за гостеприимство.
— А что же вы в кости? — спросил я его.
— Денег таких нет, — сказал он. — Эти ребята — летчики по контракту. Наемники… Получают по тысяче долларов в месяц. Они были на Теруэльском фронте, а теперь вот пожаловали сюда.
— А как они очутились в моем номере?
— Один из них знает вас. Его сейчас вызвали на аэродром. За ним пришла машина, когда игра уже началась.
— Очень рад, что вы заглянули, — сказал я. — Приходите в любое время и располагайтесь, как дома.
— Я пришел послушать новые пластинки, — сказал он. — Если я вам не мешаю.
— Да нет. Очень хорошо. Хотите выпить?
— Нет, только немножко ветчины.
Один из игроков встал и отрезал еще ветчины.
— Вы не видели тут этого Генри, хозяина комнаты? — спросил он.
— Это я.
— А, — сказал он. — Извиняюсь. Сыграем?
— Попозже, — сказал я.
— Ну что ж, — сказал он. Потом, с полным ртом ветчины, рявкнул: — Ну, ты, Каролинский недоносок, кидай кости об стенку как следует.
— А это тебе не поможет, товарищ, — буркнул тот, что бросал кости.
Эл вышел из ванной. Он был чистенький, только под глазами осталось несколько пятен.
— Вытри полотенцем, — сказал я.
— Что?
— Посмотрись еще раз в зеркало.
— Оно запотело, — сказал он. — Да черт с ним. Хорошо и так.
— Пойдем пообедаем, — сказал я. — Пойдем, Манолита. Вы знакомы?
Я заметил, что Манолита оценивающе его оглядела.
— Здравствуйте, — сказала она.
— А знаете — это идея, — сказал англичанин. — Насчет обеда. Но где?
— А эти что, в крап дуются? — спросил Эл.
— А ты сразу не разглядел?
— Нет, я глядел только на ветчину.
— Ну да, в крап.
— Вы идите обедайте, — сказал Эл, — а я останусь здесь.
Когда мы уходили, на полу уже сидело шестеро, а Эл собирался отрезать себе ветчины. Я слышал, как один из летчиков спросил:
— Из каких войск, товарищ?
— Танкист.
— Говорят, от танков теперь никакого проку.
— Мало ли что говорят, — ответил Эл. — Это что у вас там, кости?
— Хочешь поглядеть?
— Да нет, — сказал Эл. — Метнуть разок.
Мы спустились в холл, Манолита, я и высокий англичанин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83