Она почувствовала дикую волну стыда и желания.
- Не надо, - пробормотала она, оскорбленная, но жаждущая.
- Хочешь, чтобы я остановился?
- Н-н-нет, - вырвалось признание, и это было правдой.
Даже не видя его лица, она знала, что он улыбается. Но ей было все равно. То, что наполняло ее тело, было слишком сильным, слишком важным, чтобы прерывать это.
Кончики его пальцев скользили по самым чувствительным местам ее тела, по тем местам, ко - торые не смогло тронуть солнце. Он пробуждал в ней страстное желание быть с ним, делая ее все более ненасытной.
Она должна взять себя в руки, должна сказать ему, и очень резко сказать, что не потерпит такой фамильярности, но… фамильярность никогда еще не была так прекрасна и никогда еще не доставляла ей столько наслаждения. Голова кружилась, и Алисия вдыхала воздух маленькими неглубокими глотками, боясь дышать, боясь отвлечь его, боясь нечаянно прервать это наслаждение.
Прижимая ладонь к губам, она задрожала, когда пальцы Кристоса скользнули внутрь нее…
Никогда еще никто не дотрагивался до нее так дразняще, даже Джереми, который был довольно робким и (вправе ли она так говорить?) ненасыщающим любовником. Для Джереми секс был просто коротким соединением. Ему даже в голову никогда не приходило, что у нес есть физические желания.
Она дрожала под его пальцами, а Кристос не останавливался, и ей приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не выгибаться дугой под его ненасытными руками. Она не может потерять контроль над собой, не должна соблазняться им. Но ноги сами собой раздвигались, как будто по своей собственной воле.
Голова как будто опустела, а перед глазами только мелькали красные, зеленые и белые огоньки…
Ее открытый рот, прижатый к ладони, сделал рдох, и это вернуло се к действительности. Крис - тос пошевелился, и она вспомнила о нем и о том, что это по его вине она испытала сейчас унизительное наслаждение.
Он довел ее до оргазма только с помощью ру - ки. Боже, это невероятно. Как грубо и унизительно. Она хотела спрятать лицо в подушку, укрыться сама, но это бы не помогло. Он ждал от нее каких-то слов. Ждал чего-то.
Она медленно повернула голову, веки были тяжелые, как будто со сна. Алисия посмотрела на Кристоса. Он выглядел сонным, а его зрачки были совсем черными. Ему нравилось быть властелином, и она понимала это. Кристосу нравилось заставлять се падать в его объятия.
Алисия немного успокоила свое тело. И все-таки он ждал, что она что-то скажет. Она выдавила из себя первое пришедшее на ум:
- Это было… мило.
Его ресницы опустились, скрывая истинные его чувства.
- Я, наверное, теряю форму. Надо будет потренироваться. - И, кивнув ей, он ушел, оставив ее лежать обнаженной на кровати.
Ночь прошла мучительно, кожа горела, казалось, что жар разливается по всему телу. Проснувшись в очередной раз, она увидела рядом Кристоса, который держал в руках аспирин. Она благодарно взяла его и позволила намазать себе спину обезболивающим. Он избегал разговоров о том, что произошло между ними раньше, и, когда он ушел, Алисия провалилась в глубокий и уже расслабляющий сон.
Прислуга принесла ей завтрак прямо в постель, и Алисия съела дыню и сладкие булочки, сидя в кровати и стараясь как можно меньше двигаться.
Кристос появился незаметно. Он был одет в костюм и галстук, черные волосы были гладко зачесаны назад, что подчеркивало его суровость и твердость.
- Как ты? Я же предупреждал тебя о солнце.
Конечно, он предупреждал. Он вообще бездонный кладезь мудрости. Она стиснула зубы, чтобы удержаться от желания сказать что-нибудь колкое.
- Если я тебе понадоблюсь, я буду в кабинете.
- Ты мне не понадобишься. Он пожал плечами.
- Это ты так говоришь, но твои действия не соответствуют твоим словам. - Сказав это, он вышел из комнаты.
Он был прав. Она не понимала, что творится у нее внутри. Как будто две абсолютно разные женщины уживаются в ее теле. Одна - непорочная, правильная, дисциплинированная. Другая же была полна голода и желания. И это всегда было так. Еще ребенком она жаждала новых ощущений, а холодность ее отца, его постоянная критика приучили ее стыдиться своих чувств, превращая вполне нормальные детские желания в нечто грязное и неправильное.
Дочери должны быть полезными, должны прислуживать. Дочери должны быть тихими и послушными. Дочери должны быть безмолвны - ми и жертвенными. И отец постоянно давал Алисии понять, что она не соответствует ни одному из этих требований.
И чем старше она становилась, тем больше боролась со своей пылкой и страстной по природе натурой, тем больше стремилась подчинить себя правилам, остепенить себя. Она старалась стать такой, какой хотел видеть ее отец.
У нее всегда была склонность к рисованию, и она часто доставала свой большой альбом для эскизов, выплескивая в нескончаемые черно-белые наброски всю энергию, которая скапливалась в ней и рвалась наружу. Она рисовала портреты домашней прислуги, соседских детишек, морские и степные пейзажи.
И возможность специально учиться живописи была послана ей в ответ на все ее молитвы. Отец сначала пришел в ярость, но мать все-таки уговорила его отпустить Алисию. В Париже она оказалась в окружении всего нового для нее, она оказалась в кругу артистов и писателей, которые говорили обо всем, кроме денег. Они были интересными и оригинальными, горячими и несдержанными, умными и смешливыми. И Джереми был одним из них, он всегда был душой компании, очаровательный, красивый, абсолютно безответственный. Это в нем и нравилось Алисии. Нравилось даже то, что он не может удержаться на работе. Он был самым непредсказуемым человеком, которого она когда-либо знала.
Долго они не тянули. Несколько страстных ночей - и он предложил ей жить вместе. Но чем дальше, тем больше в ней просыпалась правильная греческая девушка. Она не могла просто жить с мужчиной. Ей нужно было быть женой, а потом и матерью.
И она стала. И женой, и матерью.
Алисия перевернулась в кровати и положила руку на одеяло. Казалось, что Париж был так давно. Джереми - это просто имя мужчины, которого она когда-то знала.
Странно, что она прожила отрезок жизни, который ничего для нее больше не значит. Правильная греческая девушка безвозвратно исчезла. Осталось только воспоминание.
А потом судьба решила, что ей нужен Кристос, и, нарушив все правила, соединила их.
Ему нужна была жена. Она стала женой. Только она не забеременеет. Доктор дал ей голубую пластиковую коробочку с пилюлями, которые на шесть месяцев защитят ее от нежелательной беременности…
Чуть позже, уже днем, Алисия смогла принять ванну и одеться в легкий сарафан и совсем открытые сандалии. Она пообедала одна в столовой и побродила по садовым дорожкам, прислушиваясь к отдаленному гулу машин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
- Не надо, - пробормотала она, оскорбленная, но жаждущая.
- Хочешь, чтобы я остановился?
- Н-н-нет, - вырвалось признание, и это было правдой.
Даже не видя его лица, она знала, что он улыбается. Но ей было все равно. То, что наполняло ее тело, было слишком сильным, слишком важным, чтобы прерывать это.
Кончики его пальцев скользили по самым чувствительным местам ее тела, по тем местам, ко - торые не смогло тронуть солнце. Он пробуждал в ней страстное желание быть с ним, делая ее все более ненасытной.
Она должна взять себя в руки, должна сказать ему, и очень резко сказать, что не потерпит такой фамильярности, но… фамильярность никогда еще не была так прекрасна и никогда еще не доставляла ей столько наслаждения. Голова кружилась, и Алисия вдыхала воздух маленькими неглубокими глотками, боясь дышать, боясь отвлечь его, боясь нечаянно прервать это наслаждение.
Прижимая ладонь к губам, она задрожала, когда пальцы Кристоса скользнули внутрь нее…
Никогда еще никто не дотрагивался до нее так дразняще, даже Джереми, который был довольно робким и (вправе ли она так говорить?) ненасыщающим любовником. Для Джереми секс был просто коротким соединением. Ему даже в голову никогда не приходило, что у нес есть физические желания.
Она дрожала под его пальцами, а Кристос не останавливался, и ей приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не выгибаться дугой под его ненасытными руками. Она не может потерять контроль над собой, не должна соблазняться им. Но ноги сами собой раздвигались, как будто по своей собственной воле.
Голова как будто опустела, а перед глазами только мелькали красные, зеленые и белые огоньки…
Ее открытый рот, прижатый к ладони, сделал рдох, и это вернуло се к действительности. Крис - тос пошевелился, и она вспомнила о нем и о том, что это по его вине она испытала сейчас унизительное наслаждение.
Он довел ее до оргазма только с помощью ру - ки. Боже, это невероятно. Как грубо и унизительно. Она хотела спрятать лицо в подушку, укрыться сама, но это бы не помогло. Он ждал от нее каких-то слов. Ждал чего-то.
Она медленно повернула голову, веки были тяжелые, как будто со сна. Алисия посмотрела на Кристоса. Он выглядел сонным, а его зрачки были совсем черными. Ему нравилось быть властелином, и она понимала это. Кристосу нравилось заставлять се падать в его объятия.
Алисия немного успокоила свое тело. И все-таки он ждал, что она что-то скажет. Она выдавила из себя первое пришедшее на ум:
- Это было… мило.
Его ресницы опустились, скрывая истинные его чувства.
- Я, наверное, теряю форму. Надо будет потренироваться. - И, кивнув ей, он ушел, оставив ее лежать обнаженной на кровати.
Ночь прошла мучительно, кожа горела, казалось, что жар разливается по всему телу. Проснувшись в очередной раз, она увидела рядом Кристоса, который держал в руках аспирин. Она благодарно взяла его и позволила намазать себе спину обезболивающим. Он избегал разговоров о том, что произошло между ними раньше, и, когда он ушел, Алисия провалилась в глубокий и уже расслабляющий сон.
Прислуга принесла ей завтрак прямо в постель, и Алисия съела дыню и сладкие булочки, сидя в кровати и стараясь как можно меньше двигаться.
Кристос появился незаметно. Он был одет в костюм и галстук, черные волосы были гладко зачесаны назад, что подчеркивало его суровость и твердость.
- Как ты? Я же предупреждал тебя о солнце.
Конечно, он предупреждал. Он вообще бездонный кладезь мудрости. Она стиснула зубы, чтобы удержаться от желания сказать что-нибудь колкое.
- Если я тебе понадоблюсь, я буду в кабинете.
- Ты мне не понадобишься. Он пожал плечами.
- Это ты так говоришь, но твои действия не соответствуют твоим словам. - Сказав это, он вышел из комнаты.
Он был прав. Она не понимала, что творится у нее внутри. Как будто две абсолютно разные женщины уживаются в ее теле. Одна - непорочная, правильная, дисциплинированная. Другая же была полна голода и желания. И это всегда было так. Еще ребенком она жаждала новых ощущений, а холодность ее отца, его постоянная критика приучили ее стыдиться своих чувств, превращая вполне нормальные детские желания в нечто грязное и неправильное.
Дочери должны быть полезными, должны прислуживать. Дочери должны быть тихими и послушными. Дочери должны быть безмолвны - ми и жертвенными. И отец постоянно давал Алисии понять, что она не соответствует ни одному из этих требований.
И чем старше она становилась, тем больше боролась со своей пылкой и страстной по природе натурой, тем больше стремилась подчинить себя правилам, остепенить себя. Она старалась стать такой, какой хотел видеть ее отец.
У нее всегда была склонность к рисованию, и она часто доставала свой большой альбом для эскизов, выплескивая в нескончаемые черно-белые наброски всю энергию, которая скапливалась в ней и рвалась наружу. Она рисовала портреты домашней прислуги, соседских детишек, морские и степные пейзажи.
И возможность специально учиться живописи была послана ей в ответ на все ее молитвы. Отец сначала пришел в ярость, но мать все-таки уговорила его отпустить Алисию. В Париже она оказалась в окружении всего нового для нее, она оказалась в кругу артистов и писателей, которые говорили обо всем, кроме денег. Они были интересными и оригинальными, горячими и несдержанными, умными и смешливыми. И Джереми был одним из них, он всегда был душой компании, очаровательный, красивый, абсолютно безответственный. Это в нем и нравилось Алисии. Нравилось даже то, что он не может удержаться на работе. Он был самым непредсказуемым человеком, которого она когда-либо знала.
Долго они не тянули. Несколько страстных ночей - и он предложил ей жить вместе. Но чем дальше, тем больше в ней просыпалась правильная греческая девушка. Она не могла просто жить с мужчиной. Ей нужно было быть женой, а потом и матерью.
И она стала. И женой, и матерью.
Алисия перевернулась в кровати и положила руку на одеяло. Казалось, что Париж был так давно. Джереми - это просто имя мужчины, которого она когда-то знала.
Странно, что она прожила отрезок жизни, который ничего для нее больше не значит. Правильная греческая девушка безвозвратно исчезла. Осталось только воспоминание.
А потом судьба решила, что ей нужен Кристос, и, нарушив все правила, соединила их.
Ему нужна была жена. Она стала женой. Только она не забеременеет. Доктор дал ей голубую пластиковую коробочку с пилюлями, которые на шесть месяцев защитят ее от нежелательной беременности…
Чуть позже, уже днем, Алисия смогла принять ванну и одеться в легкий сарафан и совсем открытые сандалии. Она пообедала одна в столовой и побродила по садовым дорожкам, прислушиваясь к отдаленному гулу машин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32