Прищурившись, он заметил холодный блеск ее зеленых глаз и чуть презрительный изгиб губ.
– Флейм, я понимаю, как все это выглядит и как звучит со стороны, – осторожно начал он. – Но в действительности все обстоит совсем иначе.
– Правда? – Она остановилась перед ним, ее голос дрожал от гнева, который она уже не пыталась скрыть. – Воображаю, каким легким препятствием я оказалась: жадно впитывала всю твою ложь и сама же просила еще, искренне веря в то, что ты любишь меня и что я могу на тебя положиться. Покорить меня, пустив в ход все свое обаяние. Таков был твой замысел, верно?
– Ты ошибаешься, Флейм.
– Нет, ошибся ты.
Она приехала сюда сегодня утром, уверенная в том, что разговор с Ченсом рассеет ее сомнения. Так оно и вышло, только совсем в другую сторону. Резким движением она сдернула с пальца оба кольца и подняла их перед Ченсом.
– Теперь они значат для меня не больше, чем для тебя. – Флейм хладнокровно разжала пальцы, кольца упали на пол, и она с удовлетворением отметила мелькнувший на лице Ченса гнев. Она было направилась прочь, но остановилась. – Считаю своим долгом сообщить, что твоя тетка скончалась нынешней ночью, в двенадцать сорок пять. Я новая хозяйка Морганс-Уока, правда, пока не официально, и клянусь тебе, Ченс, ты не получишь и дюйма этой земли.
На этот раз, когда она повернулась, чтобы уйти, он схватил ее и развернул к себе лицом, его пальцы вонзились в мягкую плоть ее рук.
– Черт побери, Флейм, может, ты все-таки меня выслушаешь?
Она не отпрянула от него и не попыталась высвободиться.
– В чем дело, Ченс? Ты решил, что, коль обольщением меня не взять, надо прибегнуть к силе? Хэтти предупреждала меня, что ты способен на все, лишь бы завладеть Морганс-Уоком.
Он мгновенно убрал руки – его челюсти были плотно сжаты, глаза смотрели холодно. И не попытался ее остановить. Задержавшись в дверях, она оглянулась.
– Похороны в субботу утром. Не приезжай. Тебе не будут рады.
И ушла, закрыв за собой дверь.
Какое-то время он смотрел ей вслед, затем, подняв с пола кольца, подержал их на ладони. Сверкание бриллианта словно оскорбляло его, как оскорбила Флейм. Он зажал их в кулак и направился к своему столу.
– Неужели ты отпустишь ее? – нахмурился Сэм. – Нельзя позволить ей уйти вот так. Ты должен с ней поговорить, убедить ее.
– Не сейчас. Она не в состоянии слушать. – Он никогда не видел ее такой – рассерженной, обиженной, полностью закрытой от него, готовой швырнуть ему в лицо любое его слово.
– Ченс прав, – быстро поддержала его Молли. – Она оскорблена. И хочет только одного – оскорбить в ответ. Нельзя разумно разговариватъ с человеком, которому больно. Надо подождать – через пару дней боль стихнет, тогда и встретитесь.
– Надеюсь, вы правы, – сказал Сэм, явно не разделяя ее убежденности.
– Права, права. – Она уверенно улыбнулась. – Флейм любит вас, Ченс. Это так же ясно, как то, что солнце встает по утрам.
– А что, если вы ошибаетесь? – пробормотал Сэм, качая головой.
– Не ошибается, – заявил Ченс, подняв сжимавшую кольца руку. – Я снова надену их ей на палец. Возможно, на это потребуется время, но я добьюсь своего. Я не намерен терять ни ее… ни Морганс-Уок.
Однако Сэм оставался безутешен и со вздохом провел пальцами по своим взъерошенным волосам.
– Во всем виноват я.
Зазвонил телефон, мигающая лампочка указывала на то, что набран прямой номер Ченса.
– Я подойду, – сказал Ченс, опережая Молли. – Вероятно, это либо Мэксайн, либо Мэтт Сойер – с известиями о Хэтти. – Он поднял трубку.
– Ченс, дорогой, это Лючанна – донесся до него знакомый вибрирующий голос. – Может, я не вовремя, но ходят нелепые слухи, будто ты женился, ничего не сказав своим друзьям? Это правда, дорогой?
Он посмотрел на кольца у себя на ладони.
– Кажется, в данный момент это под вопросом.
27
Пелена холодных серых облаков покрывала послеполуденное небо, предавая внушительному трехэтажному особняку мрачный вид и усиливая общее впечатление безрадостности и уныния. Мертвые коричневые листья вихрем неслись по лужайке, гонимые сильным северным ветром.
Около дома Ченс притормозил. Других машин видно не было, значит, если кто-то из соседей и наведывался после похорон, то уже отбыл. И Флейм должна быть одна.
Он много и серьезно думал относительно целесообразности сегодняшнего визита. По сведениям Мэтта Сойера, завтра Флейм улетала в Сан-Франциско. Возможно, имело смысл дождаться ее возвращения в город, где они встретились, но он решил иначе. Момент сейчас был самый подходящий. Ее отрезвил ритуал похорон, а после – возможность поразмышлять наедине с собой – наверняка она будет более восприимчива, чем во время их последней встречи. И, черт возьми, он хотел ее видеть! Она его жена.
Он остановил машину у крыльца и вышел, порывистый северный ветер взлохматил ему волосы и взметнул новый вихрь листьев; Ченс смотрел на дом, в котором когда-то жил. На входной двери висел траурный венок. Подобный венок висел здесь почти на том же самом месте, когда Ченс последний раз стоял на этом крыльце. Тот вывесили по случаю смерти его матери.
Внезапно он вновь ощутил себя маленьким мальчиком, пытаясь сглотнуть слезы, для которых был уже слишком взрослым, и чувствуя, как горло перехватило от детской ненависти. Рука отца, от которого сильно разило виски, лежала у него на плече.
– Ты видел ее лицо, когда сказал ей, что в один прекрасный день вернешься сюда? Она побледнела. Побелела, как эти колонны. А ты вернешься, малыш. – Отцовские пальцы больно впились ему в плечо. – Посмотри на этот дом, посмотри и запомни, потому что и он, и вся эта земля будут твоими. И эта тварь ничего не сможет сделать. Ничего.
– Я ненавижу ее. – Эти слова были исторгнуты горечью и жгучей обидой. – Ненавижу и ее, и этот дом. Когда он будет мой, я его спалю.
– Не говори глупостей. Кирпич не горит. – Он подтолкнул Ченса к пыльному пикапу. – Пошли. Уберемся отсюда.
– Где мы будем жить, пап?
– Найдем что-нибудь, не беспокойся.
И они нашли – старые меблирашки в Талсе, ветхий пережиток времен бума, когда нефтяные компании строили дешевое жилье для своих рабочих. Зимой здесь было страшно холодно, а летом – жарко, и почти всегда воняло отцовской блевотиной. Хотя арендная плата была низкой, на нее как раз хватало его месячного заработка от продажи газет. Отец тоже работал время от времени, чтобы заработать на хлеб, одежду и бутылку виски. Но он и этим перестал себя утруждать, когда Ченсу исполнилось четырнадцать. Бутылка дешевого спиртного – вот все, что ему было нужно; а напившись, он принимался поносить Хэтти и уверял Ченса, что все это – явление временное. В конце концов через два года он допился до смерти.
Вот что Хэтти сотворила с его отцом – лишила его гордости и достоинства, втоптала в грязь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117