"Родился в Луисвилле, штат Кентукки, в 1905 г ., — читал я. — Мистер Льюис не занимался музыкой до 16 лет, а потом отец купил ему скрипку. Через год юный Льюис услышал знаменитого пианиста Джимми Янси. «Это, — вспоминает Льюис, — и было то, что надо».
Вскоре, — читал я дальше, — Льюис стал играть на рояле буги-вуги, стараясь взять от своего старшего товарища Янси все, что возможно, — тот до самой своей смерти оставался ближайшим другом и кумиром мистера Льюиса. Так как Льюис был сыном проводника пульмановских вагонов, — читал я дальше, — Что семья Льюисов жила возле железной дороги. Ритм поездов вошел в плоть и кровь юного Льюиса. И вскоре он сочинил блюз для рояля в ритме буги-вуги, ставший уже классическим в своем роде, под названием «Тук-тук-тук вагончики».
Я поднял голову. Первый помер пластинки уже кончился, игла медленно прокладывала себе дорожку к следующему номеру. Как я прочел на обложке, следующий назывался «Блюз „Дракон“».
Мид Люкс Льюис сыграл первые такты соло — и тут вступила Анджела Хониккер.
Глаза у нее закрылись.
Я был потрясен.
Она играла блестяще.
Она импровизировала под музыку сына проводника; она переходила от ласковой лирики и хриплой страсти к звенящим вскрикам испуганного ребенка, к бреду наркомана. Ее переходы, глиссандо, вели из рая в ад через все, что лежит между ними.
Так играть могла только шизофреничка или одержимая.
Волосы у меня встали дыбом, как будто Анджела каталась по полу с пеной у рта и бегло болтала по-древневавилонски.
Когда музыка оборвалась, я закричал Джулиану Каслу, тоже пронзенному этими звуками:
— Господи, вот вам жизнь! Да разве ее хоть чуточку поймешь?
— А вы и не старайтесь, — сказал Касл. — Просто сделайте вид, что вы все понимаете.
— Это очень хороший совет. — Я сразу обмяк. И Касл процитировал еще один стишок:
Тигру надо жрать,
Порхать-пичужкам всем,
А человеку-спрашивать:
«Зачем, зачем, зачем?»
Но тиграм время спать,
Птенцам-лететь обратно,
А человеку — утверждать,
Что все ему понятно.
— Это откуда же? — спросил я.
— Откуда же, как не из Книг Боконона.
— Очень хотелось бы достать экземпляр.
— Их нигде не достать, — сказал Касл. — Кинги не печатались. Их переписывают от руки. И конечно, законченного экземпляра вообще не существует, потому что Боконон каждый день добавляет еще что-то.
Маленький Ньют фыркнул:
— Религия!
— Простите? — сказал Касл.
— Кошку видали? Колыбельку видали?
82. ЗА-МА-КИ-БО
Генерал-майор Фрэнклин Хониккер к ужину не явился.
Он позвонил по телефону и настаивал, чтобы с ним поговорил я, и никто другой. Он сказал мне, что дежурит у постели «Папы» и что «Папа» умирает в страшных муках. Голос Фрэнка звучал испуганно и одиноко.
— Слушайте, — сказал я, — а почему бы мне не вернуться в отель, а потом, когда все кончится, мы с вами могли бы встретиться.
— Нет, нет, нет. Не уходите никуда. Надо, чтобы вы были там, где я сразу смогу вас поймать. — Видно было, что он ужасно боится выпустить меня из рук. И оттого, что мне было непонятно, почему он так интересуется мной, мне тоже стало жутковато.
— А вы не можете объяснить, зачем вам надо меня видеть? — спросил я.
— Только не по телефону.
— Это насчет вашего отца?
— Насчет вас.
— Насчет того, что я сделал?
— Насчет того, что вам надо сделать.
Я услышал, как где-то там, у Фрэнка, закудахтала курица.
Услышал, как там открылись двери и откуда-то донеслась музыка — заиграли на ксилофоне. Опять играли «На склоне дня». Потом двери закрылись, и музыки я больше не слыхал.
— Я был бы очень благодарен, если бы вы мне хоть намекнули, чего вы от меня ждете, надо же мне как-то подготовиться, — сказал я.
— За-ма-ки-бо.
— Что такое?
— Это боконистское слово.
— Никаких боконистских слов я не знаю.
— Джулиан Касл там?
— Да.
— Спросите его, — сказал Фрэнк. — Мне надо идти. — И он повесил трубку.
Тогда я спросил Джулиана Касла, что значит за-ма-ки-бо.
— Хотите простой ответ или подробное разъяснение?
— Давайте начнем с простого.
— Судьба, — сказал он. — Неумолимый рок.
83. ДОКТОР ШЛИХТЕР ФОН КЕНИГСВАЛЬД ПРИБЛИЖАЕТСЯ К ТОЧКЕ РАВНОВЕСИЯ
— Рак, — сказал Джулиан Касл, когда я ему сообщил, что «Папа» умирает в мучениях.
— Рак чего?
— Чуть ли не всего. Вы сказали, что он упал в обморок на трибуне?
— Ну конечно, — сказала Анджела.
— Это от наркотиков, — заявил Касл. — Он сейчас дошел до той точки, когда наркотики и боли примерно уравновешиваются.
Увеличить долю наркотиков — значит убить его.
— Наверно, я когда-нибудь покончу с собой, — пробормотал Ньют.
Он сидел на чем-то вроде высокого складного кресла, которое он брал с собой в гости. Кресло было сделано из алюминиевых трубок и парусины. — Лучше, чем подкладывать словарь, атлас и телефонный справочник, — сказал Ньют, расставляя кресло.
— А капрал Маккэйб так и сделал, — сказал Касл. — Назначил своего дворецкого себе в преемники и застрелился.
— Тоже рак? — спросил я.
— Не уверен. Скорее всего, нет. По-моему, он просто извелся от бесчисленных злодеяний. Впрочем, все это было до меня.
— До чего веселый разговор! — сказала Анджела.
— Думаю, все согласятся, что время сейчас веселое, — сказал Касл.
— Знаете что, — сказал я ему, — по-моему, у вас есть больше оснований веселиться, чем у кого бы то ни было, вы столько добра делаете.
— Знаете, а у меня когда-то была своя яхта.
— При чем тут это?
— У владельца яхты тоже больше оснований веселиться, чем у многих других.
— Кто же лечит «Папу», если не вы? — спросил я.
— Один из моих врачей, некий доктор Шлихтер фон Кенигсвальд.
— Немец?
— Вроде того. Он четырнадцать лет служил в эсэсовских частях.
Шесть лет он был лагерным врачом в Освенциме.
— Искупает, что ли, свою вину в Обители Надежды и Милосердия?
— Да, — сказал Касл. — И делает большие успехи, спасает жизнь направо и налево.
— Молодец.
— Да, — сказал Касл. — Если он будет продолжать такими темпами, то число спасенных им людей сравняется с числом убитых им же примерно к три тысячи десятому году.
Так в мой карасе вошел еще один человек, доктор Шлихтер фон Кенигсвальд.
84. ЗАТЕМНЕНИЕ
Прошло три часа после ужина, а Фрэнк все еще не вернулся.
Джулиан Касл попрощался с нами и ушел в Обитель Надежды и Милосердия.
Анджела, Ньют и я сидели на висячей террасе. Мягко светились внизу огни Боливара. Над административным зданием аэропорта «Монзано» высился огромный сияющий крест. Его медленно вращал какой-то механизм, распространяя электрифицированную благодать на все четыре стороны света.
На северной стороне острова находилось еще несколько ярко освещенных мест. Но горы заслоняли все, и только отсвет озарял небо. Я попросил Стэнли, дворецкого Фрэнка, объяснить мне, откуда идет это зарево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45