Выйдя из блиндажа, мы проползли вперед метров на сотню и, укрывшись за небольшим бугорком, стали наблюдать за селом. На землю лег густой иней, который таял под нами. Было еще темно, но силуэты домов в Белом Бору вырисовывались четко. Слева, где река огибает село, был небольшой клочок ивняка.
– Пока не рассвело, по двое пробирайтесь к этому ивняку. Установите там минометы и ждите сигнала красной ракетой. После этого открывайте огонь по краю обрыва и сейте мины перед каменным домом, который выходит прямо на берег, – сказал мне Богданов. Мы благополучно добрались до этой позиции, установили минометы и стали ждать сигнала. Наблюдая за нейтральной полосой, видели, как отделение Селиванова подползло к речке, броском вброд преодолело ее и исчезло под обрывом.
Когда чуть подрассвело, в небо взлетела красная ракета. Мы открыли огонь. Первые мины легли правее дома. Немцы ответили огнем из подвальных окон каменного дома. Стреляли они наугад, поливая нейтральную полосу. Следующие мины легли напротив дома. Один пулемет замолк, другой продолжал стрелять. Мы перенесли огонь по краю обрыва левее дома. Выпустили туда десяток мин. И вдруг откуда-то слева застрочили пулеметы. Мы прекратили стрельбу, прижались К земле. Через минуту пулеметы замолкли. Я приподнял голову и увидел в сотне метров ползущих к нам людей. Не оставалось сомнения, что это немцы. Мы ударили по ним из ручного пулемета. Те замерли и стали отползать. Пулеметы слева снова прошлись очередями по ивняку, срезая ветки. Наше положение становилось критическим. Но в это время в небо взвились две зеленые ракеты и роты пошли в наступление. Пулеметы перенесли огонь на роту лейтенанта Мишина, которая шла на село левее нас.
Мы напряженно наблюдали за действиями своей роты. На покрытой инеем равнине отчетливо было видно, как бойцы молча бежали к селу. Заговорили немецкие пулеметы. Они вели огонь из подвала дома, который ближе всех находился у обрыва на берегу, и, видимо, из замаскированных блиндажей левее дома.
Рота продвинулась метров на 150, залегла и стала окапываться. В это время раздался сильный взрыв и замолк пулемет, бивший из подвального этажа дома. Мы догадались, что это дело бойцов отделения Селиванова. Кто-то из них саданул связкой гранат по окну. Минуты через две дом уже полыхал. Нам открылась возможность продолжать вести огонь. Беглым ударили по кромке обрыва, где, как предполагалось, проходила первая линия обороны противника, и били по пулеметным точкам. Но огонь эффекта не давал. Пулеметы немцев по-прежнему продолжали держать роту прижатой к земле. Через некоторое время раздался еще такой же взрыв и замолк еще один пулемет.
Но на роту посыпались мины. Последовал рывок роты из-под огня. Бойцы достигли обрыва, где стали недосягаемыми для пулеметов. Мы усилили обработку берега минами перед ротой, но боеприпасы были на исходе.
Роту Мишина остановил сильный пулеметный огонь. Тот пулемет, который тревожил нас до наступления роты, снова занялся нами.
– Вспомнили, собаки, – скрежеща зубами, сказал наводчик Истомин. Приглядевшись, мы обнаружили, что пулеметчик противника поливает из-за куста, в каких-то двухстах шагах от нас. Кузиков послал туда одну мину, и пулемет навсегда замер.
– Вот это ювелирная работа! – восхитился Истомин. – Почему же при таком мастерстве ты не можешь подавить пулеметы на берегу?
– Может, они из дзотов бьют? А наши малявки хорошие прикрытия не разрушают, – оправдывался Кузиков.
Израсходовав последние мины, мы бездействовали. У нас был ручной пулемет, достаточно дисков, но не было целей. Обстреливать берег перед нашей ротой бесполезно, он далеко. А бить по пулеметам, которые остановили роту Мишина, мы не могли: их закрывали от нас посадки тополей, где река огибает село с юга. Не тревожили нас и немцы, которые в первое время пытались подползти к нашей позиции. Их, видно, основательно отвлекло наступление третьей роты, которая представляла большую опасность, чем мы.
Мы хотели было отойти назад, на огневые позиции взвода, но в это время противник перенес минометный огонь за обрыв в расчете на то, чтобы нанести урон нашей роте. Мины стали рваться в реке, а затем ближе к обрыву. Мы поняли, что кто-то у немцев четко корректирует огонь. Но в это время донеслось „Ура!“. Лейтенант Богданов, чтобы не погубить зря под обрывом роту, повел ее в слепую атаку на село. Она была настолько молниеносной, что в течение минуты рота оказалась в окопах первой линии обороны и завязала там рукопашный бой. В это время наши минометчики прекратили огонь и замолчали немецкие минометы, опасаясь накрыть своих.
Я скомандовал, чтобы бойцы броском бежали к позициям Юрченко. Другого, более удобного момента выйти из побритого пулеметом ивняка у нас не было и не предвиделось. Где-то на полпути бежавший передо мной Копылов споткнулся и упал. Я хотел помочь ему встать, но его лицо было безжизненно. Неизвестно откуда шальная пуля попала в него. Кузиков и Истомин, подхватив под руки, бегом поволокли его.
Когда мы затащили Копылова в окоп, он еще дышал. Скончался он через несколько минут, во время перевязки. Я как-то спокойно воспринял гибель Копылова. Может быть, потому, что к этому подготовили меня его предчувствия и странное поведение накануне. Но стало тревожить другое – сон, который недавно видел в гостях у старшины.
„Неужели и меня может подстеречь что-то такое?“ – думал я, а сердце тревожно стучало и готово было выскочить из груди. Только наблюдение за боем из окопа помаленьку отвлекло от тревожных размышлений. Из Белого Бора доносилась стрельба, но что там делалось, мы не могли понять. К вечеру увидели, что рота броском бежит на свои позиции. И только когда бойцы попрыгали в окопы, противник открыл запоздалый редкий минометный огонь, который не мог причинить вреда.
После того как рота перешла в оборону, мы с Юрченко заглянули в свой блиндаж. Там находились Селиванов, два бойца из его отделения, Богданов и два перепуганных немца. У одного из них под глазами синели огромные „фонари“. Селиванов сидел в сторонке на нарах и поглаживал левую руку. Богданов разложил на столе схему предполагаемой обороны немцев и, тыча пальцем в нее, пытался добиться от немцев, что где располагалось. Его словесный запас немецкого языка был таков, что немцы не понимали, чего от них требует лейтенант. Это продолжалось минут десять. Вспотевший от неимоверного труда, Богданов зло выматерился.
– Если бы знал, что с этими тварями придется говорить, то в школе на „отлично“ учил бы их собачий язык. Легче десять раз в атаку сходить, чем шпрехать с ними, – серчал на себя Богданов. Он велел Селиванову отвести немцев в штаб батальона и сам вышел за ними.
Бойцы подробно рассказали, что происходило с ротой в Белом Бору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39