Доктор Сар-кар был рационалист, не разделявший религиозных идей Рамакришны; он откровенно ему об этом говорил. Но по мере того как он узнавал своего пациента, он чувствовал к нему все более глубокое уважение и лечил его бесплатно. Он посещал его три раза в день и часами беседовал с ним, что, скажем мимоходом, пожалуй, не содействовало улучшению его здоровья. Он говорил ему:
– Я вас так люблю за вашу преданность правде, вы ни на йоту не откажетесь от того, что считаете правильным… Не думайте, что я льщу вам. Если бы мой родной отец ошибался, я бы ему это сказал.
Он открыто порицал религиозное обожание, оказываемое Рамакришне его учениками:
– Говорить, что Бесконечное спускается на землю в образе человека, – вот что портит все религии.
Рамакришна, забавляясь, не противоречил ему, но ученики оживлялись в этих спорах, увеличивавших только взаимное уважение; их вера в просветленного страданиями учителя крепла. Они старались понять причину этого испытания. Они разделились на несколько групп. Самые восторженные, во главе с Ги-ришем, искупившим свои грехи, предполагали, что это сам учитель пожелал заболеть, чтобы сплотить вокруг себя апостолов.
Крайние рационалисты, глашатаем которых был Нарендра, допускали, что тело учителя, так же как и тело других людей, подчиняется законам природы. Но все ощущали в умирающем присутствие бога, и в день большого ежегодного праздника Кали, о котором Рамакришна, к их удивлению, совсем не говорил, поглощенный экстазом, они пришли к убеждению, что Мать теперь воплотилась в нем.
Возбуждение, в которое их приводила эта мысль, было небезопасно. Они рисковали довести себя до припадков конвульсивного сентиментализма. Они имели – или только воображали, что имеют, – видения, экстазы, сопровождавшиеся смехом, песнями и рыданиями. Здесь Нарендра впервые проявил присущую ему силу ума и воли. Он отнесся к ним с презрением, он сказал им, что «экстаз учителя был куплен жизнью героического воздержания и ожесточенной борьбы за познания, их же видения и экстазы были следствием болезненной слабости, если только они не были простой ложью. Пусть больные лечатся. Пусть они больше едят и борются со своими спазмами, потрясающими их, как ничтожных самок. И пусть они будут осторожны. Из тех, кто взращивает в себе эту религию чувств, проявляемых вовне, 80 % стали негодяями и 15 % – сумасшедшими…» Это было для них ледяным душем. Им стало стыдно, и большинство смиренно призналось, что их экстазы были мнимыми. Деятельность Нарендры на этом не остановилась. Он собрал юношей и подчинил их строгой дисциплине. Он помог им в их стремлении к деятельности и к позитивному мышлению. Молодой львенок утвердился с этих дней как будущий властелин ордена.
Однако он сам еще не освободился от всех своих тревог и волнений. Эти дни были отмечены безнадежным кризисом, когда он должен был навсегда сделать выбор между силами своей натуры, боровшимися друг с другом. Дни терзающие, дни плодотворные, переворачивающие душу и оплодотворяющие ее.
Состояние Рамакришны ухудшалось. Доктор Сар-кар посоветовал перевезти его из Калькутты в деревню. Около середины декабря 1885 года его поместили в одном доме в окрестностях города, среди прекрасных садов Кошипура. Он провел там восемь последних месяцев своей жизни. Двенадцать избранных молодых учеников не покидали его до конца. Нарендра руководил их деятельностью и их молитвами. Они умоляли учителя присоединиться к ним, чтобы просить бога об его выздоровлении. Посещение одного пандита, выражавшего ту же уверенность, было для них поводом возобновить свои мольбы.
– Писания, – говорил Рамакришне пандит, – утверждают, что святые, подобные вам, могут исцелиться силой воли.
Рамакришна ответил:
– Это свойство было предоставлено раз и навсегда богу. Как я могу это отнять у него?
Ученики упрекали его в нежелании исцелиться.
– Думаете ли вы, что мои страдания добровольны? Я хочу исцелиться, но это зависит от Матери.
– Тогда молитесь ей!
– Вам легко сказать это. Но я не могу произнести эти слова.
Нарендра умолял:
– Для нас.
– Прекрасно, – тихо сказал учитель, – если смогу, попробую.
Его оставили одного на несколько часов. Когда они возвратились, учитель сказал:
– Я сказал ей: «Мать, я ничего не могу есть из-за этой боли. Сделай, чтобы я мог хоть немного поесть». Она указала на всех вас и сказала: «Как! Ты ведь ешь столькими ртами…» Мне стало стыдно, и я не мог произнести ни одного слова.
Несколько часов спустя он сказал:
– Моя задача поучения почти закончена. Я не могу больше учить. Я вижу весь мир в целом, как бы наполненный господом, и я говорю себе: «Кого же я буду учить?»
Первого января 1886 года он почувствовал себя немного лучше и сделал несколько шагов по саду. Он благословил своих учеников. Волнение, испытанное ими, проявлялось самым различным образом: в немых экстазах или в шумных порывах радости. Все они говорили, что чувствовали, точно от электрического тока, какую-то выросшую силу, позволявшую каждому из них достичь одним взмахом избранного им идеала (особенность Рамакришны среди религиозных учителей – умение вызвать в других силы, необходимые для веры, а не передать определенную веру; он играл роль, если я осмелюсь так выразиться, могучей духовной динамо-машины). В беспредельной радости ученики, благословленные учителем, приглашали из сада оставшихся дома также прийти за благословением. Здесь следует отметить черту, которая могла бы быть характерной и для нашего христианского Евангелия. Смиренный Лату и брахман Шарат, воспользовавшись отсутствием учителя, чтобы подмести его комнату и оправить постель, слышали зов и видели сверху всю сцену, но из любви продолжали начатое дело и отказались от своей доли радости.
Один Нарендра был неудовлетворен. Печаль по отцу, мирские заботы, страдания души грызли его. Он видел, что все осшпаны благодеяниями, и считал одного себя покинутым. Он не получал никакого отклика на свою тоску. Не видел никакого луча, который согрел бы его. Он умолял Рамакришну даровать ему для облегчения несколько дней самадхи. И учитель (приберегая свою снисходительность для тех, от кого он меньше всего ожидал) сурово укорял его за «низкие помыслы»; только от себя самого должен был он ждать облегчения; он должен был возвыситься над своими заботами и благодаря этой победе достигнуть более высокого состояния, чем экстаз. И Нарендра в слезах как потерянный бежал через город и поля, покрытый пылью и соломой от копны сена, на которую он наткнулся, снедаемый стремлением к недостижимому; и душа его больше не знала покоя.
Рамакришна с нежностью, с жалостью издалека следил, как он метался в безумной тревоге; он хорошо знал, что нужно долго искать, прежде чем, запыхавшись, настигнуть божественную добычу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Я вас так люблю за вашу преданность правде, вы ни на йоту не откажетесь от того, что считаете правильным… Не думайте, что я льщу вам. Если бы мой родной отец ошибался, я бы ему это сказал.
Он открыто порицал религиозное обожание, оказываемое Рамакришне его учениками:
– Говорить, что Бесконечное спускается на землю в образе человека, – вот что портит все религии.
Рамакришна, забавляясь, не противоречил ему, но ученики оживлялись в этих спорах, увеличивавших только взаимное уважение; их вера в просветленного страданиями учителя крепла. Они старались понять причину этого испытания. Они разделились на несколько групп. Самые восторженные, во главе с Ги-ришем, искупившим свои грехи, предполагали, что это сам учитель пожелал заболеть, чтобы сплотить вокруг себя апостолов.
Крайние рационалисты, глашатаем которых был Нарендра, допускали, что тело учителя, так же как и тело других людей, подчиняется законам природы. Но все ощущали в умирающем присутствие бога, и в день большого ежегодного праздника Кали, о котором Рамакришна, к их удивлению, совсем не говорил, поглощенный экстазом, они пришли к убеждению, что Мать теперь воплотилась в нем.
Возбуждение, в которое их приводила эта мысль, было небезопасно. Они рисковали довести себя до припадков конвульсивного сентиментализма. Они имели – или только воображали, что имеют, – видения, экстазы, сопровождавшиеся смехом, песнями и рыданиями. Здесь Нарендра впервые проявил присущую ему силу ума и воли. Он отнесся к ним с презрением, он сказал им, что «экстаз учителя был куплен жизнью героического воздержания и ожесточенной борьбы за познания, их же видения и экстазы были следствием болезненной слабости, если только они не были простой ложью. Пусть больные лечатся. Пусть они больше едят и борются со своими спазмами, потрясающими их, как ничтожных самок. И пусть они будут осторожны. Из тех, кто взращивает в себе эту религию чувств, проявляемых вовне, 80 % стали негодяями и 15 % – сумасшедшими…» Это было для них ледяным душем. Им стало стыдно, и большинство смиренно призналось, что их экстазы были мнимыми. Деятельность Нарендры на этом не остановилась. Он собрал юношей и подчинил их строгой дисциплине. Он помог им в их стремлении к деятельности и к позитивному мышлению. Молодой львенок утвердился с этих дней как будущий властелин ордена.
Однако он сам еще не освободился от всех своих тревог и волнений. Эти дни были отмечены безнадежным кризисом, когда он должен был навсегда сделать выбор между силами своей натуры, боровшимися друг с другом. Дни терзающие, дни плодотворные, переворачивающие душу и оплодотворяющие ее.
Состояние Рамакришны ухудшалось. Доктор Сар-кар посоветовал перевезти его из Калькутты в деревню. Около середины декабря 1885 года его поместили в одном доме в окрестностях города, среди прекрасных садов Кошипура. Он провел там восемь последних месяцев своей жизни. Двенадцать избранных молодых учеников не покидали его до конца. Нарендра руководил их деятельностью и их молитвами. Они умоляли учителя присоединиться к ним, чтобы просить бога об его выздоровлении. Посещение одного пандита, выражавшего ту же уверенность, было для них поводом возобновить свои мольбы.
– Писания, – говорил Рамакришне пандит, – утверждают, что святые, подобные вам, могут исцелиться силой воли.
Рамакришна ответил:
– Это свойство было предоставлено раз и навсегда богу. Как я могу это отнять у него?
Ученики упрекали его в нежелании исцелиться.
– Думаете ли вы, что мои страдания добровольны? Я хочу исцелиться, но это зависит от Матери.
– Тогда молитесь ей!
– Вам легко сказать это. Но я не могу произнести эти слова.
Нарендра умолял:
– Для нас.
– Прекрасно, – тихо сказал учитель, – если смогу, попробую.
Его оставили одного на несколько часов. Когда они возвратились, учитель сказал:
– Я сказал ей: «Мать, я ничего не могу есть из-за этой боли. Сделай, чтобы я мог хоть немного поесть». Она указала на всех вас и сказала: «Как! Ты ведь ешь столькими ртами…» Мне стало стыдно, и я не мог произнести ни одного слова.
Несколько часов спустя он сказал:
– Моя задача поучения почти закончена. Я не могу больше учить. Я вижу весь мир в целом, как бы наполненный господом, и я говорю себе: «Кого же я буду учить?»
Первого января 1886 года он почувствовал себя немного лучше и сделал несколько шагов по саду. Он благословил своих учеников. Волнение, испытанное ими, проявлялось самым различным образом: в немых экстазах или в шумных порывах радости. Все они говорили, что чувствовали, точно от электрического тока, какую-то выросшую силу, позволявшую каждому из них достичь одним взмахом избранного им идеала (особенность Рамакришны среди религиозных учителей – умение вызвать в других силы, необходимые для веры, а не передать определенную веру; он играл роль, если я осмелюсь так выразиться, могучей духовной динамо-машины). В беспредельной радости ученики, благословленные учителем, приглашали из сада оставшихся дома также прийти за благословением. Здесь следует отметить черту, которая могла бы быть характерной и для нашего христианского Евангелия. Смиренный Лату и брахман Шарат, воспользовавшись отсутствием учителя, чтобы подмести его комнату и оправить постель, слышали зов и видели сверху всю сцену, но из любви продолжали начатое дело и отказались от своей доли радости.
Один Нарендра был неудовлетворен. Печаль по отцу, мирские заботы, страдания души грызли его. Он видел, что все осшпаны благодеяниями, и считал одного себя покинутым. Он не получал никакого отклика на свою тоску. Не видел никакого луча, который согрел бы его. Он умолял Рамакришну даровать ему для облегчения несколько дней самадхи. И учитель (приберегая свою снисходительность для тех, от кого он меньше всего ожидал) сурово укорял его за «низкие помыслы»; только от себя самого должен был он ждать облегчения; он должен был возвыситься над своими заботами и благодаря этой победе достигнуть более высокого состояния, чем экстаз. И Нарендра в слезах как потерянный бежал через город и поля, покрытый пылью и соломой от копны сена, на которую он наткнулся, снедаемый стремлением к недостижимому; и душа его больше не знала покоя.
Рамакришна с нежностью, с жалостью издалека следил, как он метался в безумной тревоге; он хорошо знал, что нужно долго искать, прежде чем, запыхавшись, настигнуть божественную добычу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53