Оставалась еще маленькая дочь Александрина, для которой нужно было подобрать хорошего мужа.
Что касается Франсуа Пуассона, то ему можно было дать титул, какой он пожелает.
Когда Жанна Антуанетта сказала об этом отцу, он рассмеялся и ответил, что вполне счастливо живет в своем загородном имении и ни о чем больше не просит.
– Маркиз того… граф этого! Это не для меня. Я останусь просто Пуассоном. Не беспокойся о старом Франсуа. Оставайся придворной шлюхой. Я не стану мешать тебе, но останусь просто Пуассоном.
«Конечно же, – думала Жанна Антуанетта, у женщины моего положения еще никогда не было такой нетребовательной семьи!»
Маркиза продолжала управлять королевским двором. Как же она была счастлива, когда им с королем удавалось ускользнуть от изнурительного придворного этикета Версаля! Какое же удовольствие ужинать в маленьких комнатах без этих пяти слуг, которые пробовали каждое блюдо перед тем, как передать его королю, и пяти других, которые пробовали вино.
У бедной королевы не было возможности забыть об этикете. Но возможно, она была более терпеливой и спокойнее относилась к этикету. Она уже несколько месяцев не была в Триньяне, так как ее гувернантка и поставщица фруктов все еще ругались по поводу того, кто должен снабжать дом свечами. Это был вопрос этикета: свечи должен был поставлять определенный человек, и, пока вопрос не разрешится, свечей в Триньяне не будет.
Весь королевский двор слышал историю о ковре над кроватью в спальне королевы, и никто не находил в этом ничего странного. Дело в том, что королева обнаружила, что ковер очень пыльный, и сообщила об этом одной из своих служанок. Та передала жалобы чистильщику обивки, который заявил, что эту пыль он убирать не обязан, так как ковер – это не обивка, а мебель, и поэтому чистить его должны мебельщики. Тогда конфликт перерос в ссору между мебельщиками, которые пытались выяснить, кто из них должен чистить ковер. Проблема заключалась в том, что если один слуга выполнял работу другого, то это считалось серьезным нарушением этикета. Низший слой жителей Версаля тщательно пытался копировать образ жизни верхнего.
Подобные нелепые ситуации повторялись снова и снова; но этикет священен, и никто не собирался отменять такие вот глупые правила. После одного эпизода маркиза начала опасаться, что они с королем окажутся в очень затруднительном положении и их обвинят в одном из самых серьезных нарушений этикета, которое только можно было себе вообразить.
Они ужинали в маленьких комнатах. Король ел с большим аппетитом. Это был один из тех замечательных моментов, когда можно было не соблюдать этикет.
Маркиза была радостна и вела себя очень оживленно, и король пожелал пораньше отправиться спать, чтобы остаться с ней наедине. Церемония отхождения ко сну в королевской спальне окончилась, и король присоединился к мадам де Помпадур.
– Ах, – воскликнул он, растягиваясь на ее кровати. – Какое же счастье сбежать оттуда! Моя дорогая маркиза, меня все больше и больше утомляет формализм Версаля. Я очень люблю свой дворец, но рядом со мной везде и всегда присутствует незримый наставник: этикет.
– Вашему величеству можно и не соблюдать его.
– Что я и делаю при каждом удобном случае.
– Может, не соблюдать его всегда?
– Народ никогда этого не поймет. Они считают нас… куклами, облаченными в парчу и бархат. – Людовик зевнул. – Вино сегодня было отменным.
– Да, ваше величество, вы доказали свое одобрение.
– Я что, опьянел?
Жанна Антуанетта преклонила перед ним колени и смотрела на него тем полным обожания взглядом, который приводил короля в восторг.
– Ваши манеры безупречны, как всегда. Они и не могут быть другими.
– Моя дорогая, – сказал Людовик, – как ты прекрасно выглядишь! Почему ты стоишь на коленях? Я хотел бы, чтобы ты была ближе.
Маркиза улыбнулась и поднялась. Снимая платье, она сказала:
– Однажды я покажу вам мою маленькую Александрину.
– Ты так нежно любишь свою дочь, – сказал король. – Она так же прекрасна, как и ты? Нет, это невозможно.
– Александрина некрасива. И я ничуть об этом не сожалею. Я не хочу, чтобы она стала великой красавицей.
– Странные слова для любящей матери.
– Вовсе нет, – ответила маркиза, закрывая глаза. – У красавиц много врагов. Я хочу, чтобы Александрина прожила тихую и мирную жизнь. У моей матери были планы на мой счет, и я их унаследовала. Мои же планы для моей дочери совсем другие. Надеюсь, что мне удастся воплотить в жизнь.
– Полагаю, – сказал король, – ты хочешь ей мужа из знатного рода.
– Я бы хотела подойти к выбору жениха с большой осторожностью, – ответила она. – Он должен быть достоин моей дочери.
– Богатый, знатный… властный, – пробормотал король.
– И добрый, – добавила Жанна Антуанетта. – Я бы хотела, чтобы муж моей дочери был так же добр к ней, как мой король ко мне.
Глаза короля засияли, когда он окинул взглядом ее великолепную фигуру и рассыпавшиеся по плечам роскошные волосы.
Король протянул руки, и Жанна-Антуанетта пошла к нему.
Через час она поняла, что с Людовиком не все в порядке. Он судорожно дышал; маркиза быстро зажгла свечу и увидела, что лицо короля пурпурного цвета.
– Людовик! Людовик! Что с тобой? – закричала она.
– Быстрее… пошли за доктором, – сдавленным голосом ответил он, но, вспомнив об этикете, добавил: – Скажите, что это вам нездоровится.
Жанна Антуанетта понимающе кивнула и позвала служанку.
– Быстро приведи доктора Кюснея, – приказала маркиза. – И не говори, что король болен. Скажи, что больна я.
Когда доктор пришел, он очень удивился, что его встретила маркиза.
– Мадам, разве вы больны? – запинаясь спросил он.
– Тише, прошу вас. Болен его величество.
Кюсней подошел к постели и осмотрел короля. Он дал Людовику порошки и потребовал холодной воды, чтобы омыть ему лицо.
Маркиза, дрожа, стояла рядом.
– Месье! – закричала она. – Умоляю, скажите… ему очень плохо?
Доктор выглядел опечаленным.
– За удовольствия надо платить. Людовик потакает всем своим желаниям. – Доктор пожал плечами. – Он все еще очень молод, и только это его спасает. Если бы ему было шестьдесят, то сейчас в вашей постели был бы покойник, мадам.
Людовик позвал доктора.
– Помогите мне встать, – потребовал король. – Я должен вернуться в свою спальню. Если я собираюсь болеть, то только не здесь.
После того как Людовик выпил несколько чашек лекарственного отвара, который по приказу доктора приготовила одна из служанок маркизы, Кюсней отвел Людовика в королевскую спальню. Маркиза, беспокоясь о здоровье короля, дрожала при мысли о том, какой бы был скандал, если бы король умер в постели своей любовницы. Этикет позволял королю Франции умирать лишь в своей собственной постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Что касается Франсуа Пуассона, то ему можно было дать титул, какой он пожелает.
Когда Жанна Антуанетта сказала об этом отцу, он рассмеялся и ответил, что вполне счастливо живет в своем загородном имении и ни о чем больше не просит.
– Маркиз того… граф этого! Это не для меня. Я останусь просто Пуассоном. Не беспокойся о старом Франсуа. Оставайся придворной шлюхой. Я не стану мешать тебе, но останусь просто Пуассоном.
«Конечно же, – думала Жанна Антуанетта, у женщины моего положения еще никогда не было такой нетребовательной семьи!»
Маркиза продолжала управлять королевским двором. Как же она была счастлива, когда им с королем удавалось ускользнуть от изнурительного придворного этикета Версаля! Какое же удовольствие ужинать в маленьких комнатах без этих пяти слуг, которые пробовали каждое блюдо перед тем, как передать его королю, и пяти других, которые пробовали вино.
У бедной королевы не было возможности забыть об этикете. Но возможно, она была более терпеливой и спокойнее относилась к этикету. Она уже несколько месяцев не была в Триньяне, так как ее гувернантка и поставщица фруктов все еще ругались по поводу того, кто должен снабжать дом свечами. Это был вопрос этикета: свечи должен был поставлять определенный человек, и, пока вопрос не разрешится, свечей в Триньяне не будет.
Весь королевский двор слышал историю о ковре над кроватью в спальне королевы, и никто не находил в этом ничего странного. Дело в том, что королева обнаружила, что ковер очень пыльный, и сообщила об этом одной из своих служанок. Та передала жалобы чистильщику обивки, который заявил, что эту пыль он убирать не обязан, так как ковер – это не обивка, а мебель, и поэтому чистить его должны мебельщики. Тогда конфликт перерос в ссору между мебельщиками, которые пытались выяснить, кто из них должен чистить ковер. Проблема заключалась в том, что если один слуга выполнял работу другого, то это считалось серьезным нарушением этикета. Низший слой жителей Версаля тщательно пытался копировать образ жизни верхнего.
Подобные нелепые ситуации повторялись снова и снова; но этикет священен, и никто не собирался отменять такие вот глупые правила. После одного эпизода маркиза начала опасаться, что они с королем окажутся в очень затруднительном положении и их обвинят в одном из самых серьезных нарушений этикета, которое только можно было себе вообразить.
Они ужинали в маленьких комнатах. Король ел с большим аппетитом. Это был один из тех замечательных моментов, когда можно было не соблюдать этикет.
Маркиза была радостна и вела себя очень оживленно, и король пожелал пораньше отправиться спать, чтобы остаться с ней наедине. Церемония отхождения ко сну в королевской спальне окончилась, и король присоединился к мадам де Помпадур.
– Ах, – воскликнул он, растягиваясь на ее кровати. – Какое же счастье сбежать оттуда! Моя дорогая маркиза, меня все больше и больше утомляет формализм Версаля. Я очень люблю свой дворец, но рядом со мной везде и всегда присутствует незримый наставник: этикет.
– Вашему величеству можно и не соблюдать его.
– Что я и делаю при каждом удобном случае.
– Может, не соблюдать его всегда?
– Народ никогда этого не поймет. Они считают нас… куклами, облаченными в парчу и бархат. – Людовик зевнул. – Вино сегодня было отменным.
– Да, ваше величество, вы доказали свое одобрение.
– Я что, опьянел?
Жанна Антуанетта преклонила перед ним колени и смотрела на него тем полным обожания взглядом, который приводил короля в восторг.
– Ваши манеры безупречны, как всегда. Они и не могут быть другими.
– Моя дорогая, – сказал Людовик, – как ты прекрасно выглядишь! Почему ты стоишь на коленях? Я хотел бы, чтобы ты была ближе.
Маркиза улыбнулась и поднялась. Снимая платье, она сказала:
– Однажды я покажу вам мою маленькую Александрину.
– Ты так нежно любишь свою дочь, – сказал король. – Она так же прекрасна, как и ты? Нет, это невозможно.
– Александрина некрасива. И я ничуть об этом не сожалею. Я не хочу, чтобы она стала великой красавицей.
– Странные слова для любящей матери.
– Вовсе нет, – ответила маркиза, закрывая глаза. – У красавиц много врагов. Я хочу, чтобы Александрина прожила тихую и мирную жизнь. У моей матери были планы на мой счет, и я их унаследовала. Мои же планы для моей дочери совсем другие. Надеюсь, что мне удастся воплотить в жизнь.
– Полагаю, – сказал король, – ты хочешь ей мужа из знатного рода.
– Я бы хотела подойти к выбору жениха с большой осторожностью, – ответила она. – Он должен быть достоин моей дочери.
– Богатый, знатный… властный, – пробормотал король.
– И добрый, – добавила Жанна Антуанетта. – Я бы хотела, чтобы муж моей дочери был так же добр к ней, как мой король ко мне.
Глаза короля засияли, когда он окинул взглядом ее великолепную фигуру и рассыпавшиеся по плечам роскошные волосы.
Король протянул руки, и Жанна-Антуанетта пошла к нему.
Через час она поняла, что с Людовиком не все в порядке. Он судорожно дышал; маркиза быстро зажгла свечу и увидела, что лицо короля пурпурного цвета.
– Людовик! Людовик! Что с тобой? – закричала она.
– Быстрее… пошли за доктором, – сдавленным голосом ответил он, но, вспомнив об этикете, добавил: – Скажите, что это вам нездоровится.
Жанна Антуанетта понимающе кивнула и позвала служанку.
– Быстро приведи доктора Кюснея, – приказала маркиза. – И не говори, что король болен. Скажи, что больна я.
Когда доктор пришел, он очень удивился, что его встретила маркиза.
– Мадам, разве вы больны? – запинаясь спросил он.
– Тише, прошу вас. Болен его величество.
Кюсней подошел к постели и осмотрел короля. Он дал Людовику порошки и потребовал холодной воды, чтобы омыть ему лицо.
Маркиза, дрожа, стояла рядом.
– Месье! – закричала она. – Умоляю, скажите… ему очень плохо?
Доктор выглядел опечаленным.
– За удовольствия надо платить. Людовик потакает всем своим желаниям. – Доктор пожал плечами. – Он все еще очень молод, и только это его спасает. Если бы ему было шестьдесят, то сейчас в вашей постели был бы покойник, мадам.
Людовик позвал доктора.
– Помогите мне встать, – потребовал король. – Я должен вернуться в свою спальню. Если я собираюсь болеть, то только не здесь.
После того как Людовик выпил несколько чашек лекарственного отвара, который по приказу доктора приготовила одна из служанок маркизы, Кюсней отвел Людовика в королевскую спальню. Маркиза, беспокоясь о здоровье короля, дрожала при мысли о том, какой бы был скандал, если бы король умер в постели своей любовницы. Этикет позволял королю Франции умирать лишь в своей собственной постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72