Когда приключился описанный выше случай, Темному было примерно четырнадцать-шестнадцать лет – возраст для льва исключительный. Когда я впервые познакомился с ним в 1983 году, он уже тогда был признанным вожаком прайда Нижнего Маджале и контролировал территорию от семидесяти до ста квадратных километров. Однако судьба его сложилась драматично – его верный товарищ Кгоси, другой вожак прайда, многие из его жен, сыновей и дочерей пали жертвой проволочных капканов браконьеров и пуль южноафриканских фермеров. Сам же Темный странным образом выжил – вот когда подтверждается поговорка о том, что у кошки девять жизней! Но и Темный не раз попадал в опасные передряги: однажды он явился в лагерь с браконьерской петлей из толстой проволоки, охватившей его шею и гриву. Преисполненный воли к свободе, Темный перегрыз проволоку, но при этом острый металл впился в него сверху и снизу. Моему другу, ветеринару Эндрю Мак-Кензи, все же удалось успокоить льва и освободить его от проволоки, но шок, который испытал Темный, когда петля сдавила ему шею, по всей видимости, был значительным.
Когда я начал изучать жизнь львов в Тули в 1983 году, Темный стал одним из первых львов, которых я хорошо узнал. Он поведал мне многие секреты своего племени и стал для меня едва ли не тотемом. В то время, менее чем через час после той волшебной встречи с Темным, когда странная близость между мной и зверем достигла высшей степени, я написал такие строки:
«Солнце еще не взошло, когда утренний бриз донес до меня его зовущий рев. Он шагал уверенной походкой на юг вдоль высохшего русла реки Маджале, но шаги его заглушались мягкой коричневой почвой. Он снова позвал меня издалека, и я приблизился. Его зов пробудил антилоп, спавших в ожидании восхода солнца, и по всей холмистой равнине на много миль вокруг звери тут же повернули головы туда, откуда раздавалась его призывная песня.
Я отыскал его след, который казался очень большим на шелковой пыли; его еще не успели запятнать многочисленные, занятые своими делами голуби, вытаптывающие на свежей утренней земле диковинные круговые узоры. Отпечатки его лап лежали передо мной, как череда сломанных цветов, его растопыренные пальцы окружали глубоко впечатавшуюся в землю подушечку. Я отправился туда же, куда пошел он – навстречу утреннему свету. Я вдыхал его запах, который кружился в воздухе, несомый порывами ветра мне навстречу. Я направил свои стопы туда, где он залег. Я коснулся веток куста и почувствовал у себя на ладонях его теплую мочу, словно утреннюю росу, – она разбрызгалась на безжалостно сухой под зимним солнцем земле, и от нее остались только темные бурые пятна.
Я ощутил его присутствие явственно и близко. Впереди меня лежал обрушившийся берег, и в нескольких шагах от меня раздавалось жалобное завывание шакала.
Антилопы куду, лежавшие полосатым пятном на травяном ковре, внезапно сорвались с места с шумом, который они издают только при близости льва. Я пошел по его следам и понял, что он, подстерегая куду, вымазался грязью для маскировки.
Я вошел в кустарник. Он наблюдал с близкого расстояния и знал, что я это знаю. Затем он повернул ко мне свою косматую голову и уставился на мою приближающуюся фигуру. Он двинулся вправо и, прежде чем укрыться в кустах, растущих кругом, остановился и посмотрел на меня своими янтарными глазами – с одной стороны, он. желал спрятаться, с другой – его разбирало любопытство. Я не видел его целиком, но мне это и не нужно было – я ощутил силу его глаз. Я хорошо знал Темного, и, как ни странно, хотя я знал, что он рядом и наблюдает за мной, я не испытывал чувства страха – только первобытное чувство благоговения, вызванное его присутствием.
Я потерял его следы в переплетении листьев и ветвей и медленным шагом вернулся, туда, где в последний раз их видел. Смотрю, а Темный уже там – высокий, массивный, отливающий серым, стоит и наблюдает. Я присмотрелся к своим оставленным до того следам – и точно, как раз поверх отпечатков моих ботинок легли следы его могучих лап. Я инстинктивно двинулся к более безопасному, более открытому пространству; он же, скрытый за кустарниками, продолжал наблюдать с расстояния в несколько шагов. Я ущея инстинктивно и бессознательно, точно первобытный человек, в безопасные открытые равнины, подальше от темных кустов, которые были его владением.
Темный ничем не потревожил меня. Он видел мое присутствие, но не напал. Он не был агрессивен и отдавал себе отчет в своих действиях.
Из кратковременного путешествия в мир чувств первобытного человека я вернулся в настоящее время. Я пошел к своей машине, а он отправился в свой мир – впрочем, по-моему, он никогда и не покидал его».
Однако в 1986 году, как раз перед тем, как я собирался покинуть Тули и засесть за книжку «Плач по львам», чтобы поведать миру о печальной судьбе Темного и всех львов Тули, необъяснимо как, но неблагодарная тварь все же попыталась на меня напасть.
Случилось это так. Когда я шел пешком по его следам, он напал из своего укрытия, находившегося на расстоянии свыше полутораста метров. Когда он меня атаковал, я находился к нему спиной и двигался в противоположную от него сторону, а увидел я его лишь тогда, когда расстояние между нами сократилось до трех десятков метров. Я вынужден был произвести выстрел у него над головой и только этим обратил его в бегство.
Инцидент произошел в самом центре его исконных владений; хорошо зная Темного в течение стольких лет, я понимаю его действия только так, что он хотел вытурить меня из своих владений. По-видимому, у льва, который поведал мне столько секретов своей львиной жизни, были какие-то весомые причины изгнать меня из своих владений. Может показаться несуразным, но я это понимаю так: почтенный царь зверей прогонял меня, как прогнал бы своего подросшего сына искать себе новую жизнь. И странно выглядит, что я через три года, словно молодой лев после стадии кочевья – взросления, учения, странствий вне фиксированных границ, – вернулся в Тули, чтобы основать здесь, где рождалось мое понимание львиной жизни, мой собственный прайд.
Пришло время, и Батиан вырос в доброго самца, достойного быть защитником прайда; меня же он рассматривал как своего товарища – такого же самца. И не случайно Батиан – третье мое плечо – позже едва не стал новым племенным львом в прайде Нижнего Маджале, где правил Темный.
Во львах и леопардах самой природой заложена тяга к соперничеству. Если представляется возможность, львы нападают на леопардов (а также гепардов) и убивают их. В свою очередь, леопарды убивают оставленных без присмотра львят; рассказывают, что они убивают и съедают детенышей гепардов.
Стремление льва нападать на леопарда носит, как я понял, инстинктивный характер, а вовсе не передается при обучении матерью детеныша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49