Уходи! – Рыкнула она. – Знать тебя не желаю!
Стоим, ругаемся, а этот нахал рядом вертится, слушает и улыбается. Морда довольная, можно сказать, счастливая, словно банку тушенки только что слопал.
– Вон пошел, – наехал я на него. Нечего тебе наши семейные дрязги слушать.
– Ха – Ухмыльнулся он.
– Не понял что ли? Заводясь, поинтересовался я.
– Оставь его в покое, – встала моя на его защиту. Сам уходи. Это ты здесь лишний.
– Лишний, не лишний, а ты пока моя жена. Нравиться тебе или нет, но веди себя соответствующе.
– Что ты мною командуешь?! – Что хочу, то и делаю! Ты мне не указ! Выпалила она на одном дыхании.
Надоела мне эта ругань до чертиков. Повернулся я к деду и говорю: – Не могу я больше ее слушать. Хочешь, пошли, хочешь, оставайся, а я пошел домой. Развернулся и вправду пошел – Дед стоит, не знает, что делать. То ли за мной бежать, то ли с ней оставаться. Попытался он ее на поводок посадить. Да куда там – Она рычит, к себе его не подпускает, вот-вот укусит.
Надоело ему.
– Нагуляешься, – говорит, – Приходи. А я больше за тобой бегать не буду. – Махнул рукой и за мной пошел.
Дома целый час молча сидели, не знали о чем говорить. Наконец мамка пришла. Рассказал ей дед про наши приключения, пожаловался. Она чуть в обморок не упала.
– Как, – говорит, – Вы могли ее бросить?
Разозлился я. Вконец разозлился. Как заору:
Это не мы ее бросили, это она нас бросила! С ума с вами, женщинами, сойти можно!
Мамка все-таки поняла, что перегнула палку.
– Ладно, – говорит, – Вы дома сидите, а я пойду ее поищу.
Ага, как же, так я ее одну и отпустил.
Подошел я к ошейнику, тыкнул носом и, говорю: – Одевай.
Махнула она рукой, поняла, что со мной лучше не связываться, взяла ошейник, посадила меня бедного на поводок и говорит: – Пошли, но веди себя, как положено.
Целый час мы ее искали. И по подъездам смотрели, и на канал бегали, аж до гаражей добрались. Нигде ее нет.
Уже темнеть начало, и тут я забеспокоился. Вдруг что-то случилось. Мамка тоже заволновалась.
– Что будем делать? Спрашивает.
Я плечами пожал. Что тут скажешь?
– Ладно, пошли домой. Проголодается, сама придет.
– Ты иди, – говорю, – А я тут еще погуляю.
– Ну, уж нет, одного я тебя не оставлю. Ну-ка пошли домой.
– Ага, прямо так и побежал. Уперся четырьмя лапами и стою насмерть. Она меня тянет, а с места сдвинуть не может.
– Ричард, нельзя же так – Пойдем, милый – Не пойду, – говорю.
Вспомнились мне тут слова Дези, как она меня мамкой попрекала, и решил стоять на своем.
– Хорошо, тогда я тоже остаюсь. Уселась на лавочку, рядом поводок положила, и сидит ворон считает, словно дел других нет.
Еще час просидели. Чувствую, в животе бурчит. Есть хочется, ужас какой-то. Встал и предложил: – Ладно, пошли домой. Не ночевать же на улице.
Глянула мамка на меня, помолчала и, наконец, согласилась: – Пошли, – говорит. Хотя в первый момент точно из вредности хотела еще час просидеть. Да видно у нее в животе тоже барабанные палочки застучали. Она, как с работы пришла, тоже поужинать не успела, голодная.
Как ночь провел, вспомнить страшно. То ли спал, то ли нет. На заре вскочил, как ошпаренный, и к мамке. Пошли, – кричу, – Ее искать!
– Отстань, – отвечает, – Я спать хочу. Отвернулась к стенке и никакого внимания на меня. Я еще минут пять покричал, но все впустую. Махнул я лапой и подался на кухню. Черт, думаю, с тобой. Случится что с Дези, сама себе не простишь.
Часа два еще так просидел. Чуть лапы на себя не наложил. Вдруг, слышу, за дверью шорох, и запах знакомый. Я, как к дверям брошусь, как заору: – Пришла! – Пришла! – Мамка, конечно, сразу же проснулась и побежала дверь открывать. Открыла, а там моя лапочка стоит, глазки щурит, то ли спать хочет, то ли стыдно ей.
– Явилась? Мамка спрашивает. На улице, значит, плохо? А как людям жизнь портить, ты тут, как тут.
Глянула предательница на нее, и осторожно по стенке в квартиру протиснулась.
– Есть хочу, – говорит.
– Что, любовью сыт не будешь? Уже я спрашиваю.
А она на меня никакого внимания, словно нет меня.
Достала она меня, вконец достала. Перегородил я ей путь и говорю: – Раз пришла, входи, но учти, еще раз такое выкинешь, больше не приходи. Живи, где хочешь и с кем хочешь.
– Так, значит? – Вот как ты меня любишь – Какая любовь? – Веди себя порядочно, тогда и о любви говорить можно. А то ведешь себя, как собака легкого поведения. Не ожидал я, Дези, от тебя такого.
И так я проникновенно это сказал, что она растерялась.
– А – что я? – Я ничего – Ну, раз ничего, то иди ешь. Мамка сейчас покормит.
Решил я сделать вид, что серьезно на нее обиделся. Ушел в другую комнату, лег в кресло, и делаю вид, что сплю.
Тут, конечно, Данила вмешался.
– Зря ты так, – говорит, – Тебе вокруг нее на задних лапках ходить нужно, может, тогда простит.
– За что меня прощать? Что я ей такого сделал?! Не выдержал я.
– Это ты ее спроси. Я их породу знаю. Была у меня Марта, рыжая, пушистая, красивая – Все ребята вокруг с ума сходили. Пока я ей про любовь по сто раз на дню говорил, она меня слушала. А как решил, что дело сделано, и поменьше на нее внимания стал обращать, сразу к Ваське ушла. Страшный, драный, смотреть не на что, а как песни пел – Заслушаешься – Вот и сломалась Марта. Так и расстались – Не жизнь это, Данила. Что мне теперь все на свете забросить, только за ней и бегать?
– Сам решай, но раз изменила, а ты стерпел, то так оно теперь и будет.
Вздохнул я, глубоко вздохнул. Пусть, что хочет, то и делает. Не буду я за ней бегать, уговаривать. Не любит, пусть уходит, а коли, вернулась, пусть ведет себя соответствующе.
К вечеру повела нас мамка гулять. Моя, как ни странно, вела себя прилично. Уличная жизнь ее явно не вдохновила. Поняла, что теплый коврик и полная миска дорогого стоят. Конечно, она уже сформировавшаяся личность, со своими замашками, желаниями. Жила бы с молочных зубов у нас, была бы совсем другой.
Два дня у нас тихо было. А на третий – убежала. Вышли мы за порог, я и оглянуться не успел, а ее уже рядом нет. Дед плечами пожал и повел меня домой. Я покрутился вокруг, покрутился, махнул лапой и за ним. Пусть делает, что хочет. Насильно мил не будешь.
Вечером вышел я на прогулку. Настроение поганое, хуже не бывает. А как их увидел, чуть замертво не упал. Стоят эти два голубка нос к носу у подъезда и мило так беседуют. Она меня, конечно, сразу углядела, но вида не подала. А Джек обрадовался.
– Привет, – кричит, – Как дела?
Вот поганец, от радости чуть ли не подпрыгивает.
– Все хорошо, – отвечаю, – Только учти, у нее блохи. Ужас какие злючие.
У него морда сразу вытянулась, даже морщинки на лбу собрались. Глянул он на нее и в сторону.
– Ты что мелешь?!!! Какие блохи?! Заголосила она. Не слушай его! Он хочет нашу любовь поломать.
– Да? – С сомнением протянул тот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Стоим, ругаемся, а этот нахал рядом вертится, слушает и улыбается. Морда довольная, можно сказать, счастливая, словно банку тушенки только что слопал.
– Вон пошел, – наехал я на него. Нечего тебе наши семейные дрязги слушать.
– Ха – Ухмыльнулся он.
– Не понял что ли? Заводясь, поинтересовался я.
– Оставь его в покое, – встала моя на его защиту. Сам уходи. Это ты здесь лишний.
– Лишний, не лишний, а ты пока моя жена. Нравиться тебе или нет, но веди себя соответствующе.
– Что ты мною командуешь?! – Что хочу, то и делаю! Ты мне не указ! Выпалила она на одном дыхании.
Надоела мне эта ругань до чертиков. Повернулся я к деду и говорю: – Не могу я больше ее слушать. Хочешь, пошли, хочешь, оставайся, а я пошел домой. Развернулся и вправду пошел – Дед стоит, не знает, что делать. То ли за мной бежать, то ли с ней оставаться. Попытался он ее на поводок посадить. Да куда там – Она рычит, к себе его не подпускает, вот-вот укусит.
Надоело ему.
– Нагуляешься, – говорит, – Приходи. А я больше за тобой бегать не буду. – Махнул рукой и за мной пошел.
Дома целый час молча сидели, не знали о чем говорить. Наконец мамка пришла. Рассказал ей дед про наши приключения, пожаловался. Она чуть в обморок не упала.
– Как, – говорит, – Вы могли ее бросить?
Разозлился я. Вконец разозлился. Как заору:
Это не мы ее бросили, это она нас бросила! С ума с вами, женщинами, сойти можно!
Мамка все-таки поняла, что перегнула палку.
– Ладно, – говорит, – Вы дома сидите, а я пойду ее поищу.
Ага, как же, так я ее одну и отпустил.
Подошел я к ошейнику, тыкнул носом и, говорю: – Одевай.
Махнула она рукой, поняла, что со мной лучше не связываться, взяла ошейник, посадила меня бедного на поводок и говорит: – Пошли, но веди себя, как положено.
Целый час мы ее искали. И по подъездам смотрели, и на канал бегали, аж до гаражей добрались. Нигде ее нет.
Уже темнеть начало, и тут я забеспокоился. Вдруг что-то случилось. Мамка тоже заволновалась.
– Что будем делать? Спрашивает.
Я плечами пожал. Что тут скажешь?
– Ладно, пошли домой. Проголодается, сама придет.
– Ты иди, – говорю, – А я тут еще погуляю.
– Ну, уж нет, одного я тебя не оставлю. Ну-ка пошли домой.
– Ага, прямо так и побежал. Уперся четырьмя лапами и стою насмерть. Она меня тянет, а с места сдвинуть не может.
– Ричард, нельзя же так – Пойдем, милый – Не пойду, – говорю.
Вспомнились мне тут слова Дези, как она меня мамкой попрекала, и решил стоять на своем.
– Хорошо, тогда я тоже остаюсь. Уселась на лавочку, рядом поводок положила, и сидит ворон считает, словно дел других нет.
Еще час просидели. Чувствую, в животе бурчит. Есть хочется, ужас какой-то. Встал и предложил: – Ладно, пошли домой. Не ночевать же на улице.
Глянула мамка на меня, помолчала и, наконец, согласилась: – Пошли, – говорит. Хотя в первый момент точно из вредности хотела еще час просидеть. Да видно у нее в животе тоже барабанные палочки застучали. Она, как с работы пришла, тоже поужинать не успела, голодная.
Как ночь провел, вспомнить страшно. То ли спал, то ли нет. На заре вскочил, как ошпаренный, и к мамке. Пошли, – кричу, – Ее искать!
– Отстань, – отвечает, – Я спать хочу. Отвернулась к стенке и никакого внимания на меня. Я еще минут пять покричал, но все впустую. Махнул я лапой и подался на кухню. Черт, думаю, с тобой. Случится что с Дези, сама себе не простишь.
Часа два еще так просидел. Чуть лапы на себя не наложил. Вдруг, слышу, за дверью шорох, и запах знакомый. Я, как к дверям брошусь, как заору: – Пришла! – Пришла! – Мамка, конечно, сразу же проснулась и побежала дверь открывать. Открыла, а там моя лапочка стоит, глазки щурит, то ли спать хочет, то ли стыдно ей.
– Явилась? Мамка спрашивает. На улице, значит, плохо? А как людям жизнь портить, ты тут, как тут.
Глянула предательница на нее, и осторожно по стенке в квартиру протиснулась.
– Есть хочу, – говорит.
– Что, любовью сыт не будешь? Уже я спрашиваю.
А она на меня никакого внимания, словно нет меня.
Достала она меня, вконец достала. Перегородил я ей путь и говорю: – Раз пришла, входи, но учти, еще раз такое выкинешь, больше не приходи. Живи, где хочешь и с кем хочешь.
– Так, значит? – Вот как ты меня любишь – Какая любовь? – Веди себя порядочно, тогда и о любви говорить можно. А то ведешь себя, как собака легкого поведения. Не ожидал я, Дези, от тебя такого.
И так я проникновенно это сказал, что она растерялась.
– А – что я? – Я ничего – Ну, раз ничего, то иди ешь. Мамка сейчас покормит.
Решил я сделать вид, что серьезно на нее обиделся. Ушел в другую комнату, лег в кресло, и делаю вид, что сплю.
Тут, конечно, Данила вмешался.
– Зря ты так, – говорит, – Тебе вокруг нее на задних лапках ходить нужно, может, тогда простит.
– За что меня прощать? Что я ей такого сделал?! Не выдержал я.
– Это ты ее спроси. Я их породу знаю. Была у меня Марта, рыжая, пушистая, красивая – Все ребята вокруг с ума сходили. Пока я ей про любовь по сто раз на дню говорил, она меня слушала. А как решил, что дело сделано, и поменьше на нее внимания стал обращать, сразу к Ваське ушла. Страшный, драный, смотреть не на что, а как песни пел – Заслушаешься – Вот и сломалась Марта. Так и расстались – Не жизнь это, Данила. Что мне теперь все на свете забросить, только за ней и бегать?
– Сам решай, но раз изменила, а ты стерпел, то так оно теперь и будет.
Вздохнул я, глубоко вздохнул. Пусть, что хочет, то и делает. Не буду я за ней бегать, уговаривать. Не любит, пусть уходит, а коли, вернулась, пусть ведет себя соответствующе.
К вечеру повела нас мамка гулять. Моя, как ни странно, вела себя прилично. Уличная жизнь ее явно не вдохновила. Поняла, что теплый коврик и полная миска дорогого стоят. Конечно, она уже сформировавшаяся личность, со своими замашками, желаниями. Жила бы с молочных зубов у нас, была бы совсем другой.
Два дня у нас тихо было. А на третий – убежала. Вышли мы за порог, я и оглянуться не успел, а ее уже рядом нет. Дед плечами пожал и повел меня домой. Я покрутился вокруг, покрутился, махнул лапой и за ним. Пусть делает, что хочет. Насильно мил не будешь.
Вечером вышел я на прогулку. Настроение поганое, хуже не бывает. А как их увидел, чуть замертво не упал. Стоят эти два голубка нос к носу у подъезда и мило так беседуют. Она меня, конечно, сразу углядела, но вида не подала. А Джек обрадовался.
– Привет, – кричит, – Как дела?
Вот поганец, от радости чуть ли не подпрыгивает.
– Все хорошо, – отвечаю, – Только учти, у нее блохи. Ужас какие злючие.
У него морда сразу вытянулась, даже морщинки на лбу собрались. Глянул он на нее и в сторону.
– Ты что мелешь?!!! Какие блохи?! Заголосила она. Не слушай его! Он хочет нашу любовь поломать.
– Да? – С сомнением протянул тот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50