А кто в юные годы не любит показать свою силенку, испробовать, проверить собственное мужество и выдержку?
После великой Победы мы хотели побеждать и в спорте, овладевать и здесь всеми высотами (мы, кстати, очень привыкли к этому слову за годы войны).
Первые матчи московские команды проводили с опытными командами прибалтийских республик, и чаще всего с рижанами. Здесь хоккей с шайбой был популярен и раньше. Латвийские хоккеисты принимали участие даже в мировых чемпионатах.
Любопытно, что в этих встречах с рижанами чаще все-таки побеждали мы. За счет коллективизма в своих действиях. За счет более высокой скорости.
Рижане были как бы первыми нашими учителями. Именно от них, видевших канадцев, мы услышали, что настоящий канадский хоккей – это хоккей прежде всего силовой, подчас грубый, схватки на поле вскипают чуть ли не ежеминутно и едва не превращаются в драки, И потому в первое время всякое проявление грубости и направление на скамью оштрафованных рассматривалось у нас и спортсменами и зрителями чуть ли не как геройство.
Мы знали, конечно, что по правилам за грубость, за толчки локтями, за недозволенные приемы, за подножки, за игру корпусом на чужой половине поля игрок удаляется на две или пять минут. И если сейчас тот, кто попадет на скамью оштрафованных, чувствует себя на положении провинившегося: он нарушил правила, подвел команду и теперь на площадке за него отдуваются четверо против пятерых, то тогда это оценивалось не так.
Вспоминаю, как играл и вел себя на поле и на скамье оштрафованных – «клетке», как ее называли, один из лучших хоккеистов того времени, Александр Виноградов. Саша играл настолько резко, что судьи часто были вынуждены удалять его с поля. И Александр неторопливо и торжественно катил по площадке. Он восседал в «клетке», гордо расправив мощные плечи, величественный, как средневековый рыцарь. Саша был искренне убежден, что совершил подвиг, и зрители ему симпатизировали.
Хоккейная площадка тех лет внешне здорово отличалась от той, к которой мы привыкли сейчас. Ворота были сколочены из досок. Площадку огораживали низкие бортики, взятые напрокат из хоккея с мячом. Но шайба тем не менее перелетала их редко: хоккеисты не умели еще толком бросать ее (исключая, конечно, хоккеистов прибалтийских республик).
Вспоминаю, как передначалом сезона в «Советском спорте» заведующий кафедрой учебного пособия по хоккею с мячом, игрок сборной команды России, заслуженный мастер спорта Михаил Степанович Козлов, рассказывая о новой игре, предупреждал: «Только при искусном владении клюшкой можно оторвать шайбу ото льда». Это было далеко не лишнее предупреждение. В одном из первых отчетов о хоккейном матче репортер писал: «Зикмунд послал шайбу по воздуху». По воздуху! Это было такой редкостью, что об этом писалось в отчете.
Игрокам перед выходом на поле выдавали по клюшке. И поскольку они, естественно, довольно быстро ломались, то мы вынуждены были научиться мастерить эти клюшки сами. Армейские хоккеисты нашли, правда, одного деда, который согласился делать нам эти клюшки.
В первое время мы стремились к тому, чтобы крюк у клюшки был как можно более похож на крюк тех клюшек, которыми мы играли в хоккей с мячом. Закругляли его неимоверно. Но оказалось, что в таком виде он хорош только для тех, кто пришел со своим навыком из русского хоккея, сегодняшние мастера вряд ли смогли бы управиться с ним. Обводить соперника такой клюшкой или бросать шайбу по воротам было нелегко.
Позже клюшки нам стали делать в малюсенькой мастерской, Где было всего два верстака. Там наше основное оружие мы уже заказывали официально, от имени организации. Размещалась эта мастерская в Лихоборах. Директором ее был товарищ Межеричер. Потом на смену ему пришла Е. М. Кочеткова, тоже большой патриот хоккея. Сейчас эта мастерская разрослась в фабрику. Ее продукцией пользуются и иностранные хоккеисты. Ведь эти клюшки не только самые прочные и удобные, но и самые «победные»! Большое вам спасибо, товарищи рабочие, от всего нашего хоккея!
Быстро пробежал год освоения хоккея. Сезон оказался непродолжительным. Немногим более… месяца.
Лето прошло в больших раздумьях. Ведь тогда тренеровспециалистов еще не было, и потому думать о путях развития хоккея приходилось каждому.
Усиленно искали молодых талантливых спортсменов, которые могли бы заинтересоваться новой игрой.
Я както вспомнил, что в команде «Трудовые резервы» вратарем играет маленький, но очень быстрый, ловкий, верткий, «двухрукий», как говорят хоккеисты, Гриша Мкртычан.
Пригласили его в ЦДКА и потом всегда считали этот выбор исключительно удачным. Гриша оказался на редкость приятным молодым человеком – трудолюбивым, скромным, веселым, и умным.
Сейчас то я понимаю, что судьба Мкртычана как вратаря новой хоккейной команды была невероятно трудной: получилось так, что Гриша стал как бы подопытным кроликом. Ведь мы тогда еще ничего не знали и не умели. Приходилось только догадываться, из чего складывается умение играть в воротах. Наши спортсмены не знали, какова основная вратарская стойка, какие нужны приемы, чтобы парировать скользящую шайбу, как ловить ее рукой, если она летит высоко. Мы не знали, как тренироваться, не было никакой тактики игры в воротах. Вратари только еще учились играть клюшкой.
Мкртычан стал родоначальником вратарской школы игры. И сейчас я хочу извиниться перед ним за то, что так много мучил его из-за своей тренерской неопытности: я ведь тоже знал эту игру не больше его. Многое решал на ходу, экспериментируя вслепую, на ощупь. А ведь пробовал и проверял я свои поиски на живом человеке и искал при этом не совсем складно и не всегда удачно.
Я хочу не только извиниться перед Гришей, но и поблагодарить его за мужество и терпеливость, за такт и деликатность.
Не все у нас было правильно. Я и тогда в какой-то степени понимал, как обидно это было Грише: жизнь у человека одна, и исправлять допущенные ошибки было уже некогда. Но Гриша не обижался на меня. Он говорил, что все равно кто-то должен начинать, не он, так другой. И может, добавлял он, еще и хорошо, что доля эта выпала ему. Быть пионером, первым, всегда почетно.
Гриша многое открыл для наших вратарей. И великое ему за это спасибо!
Самым трудным в обучении игры с шайбой было освоение тактики. Мы вынуждены были во многом начинать с нуля.
Но трудности нас не смущали. Наоборот, они придавали новые силы, дополнительную энергию, звали нас к дерзанию, к творчеству, к размышлениям.
Советские хоккеисты вынуждены были создавать свою, оригинальную школу хоккея.
И они создали ее.
А когда пришла пора первых испытаний, когда наш хоккей проверялся в международных встречах, и проверялся успешно, всем стало ясно, что важнейшей причиной наших успехов было как раз то, что мы никому не подражали, а шли своим, непроторенным путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
После великой Победы мы хотели побеждать и в спорте, овладевать и здесь всеми высотами (мы, кстати, очень привыкли к этому слову за годы войны).
Первые матчи московские команды проводили с опытными командами прибалтийских республик, и чаще всего с рижанами. Здесь хоккей с шайбой был популярен и раньше. Латвийские хоккеисты принимали участие даже в мировых чемпионатах.
Любопытно, что в этих встречах с рижанами чаще все-таки побеждали мы. За счет коллективизма в своих действиях. За счет более высокой скорости.
Рижане были как бы первыми нашими учителями. Именно от них, видевших канадцев, мы услышали, что настоящий канадский хоккей – это хоккей прежде всего силовой, подчас грубый, схватки на поле вскипают чуть ли не ежеминутно и едва не превращаются в драки, И потому в первое время всякое проявление грубости и направление на скамью оштрафованных рассматривалось у нас и спортсменами и зрителями чуть ли не как геройство.
Мы знали, конечно, что по правилам за грубость, за толчки локтями, за недозволенные приемы, за подножки, за игру корпусом на чужой половине поля игрок удаляется на две или пять минут. И если сейчас тот, кто попадет на скамью оштрафованных, чувствует себя на положении провинившегося: он нарушил правила, подвел команду и теперь на площадке за него отдуваются четверо против пятерых, то тогда это оценивалось не так.
Вспоминаю, как играл и вел себя на поле и на скамье оштрафованных – «клетке», как ее называли, один из лучших хоккеистов того времени, Александр Виноградов. Саша играл настолько резко, что судьи часто были вынуждены удалять его с поля. И Александр неторопливо и торжественно катил по площадке. Он восседал в «клетке», гордо расправив мощные плечи, величественный, как средневековый рыцарь. Саша был искренне убежден, что совершил подвиг, и зрители ему симпатизировали.
Хоккейная площадка тех лет внешне здорово отличалась от той, к которой мы привыкли сейчас. Ворота были сколочены из досок. Площадку огораживали низкие бортики, взятые напрокат из хоккея с мячом. Но шайба тем не менее перелетала их редко: хоккеисты не умели еще толком бросать ее (исключая, конечно, хоккеистов прибалтийских республик).
Вспоминаю, как передначалом сезона в «Советском спорте» заведующий кафедрой учебного пособия по хоккею с мячом, игрок сборной команды России, заслуженный мастер спорта Михаил Степанович Козлов, рассказывая о новой игре, предупреждал: «Только при искусном владении клюшкой можно оторвать шайбу ото льда». Это было далеко не лишнее предупреждение. В одном из первых отчетов о хоккейном матче репортер писал: «Зикмунд послал шайбу по воздуху». По воздуху! Это было такой редкостью, что об этом писалось в отчете.
Игрокам перед выходом на поле выдавали по клюшке. И поскольку они, естественно, довольно быстро ломались, то мы вынуждены были научиться мастерить эти клюшки сами. Армейские хоккеисты нашли, правда, одного деда, который согласился делать нам эти клюшки.
В первое время мы стремились к тому, чтобы крюк у клюшки был как можно более похож на крюк тех клюшек, которыми мы играли в хоккей с мячом. Закругляли его неимоверно. Но оказалось, что в таком виде он хорош только для тех, кто пришел со своим навыком из русского хоккея, сегодняшние мастера вряд ли смогли бы управиться с ним. Обводить соперника такой клюшкой или бросать шайбу по воротам было нелегко.
Позже клюшки нам стали делать в малюсенькой мастерской, Где было всего два верстака. Там наше основное оружие мы уже заказывали официально, от имени организации. Размещалась эта мастерская в Лихоборах. Директором ее был товарищ Межеричер. Потом на смену ему пришла Е. М. Кочеткова, тоже большой патриот хоккея. Сейчас эта мастерская разрослась в фабрику. Ее продукцией пользуются и иностранные хоккеисты. Ведь эти клюшки не только самые прочные и удобные, но и самые «победные»! Большое вам спасибо, товарищи рабочие, от всего нашего хоккея!
Быстро пробежал год освоения хоккея. Сезон оказался непродолжительным. Немногим более… месяца.
Лето прошло в больших раздумьях. Ведь тогда тренеровспециалистов еще не было, и потому думать о путях развития хоккея приходилось каждому.
Усиленно искали молодых талантливых спортсменов, которые могли бы заинтересоваться новой игрой.
Я както вспомнил, что в команде «Трудовые резервы» вратарем играет маленький, но очень быстрый, ловкий, верткий, «двухрукий», как говорят хоккеисты, Гриша Мкртычан.
Пригласили его в ЦДКА и потом всегда считали этот выбор исключительно удачным. Гриша оказался на редкость приятным молодым человеком – трудолюбивым, скромным, веселым, и умным.
Сейчас то я понимаю, что судьба Мкртычана как вратаря новой хоккейной команды была невероятно трудной: получилось так, что Гриша стал как бы подопытным кроликом. Ведь мы тогда еще ничего не знали и не умели. Приходилось только догадываться, из чего складывается умение играть в воротах. Наши спортсмены не знали, какова основная вратарская стойка, какие нужны приемы, чтобы парировать скользящую шайбу, как ловить ее рукой, если она летит высоко. Мы не знали, как тренироваться, не было никакой тактики игры в воротах. Вратари только еще учились играть клюшкой.
Мкртычан стал родоначальником вратарской школы игры. И сейчас я хочу извиниться перед ним за то, что так много мучил его из-за своей тренерской неопытности: я ведь тоже знал эту игру не больше его. Многое решал на ходу, экспериментируя вслепую, на ощупь. А ведь пробовал и проверял я свои поиски на живом человеке и искал при этом не совсем складно и не всегда удачно.
Я хочу не только извиниться перед Гришей, но и поблагодарить его за мужество и терпеливость, за такт и деликатность.
Не все у нас было правильно. Я и тогда в какой-то степени понимал, как обидно это было Грише: жизнь у человека одна, и исправлять допущенные ошибки было уже некогда. Но Гриша не обижался на меня. Он говорил, что все равно кто-то должен начинать, не он, так другой. И может, добавлял он, еще и хорошо, что доля эта выпала ему. Быть пионером, первым, всегда почетно.
Гриша многое открыл для наших вратарей. И великое ему за это спасибо!
Самым трудным в обучении игры с шайбой было освоение тактики. Мы вынуждены были во многом начинать с нуля.
Но трудности нас не смущали. Наоборот, они придавали новые силы, дополнительную энергию, звали нас к дерзанию, к творчеству, к размышлениям.
Советские хоккеисты вынуждены были создавать свою, оригинальную школу хоккея.
И они создали ее.
А когда пришла пора первых испытаний, когда наш хоккей проверялся в международных встречах, и проверялся успешно, всем стало ясно, что важнейшей причиной наших успехов было как раз то, что мы никому не подражали, а шли своим, непроторенным путем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66