Русские художники любовно выписывали облачения из шелка и парчи, украшенные жемчугом и драгоценными камнями. Корзно Ярослава в нередицкой росписи заткано большими кругами, в один из которых (на плече) включен орел. Подобные «паволоки» и «оксамиты» посылали в дар русским князьям греческие василевсы.
Когда во владимирском Успенском соборе вскрыли гробницу Андрея Боголюбского, в ней обнаружили остатки облачения, в котором «с честью и песньми благохвальными» похоронили убиенного князя, в том числе замечательную шелковую ткань: на красном фоне по сторонам фантастических растений расположились львы с золототкаными мордами и золотые попугаи. Анализ технологии изготовления, цветовая гамма и детали орнамента позволяют отнести ее к изделиям шелкоткацких мастерских Испании. Красочные материи Малаги, Мурсии, Севильи расходились по всей Европе. В кладе на территории Михайловского монастыря в Киеве нашли остатки парадного женского костюма – налобного венчика-очелья, платка-повоя, стоячих воротников.
Среди 11 сортов червленых (красных) и багряных тканей выделяются византийские с вышитыми золотом птицами и растениями в кругах шелка Ирана и Средней Азии.
Хранившиеся в церквах узорчатые пелены и завесы в торжественные дни вывешивали на всенародное обозрение. Такие «выставки» устраивали во Владимире, когда в престольный праздник Успенского собора несчетные толпы богомольцев стекались на поклон «чудотворной» иконе Богородицы. В интерьере храма с двух натянутых «вервей чюдных» свисали шитые золотом и жемчугом «порты» (дорогие княжеские одежды, которые жертвовали храмам). На всем пути медленного шествия – от «владычных сеней» к чтимой иконе у царских врат алтаря и отсюда к южным «златым вратам» – шуршали и переливались красками заморские шелка.
По мотивам иноземного текстильного декора работали владимирские «каменодельцы», населившие экзотическими зверями и птицами фасады белокаменных храмов (рис. 59). Красоту заморских тканей живо ощущали художники-фрескисты. В 1962–1963 гг. на окраине Смоленска за речкой Рачевкой раскопали руины большого безымянного храма XII в.
Рис. 59. Птицы: 1 – византийская ткань, XI –XII вв.; 2 – роспись смоленской церкви XII в. по мотивам византийского текстиля .
Когда разобрали груды слежавшегося щебня и расчистили низ стен, глазам археологов открылись удивительные росписи, палитра которых отличалась яркими, мажорными красками. В переплетающиеся узорчатые круги вписаны парные птицы и львы у древа жизни. Сходство с текстильным орнаментом столь велико, что кажется, будто смоленский художник, расписывая стену, имел перед глазами византийскую шелковую ткань. Другой эффектный «птичий орнамент» – ярусы коричневых птиц по сторонам плодоносящего дерева – подражает арабским материям. Головы птиц киноварно-красные, в клюве зажата ветка с ягодкой.
Эти примеры из области средневекового искусства заслуживают особого внимания. С одной стороны, они показывают, как происходил процесс взаимопроникновения, взаимообогащения культур различных народов Европы и Азии, культур, которым при всем их своеобразии было присуще единое стремление передать в каждой вещи «высшую истину», «мысленную красоту». С другой стороны, эти примеры дают представление о взглядах и вкусах местных мастеров, об их стремлении связать и объединить все увиденное в цельном и оригинальном художественном произведении.
Заключение
В те дни, когда так трудно было побороть пространство и путешествие растягивалось на месяцы и годы, отправлявшийся в дорогу чувствовал себя почти изгнанником. Неизбывная тоска по родине и надежда на возвращение не покидали странника; временами он ощущал полное одиночество в огромном неприютном мире.
Все брожу и мечтаю о милой своей отчизне.
О страна моя, родина!
Вспомни заблудшего сына.
Если ты над собой не видал зарубежного неба,
Никогда не понять тебе, друг, и моей кручины.
Незнакомый язык…
Непонятное пение птицы…
Здесь чужие дожди и чужая на обуви глина…
Я чужой. Я брожу и мечтаю о родине милой.
О чужбина, чужбина, чужбина, чужбина, чужбина!
Камал Худжанди
В каменистой Палестине игумен Даниил с грустью вспоминал светлую речку Снов на родной Черниговщине.
Отчизна греет сердце нам,
А на чужбине сердце стынет…
Тот, кто родину покинет,
Найти обратный должен путь!..
Прекрасна возвращенья суть!..
Вольфрам фон Эшенбах
Но вернуться удавалось далеко не всем: ведь средневековые аргонавты прокладывали пути по суровой и не полностью обжитой планете. Велики мера трудов и нравственная сила этих безвестных людей, оставивших свой след в летописи человеческих свершений. Мы не всегда отчетливо сознаем, сколь многим современная цивилизация обязана скитальцам прошедших времен, которые вели корабли в нелюдимых морях, уходили к «варварам» в глухие края, блуждали в бесконечных пустынях, где, казалось, нет пути человеку. В воодушевлявших их побуждениях они – дети своей эпохи, разделявшие все ее заблуждения. Их вели жажда наживы и долг службы, стремление припасть к святыням и мечты о «земле обетованной», где каждый страждущий будет радостен и богат, наконец, еще только нарождающийся дух исследования. Но с дистанции в несколько столетий ясно видно и то, что объединяло всех: средневековые землепроходцы открывали и осваивали «земли незнаемые», осуществляли связи между народами и культурами, способствуя преемственности человеческих знаний. От них тянутся нити к Колумбу и Магеллану.
Рис. 60. Возвращение блудного сына. Витраж собора в Бурже, XII в.
Среди путешественников Средневековья много ярких фигур, людей с примечательными судьбами, талантливых и ищущих. Эти «блудные сыновья» (рис. 60) смело нарушали обычный ход вещей, не внимая предостережениям «мудрецов» и обывательского здравого смысла. Пионеры и первооткрыватели, они пускали корни на неизученных землях. Их неотступно влекла дорога. Желание видеть путь впереди побеждало усталость и ностальгию. Неутомимые и зоркие странники могли сказать о себе словами бродячего гамбургского мастера: «Ведь мы всегда были!», ибо порыв вдаль в человечестве неизменен и неискореним. Прекрасный миф о золотом руне и скитаниях корабля «Арго» вдохновлял всё новые и новые поколения искателей.
Указатель имен
Аббасиды (750-1258), династия арабских халифов, возводивших свое происхождение к Аббасу – дяде пророка Мухаммеда.
Абу-л-Фида (1273–1331), арабский энциклопедист, историк и географ.
Абу Нувас (762–813), арабский поэт, основоположник жанра застольной поэзии.
Абу Хамид ал-Гарнати (1080–1169), испано-арабский путешественник, побывал в Восточной Европе.
Августин (354–430), епископ города Гиппона (Северная Африка), христианский богослов, церковный писатель, на авторитет которого в средние века опиралась католическая Церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Когда во владимирском Успенском соборе вскрыли гробницу Андрея Боголюбского, в ней обнаружили остатки облачения, в котором «с честью и песньми благохвальными» похоронили убиенного князя, в том числе замечательную шелковую ткань: на красном фоне по сторонам фантастических растений расположились львы с золототкаными мордами и золотые попугаи. Анализ технологии изготовления, цветовая гамма и детали орнамента позволяют отнести ее к изделиям шелкоткацких мастерских Испании. Красочные материи Малаги, Мурсии, Севильи расходились по всей Европе. В кладе на территории Михайловского монастыря в Киеве нашли остатки парадного женского костюма – налобного венчика-очелья, платка-повоя, стоячих воротников.
Среди 11 сортов червленых (красных) и багряных тканей выделяются византийские с вышитыми золотом птицами и растениями в кругах шелка Ирана и Средней Азии.
Хранившиеся в церквах узорчатые пелены и завесы в торжественные дни вывешивали на всенародное обозрение. Такие «выставки» устраивали во Владимире, когда в престольный праздник Успенского собора несчетные толпы богомольцев стекались на поклон «чудотворной» иконе Богородицы. В интерьере храма с двух натянутых «вервей чюдных» свисали шитые золотом и жемчугом «порты» (дорогие княжеские одежды, которые жертвовали храмам). На всем пути медленного шествия – от «владычных сеней» к чтимой иконе у царских врат алтаря и отсюда к южным «златым вратам» – шуршали и переливались красками заморские шелка.
По мотивам иноземного текстильного декора работали владимирские «каменодельцы», населившие экзотическими зверями и птицами фасады белокаменных храмов (рис. 59). Красоту заморских тканей живо ощущали художники-фрескисты. В 1962–1963 гг. на окраине Смоленска за речкой Рачевкой раскопали руины большого безымянного храма XII в.
Рис. 59. Птицы: 1 – византийская ткань, XI –XII вв.; 2 – роспись смоленской церкви XII в. по мотивам византийского текстиля .
Когда разобрали груды слежавшегося щебня и расчистили низ стен, глазам археологов открылись удивительные росписи, палитра которых отличалась яркими, мажорными красками. В переплетающиеся узорчатые круги вписаны парные птицы и львы у древа жизни. Сходство с текстильным орнаментом столь велико, что кажется, будто смоленский художник, расписывая стену, имел перед глазами византийскую шелковую ткань. Другой эффектный «птичий орнамент» – ярусы коричневых птиц по сторонам плодоносящего дерева – подражает арабским материям. Головы птиц киноварно-красные, в клюве зажата ветка с ягодкой.
Эти примеры из области средневекового искусства заслуживают особого внимания. С одной стороны, они показывают, как происходил процесс взаимопроникновения, взаимообогащения культур различных народов Европы и Азии, культур, которым при всем их своеобразии было присуще единое стремление передать в каждой вещи «высшую истину», «мысленную красоту». С другой стороны, эти примеры дают представление о взглядах и вкусах местных мастеров, об их стремлении связать и объединить все увиденное в цельном и оригинальном художественном произведении.
Заключение
В те дни, когда так трудно было побороть пространство и путешествие растягивалось на месяцы и годы, отправлявшийся в дорогу чувствовал себя почти изгнанником. Неизбывная тоска по родине и надежда на возвращение не покидали странника; временами он ощущал полное одиночество в огромном неприютном мире.
Все брожу и мечтаю о милой своей отчизне.
О страна моя, родина!
Вспомни заблудшего сына.
Если ты над собой не видал зарубежного неба,
Никогда не понять тебе, друг, и моей кручины.
Незнакомый язык…
Непонятное пение птицы…
Здесь чужие дожди и чужая на обуви глина…
Я чужой. Я брожу и мечтаю о родине милой.
О чужбина, чужбина, чужбина, чужбина, чужбина!
Камал Худжанди
В каменистой Палестине игумен Даниил с грустью вспоминал светлую речку Снов на родной Черниговщине.
Отчизна греет сердце нам,
А на чужбине сердце стынет…
Тот, кто родину покинет,
Найти обратный должен путь!..
Прекрасна возвращенья суть!..
Вольфрам фон Эшенбах
Но вернуться удавалось далеко не всем: ведь средневековые аргонавты прокладывали пути по суровой и не полностью обжитой планете. Велики мера трудов и нравственная сила этих безвестных людей, оставивших свой след в летописи человеческих свершений. Мы не всегда отчетливо сознаем, сколь многим современная цивилизация обязана скитальцам прошедших времен, которые вели корабли в нелюдимых морях, уходили к «варварам» в глухие края, блуждали в бесконечных пустынях, где, казалось, нет пути человеку. В воодушевлявших их побуждениях они – дети своей эпохи, разделявшие все ее заблуждения. Их вели жажда наживы и долг службы, стремление припасть к святыням и мечты о «земле обетованной», где каждый страждущий будет радостен и богат, наконец, еще только нарождающийся дух исследования. Но с дистанции в несколько столетий ясно видно и то, что объединяло всех: средневековые землепроходцы открывали и осваивали «земли незнаемые», осуществляли связи между народами и культурами, способствуя преемственности человеческих знаний. От них тянутся нити к Колумбу и Магеллану.
Рис. 60. Возвращение блудного сына. Витраж собора в Бурже, XII в.
Среди путешественников Средневековья много ярких фигур, людей с примечательными судьбами, талантливых и ищущих. Эти «блудные сыновья» (рис. 60) смело нарушали обычный ход вещей, не внимая предостережениям «мудрецов» и обывательского здравого смысла. Пионеры и первооткрыватели, они пускали корни на неизученных землях. Их неотступно влекла дорога. Желание видеть путь впереди побеждало усталость и ностальгию. Неутомимые и зоркие странники могли сказать о себе словами бродячего гамбургского мастера: «Ведь мы всегда были!», ибо порыв вдаль в человечестве неизменен и неискореним. Прекрасный миф о золотом руне и скитаниях корабля «Арго» вдохновлял всё новые и новые поколения искателей.
Указатель имен
Аббасиды (750-1258), династия арабских халифов, возводивших свое происхождение к Аббасу – дяде пророка Мухаммеда.
Абу-л-Фида (1273–1331), арабский энциклопедист, историк и географ.
Абу Нувас (762–813), арабский поэт, основоположник жанра застольной поэзии.
Абу Хамид ал-Гарнати (1080–1169), испано-арабский путешественник, побывал в Восточной Европе.
Августин (354–430), епископ города Гиппона (Северная Африка), христианский богослов, церковный писатель, на авторитет которого в средние века опиралась католическая Церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60