.
— Женат, но последнее время, жена предпочитает жить отдельно от меня, видимо скоро стану свободе от уз…. так сказать.
— На все воля Божья, друг мой Простите, что говорю об этом так легко, но вижу, что вы сиим обстоятельством не сильно огорчаетесь Прав ли?.
— Абсолютно правы.
— Ну и Господь с вами Что до меня, то мне сей чаши испить не довелось — до переворота не успел, да и не стремился — молод был, распутен весьма, в чем ныне каюсь А после — господа большевики позаботились меня от прекрасного пола изолировать на долгие годы, дабы, видимо, не вводить во грех Потом уж — поздно было, Видимо Божья на то была воля, чтобы мною род князей Мещерских пресечен был Но это к беседе нашей отношения не имеет Что же до времени позднего, то за меня не извольте беспокоиться, я нынче, как в молодые годы, до первых петухов ко сну не отхожу, тогда правда по причине неуемного веселья, ныне — в нелегких размышлениях о душе, как и полагается в конце земного пути Таким образом, друг мой, вы меня своим присутствием нисколько не утомляете, напротив беседа наша мне, затворнику, чрезвычайно приятна, за что вам искренне благодарен Однако, не утомил ли я вас своими байками?.
— Зачем вы спрашиваете, Борис Романович?.
— И верно, что это мы с вам как две смольные барышни обмениваемся реверансами Извольте-ка, слушать дальше.
Француз мой на Святой Земле долго не задержался и уже через неделю снова был в Москве, у меня да не с пустыми руками — однокашник мой Сережа Шелешпанский просьбу мою выполнил в точности, прислал мне предлинное письмо, в коем без меры даже, на мой взгляд, и не совсем приличиствующе сану предался воспоминаниям о наших прошлых днях, подробно писал о брате, с которым встретился в монастыре, когда тот уже принял постриг и монашествовал уже изрядно время — многого, впрочем, сообщить не мог — Глеб о своей мирской жизни ни с к ем никогда не говорил, слыл молчуном и затворником, и лишь перед смертью исповедовался тамошнему предстоятелю — епископу Иерусалимскому, в чем — разумеется, никому, кроме того иерарха не ведомо.
Француз, хоть и искренне рад был, что исполнил мою просьбу, своего интереса, однако, не получил — записки Глеба оказались путаны, много в них пространных весьма рассуждений о вере, божественном провидении, дьявольских искушениях, есть правда несколько беглых и невнятных довольно ссылок на какую — то стародавнюю историю с осуждением некой невинной девицы, казненной вроде, словом ничего, что продвинуло бы француза хоть на самую малость к раскрытию его семейной трагедии, да и многих листов в рукописи, судя по всему, не доставало Словом, уехал он, разочарованный, снял правда для порядка копии с глебушкиных записок, с моего, разумеется, позволения — вот и весь вам сказ А теперь, прежде чем скажу я еще нечто, в дополнение к сей истории, прошу вас, отвечайте мне честно, по совести — веруете ли вы в Господа Бога нашего? — задавая последний вопрос свой, князь даже повысил слегка свой и без того глубокий и зычный довольно голос и, наклонясь, близко придвинул пергаментное лицо свое к Павлову В неярком круглом островке света, отороченного тенью тяжелого абажура, лицо его казалось совершенною маской, к тому же кем-то разбитой, а потом неловко слепленной из хрупких осколков, да так, что от малейшего прикосновения она готова была в любой момент снова и теперь уже навсегда рассыпаться в прах Однако глаза старика блеснули из глубоких глазниц неожиданно остро и оказались прозрачно-серыми, как холодное зимнее небо, яркими, совсем вроде и не тронутыми временем. Павлова вопрос не удивил, он не то чтобы ждал его, но в мыслях своих в последние несколько часов своей жизни, с той поры как встретил старика и сейчас, пока слушал его неспешную завораживающую своей чистотой речь, так часто, как никогда ранее обращался мысленно к Богу, что сам готов был задать себе вопрос, что есть теперь для него вера..
— Верю, Борис Романович. Неумело, правда и не понимая много, нас ведь — не учили…. в церковь, вот, почти не хожу… Да и грешу, наверное, очень много.
— Тому научить невозможно, а безгрешных среди нас, смертных, нет Слова вашего мне достаточно То что я скажу далее, прошу покорно старческим бредом не считать Так вот, с той поры как уехал француз и остались в бумагах моих глебушкины записи, стал брат по ночам мне являться и не во сне, отнюдь нет Я, поверьте, друг мой, сначала решил, что рассудок мой покидает меня и приготовился встретить ниспосланную Богом кару — умопомешательство, не ропща Поспешил некоторые дела свои и бумаги привести в порядок, пока разум мой окончательно не помутился Однако, чем более приучал я себя к мысли, что скоро реальный мир закроет от меня пелена безумия, тем более становилось мне ясно, что это не так — ибо во всем остальном течение моей жизни оставалось неизменным К тому же, посещая меня, брат говорил все одно и то же и слова его, когда стал я размышлять над ними, совладав со страхом, охвативщим мою душу поначалу, показались мне весьма разумными Так вот, покойный брат мой, настойчиво весьма просил меня прочитать его записки и утверждал при этом, что тайна которую они скрывают уже много веков не дает упокоиться одной мятежной и грешной, надо полагать душе, чем многие другие души обрекает на муки " Как же смогу я прочитать то, что не открывается мне? " — вопрошал я его, но тщетно — брат не вступает в разговор со мной, а лишь повторяет свою просьбу с тяжелой настойчивостью страдающего человека Видно и его праведная душа тоже не может обрести заслуженного покоя Многие часы отстоял я в храме и провел за неустанными молитвами, прося у Господа упокоения душе брата, но Господь не являет нам этой милости Признаюсь, нескончаемое множество раз, сам я пытался разобрать написанное братом и не без труда, но сумел все же прочитать все и перечитать не по одному разу, так что ныне, поверьте, помню каждую страницу едва ли не слово в слово, но смысл по-прежнему скрыт от меня Тогда пришел я к мысли, что надобно привлечь постороннего нового человека к сему занятию и быть может ему откроется то, что не дается мне Есть у меня стародавний знакомый — бывший священник одного небольших, но славных весьма московских храмов, ныне глубокий, как и я старец и давно уже на покое Человек он мудрый, образованный весьма, а главное чистый душой — ему первому поведал я свою историю Он с рассуждениями моими согласился вполне и рукопись взялся почитать несколько дней тому назад И вот вчера, а по теперешнему позднему времени, так получается, что позавчера, то есть накануне нашей с вами чудной встречи, позвонил мне святой отец Записки Глебовы он разобрал, но смысл много в них сказанного и ему не ясен, однако полагает он, что тайна, которая не дает упокоения несчастным душам — скрывается в той стародавней истории и знать ее, как он полагает может лишь ученый, посвятивший себя изучению тех времен и могущий понять из намеков о чем идет речь Возможно, считает святой отец и я с ним в этом согласен полностью, тому ученому мужу эти записки окажут помощь в его изысканиях и прольют свет на то, что ранее оставалось не познанным, то есть поспособствуют некоему научному открытию Теперь, друг мой, подошли мы к концу моей истории Поверить мне или считать все бреднями выжившего из ума старика — дело ваше Однако представьте трепет, охвативший меня, когда вдруг Господь посылает мне вас в этом странном подвальчике и именно тогда, когда сижу я и размышляю где же искать мне того ученого мужа и как к нему подступиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Женат, но последнее время, жена предпочитает жить отдельно от меня, видимо скоро стану свободе от уз…. так сказать.
— На все воля Божья, друг мой Простите, что говорю об этом так легко, но вижу, что вы сиим обстоятельством не сильно огорчаетесь Прав ли?.
— Абсолютно правы.
— Ну и Господь с вами Что до меня, то мне сей чаши испить не довелось — до переворота не успел, да и не стремился — молод был, распутен весьма, в чем ныне каюсь А после — господа большевики позаботились меня от прекрасного пола изолировать на долгие годы, дабы, видимо, не вводить во грех Потом уж — поздно было, Видимо Божья на то была воля, чтобы мною род князей Мещерских пресечен был Но это к беседе нашей отношения не имеет Что же до времени позднего, то за меня не извольте беспокоиться, я нынче, как в молодые годы, до первых петухов ко сну не отхожу, тогда правда по причине неуемного веселья, ныне — в нелегких размышлениях о душе, как и полагается в конце земного пути Таким образом, друг мой, вы меня своим присутствием нисколько не утомляете, напротив беседа наша мне, затворнику, чрезвычайно приятна, за что вам искренне благодарен Однако, не утомил ли я вас своими байками?.
— Зачем вы спрашиваете, Борис Романович?.
— И верно, что это мы с вам как две смольные барышни обмениваемся реверансами Извольте-ка, слушать дальше.
Француз мой на Святой Земле долго не задержался и уже через неделю снова был в Москве, у меня да не с пустыми руками — однокашник мой Сережа Шелешпанский просьбу мою выполнил в точности, прислал мне предлинное письмо, в коем без меры даже, на мой взгляд, и не совсем приличиствующе сану предался воспоминаниям о наших прошлых днях, подробно писал о брате, с которым встретился в монастыре, когда тот уже принял постриг и монашествовал уже изрядно время — многого, впрочем, сообщить не мог — Глеб о своей мирской жизни ни с к ем никогда не говорил, слыл молчуном и затворником, и лишь перед смертью исповедовался тамошнему предстоятелю — епископу Иерусалимскому, в чем — разумеется, никому, кроме того иерарха не ведомо.
Француз, хоть и искренне рад был, что исполнил мою просьбу, своего интереса, однако, не получил — записки Глеба оказались путаны, много в них пространных весьма рассуждений о вере, божественном провидении, дьявольских искушениях, есть правда несколько беглых и невнятных довольно ссылок на какую — то стародавнюю историю с осуждением некой невинной девицы, казненной вроде, словом ничего, что продвинуло бы француза хоть на самую малость к раскрытию его семейной трагедии, да и многих листов в рукописи, судя по всему, не доставало Словом, уехал он, разочарованный, снял правда для порядка копии с глебушкиных записок, с моего, разумеется, позволения — вот и весь вам сказ А теперь, прежде чем скажу я еще нечто, в дополнение к сей истории, прошу вас, отвечайте мне честно, по совести — веруете ли вы в Господа Бога нашего? — задавая последний вопрос свой, князь даже повысил слегка свой и без того глубокий и зычный довольно голос и, наклонясь, близко придвинул пергаментное лицо свое к Павлову В неярком круглом островке света, отороченного тенью тяжелого абажура, лицо его казалось совершенною маской, к тому же кем-то разбитой, а потом неловко слепленной из хрупких осколков, да так, что от малейшего прикосновения она готова была в любой момент снова и теперь уже навсегда рассыпаться в прах Однако глаза старика блеснули из глубоких глазниц неожиданно остро и оказались прозрачно-серыми, как холодное зимнее небо, яркими, совсем вроде и не тронутыми временем. Павлова вопрос не удивил, он не то чтобы ждал его, но в мыслях своих в последние несколько часов своей жизни, с той поры как встретил старика и сейчас, пока слушал его неспешную завораживающую своей чистотой речь, так часто, как никогда ранее обращался мысленно к Богу, что сам готов был задать себе вопрос, что есть теперь для него вера..
— Верю, Борис Романович. Неумело, правда и не понимая много, нас ведь — не учили…. в церковь, вот, почти не хожу… Да и грешу, наверное, очень много.
— Тому научить невозможно, а безгрешных среди нас, смертных, нет Слова вашего мне достаточно То что я скажу далее, прошу покорно старческим бредом не считать Так вот, с той поры как уехал француз и остались в бумагах моих глебушкины записи, стал брат по ночам мне являться и не во сне, отнюдь нет Я, поверьте, друг мой, сначала решил, что рассудок мой покидает меня и приготовился встретить ниспосланную Богом кару — умопомешательство, не ропща Поспешил некоторые дела свои и бумаги привести в порядок, пока разум мой окончательно не помутился Однако, чем более приучал я себя к мысли, что скоро реальный мир закроет от меня пелена безумия, тем более становилось мне ясно, что это не так — ибо во всем остальном течение моей жизни оставалось неизменным К тому же, посещая меня, брат говорил все одно и то же и слова его, когда стал я размышлять над ними, совладав со страхом, охвативщим мою душу поначалу, показались мне весьма разумными Так вот, покойный брат мой, настойчиво весьма просил меня прочитать его записки и утверждал при этом, что тайна которую они скрывают уже много веков не дает упокоиться одной мятежной и грешной, надо полагать душе, чем многие другие души обрекает на муки " Как же смогу я прочитать то, что не открывается мне? " — вопрошал я его, но тщетно — брат не вступает в разговор со мной, а лишь повторяет свою просьбу с тяжелой настойчивостью страдающего человека Видно и его праведная душа тоже не может обрести заслуженного покоя Многие часы отстоял я в храме и провел за неустанными молитвами, прося у Господа упокоения душе брата, но Господь не являет нам этой милости Признаюсь, нескончаемое множество раз, сам я пытался разобрать написанное братом и не без труда, но сумел все же прочитать все и перечитать не по одному разу, так что ныне, поверьте, помню каждую страницу едва ли не слово в слово, но смысл по-прежнему скрыт от меня Тогда пришел я к мысли, что надобно привлечь постороннего нового человека к сему занятию и быть может ему откроется то, что не дается мне Есть у меня стародавний знакомый — бывший священник одного небольших, но славных весьма московских храмов, ныне глубокий, как и я старец и давно уже на покое Человек он мудрый, образованный весьма, а главное чистый душой — ему первому поведал я свою историю Он с рассуждениями моими согласился вполне и рукопись взялся почитать несколько дней тому назад И вот вчера, а по теперешнему позднему времени, так получается, что позавчера, то есть накануне нашей с вами чудной встречи, позвонил мне святой отец Записки Глебовы он разобрал, но смысл много в них сказанного и ему не ясен, однако полагает он, что тайна, которая не дает упокоения несчастным душам — скрывается в той стародавней истории и знать ее, как он полагает может лишь ученый, посвятивший себя изучению тех времен и могущий понять из намеков о чем идет речь Возможно, считает святой отец и я с ним в этом согласен полностью, тому ученому мужу эти записки окажут помощь в его изысканиях и прольют свет на то, что ранее оставалось не познанным, то есть поспособствуют некоему научному открытию Теперь, друг мой, подошли мы к концу моей истории Поверить мне или считать все бреднями выжившего из ума старика — дело ваше Однако представьте трепет, охвативший меня, когда вдруг Господь посылает мне вас в этом странном подвальчике и именно тогда, когда сижу я и размышляю где же искать мне того ученого мужа и как к нему подступиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51