Вуазин).
Когда мы имеем перед собою онаниста, на которого мы хотим повлиять в том отношении, чтобы он перестал онанировать, но нам надо убедить его в необходимости этого, повлиять на его разум в желательном для нас направлении, т.е., другими словами, прибегнуть к психотерапии. Врачу приходится здесь прибегнуть, по выражению Дюбуа, к интенсивной диалектике в духе стоицизма, но того, что врач считает правильным. Наоборот, это лечение требует от врача тёплой симпатии к больному, которого ему нужно спасти, абсолютной честности в выборе доказательств, неистощимого терпения и большого умения сделать понятным для больного всё то, в чём он должен убедиться.
Наименее уместны здесь запугивание и застращивание. Робинзон находит, что в тех случаях, где пациент ничего не знает о возможных тяжёлых последствиях онанизма или слышал о них, но относится к этому скептически, мы должны воздействовать на его разум и указать на возможность тяжёлых последствий. Обычно устрашает указание на возможность бессилия.
Фурнье также считает полезным запугивать детей, например, говорить им, что их половые части омертвеют, если они будут прикасаться к ним. По его словам, эта угроза в некоторых случаях заставляет детей отказаться от их печальной привычки.
Я считаю подобный приём крайне опасным, притом к нему едва ли когда-нибудь и придётся прибегнуть, так как трудно встретить среди пациентов юношу или даже мальчика, не запуганного последствиями онанизма. Марциновскому приходилось иметь дело с такими больными, которые в течение целого ряда лет страдали от воображаемой негодности или нечистоты их существа до полного уничтожения их душевных сил и которые потом метались во все стороны и каждым своим словом и выражение лица как будто просили извинить их в том, что они ещё осмеливаются существовать. Это – кандидаты на самоубийство на основании недоразумения в понятии о грехе и ложной ответственности, люди, которые влачат своё существование под игом чудовищной идеи о наказании за такие действия, устранение которых было вне их власти. «Нужно самому видеть ликование, которое прорывается в душе такого человека, когда ему можно доказать, что это вовсе не было грехом, когда ему оказывают доверие и уважение и таким образом поддерживают его на первых трудных шагах, которые он пытается сделать в жизни и тем сравниться с другими людьми».
Всякий знает, говорит Бехтерев, какое магическое, оздоровительное действие может приобрести одно утешительное слово со стороны врача и, наоборот, как иногда убийственно в буквальном смысле слова действует на больного суровый, холодный приговор врача, не знающего или не желающего знать силы внушения.
И Робинзон рекомендует держаться такой же тактики в тех случаях, когда пациент сильно потрясён и угнетён, когда он начитался шарлатанской литературы, которая изображает даже умеренный онанизм как злейший из пороков, как смертный грех и самую вредную привычку, неизбежно приводящую к параличу и сумасшествию, когда пациент смотрит на себя, как на самого низкого негодяя и грешника, недостойного быть в обществе приличных людей. Тогда, говорит Робинзон, мы должны объяснить пациенту, что тут нет ничего порочного, что онанизм есть только дурная привычка, ослабляющая организм, подобно алкоголизму – не больше и не меньше. Мы должны также указать такому пациенту на распространённость онанизма. Мы укажем ему, что вред онанизма заключается не в самом акте, а в его частоте. Далее, что онанизм вредит не каждому: десятки тысяч людей, онанировавших в раннем детстве и затем оставивших эту привычку, совершенно здоровы. Всё зависит от конституции человека, от возраста, в котором он начал онанировать, от частоты онанизма и проч. У этой группы людей подобный разговор производит прекрасный эффект: у них усиливается воля, вера в себя и они перестают онанировать. Улучшение в этих случаях может быть достигнуто в 2-3 месяца.
Попутно укажем, что ещё Тиссо считал необходимым предупредить больного о том, что «подобное заболевание, существующее годами, не может пройти в несколько дней. Необходимо продолжительное, неприятное лечение, необходимо тщательно придерживаться определённого образа жизни, назначенного врачом. Не следует унывать по поводу продолжительности лечения» (Тиссо). Знаменитый врач Аретей, живший во II веке нашей эры, сказал: «Больной не должен терять мужества, но должен вступить в союз с врачом против болезни».
Впрочем, далеко не во всех случаях лечение бывает продолжительным. Нередко встречаются случаи, где удаётся довольно скоро добиться прекращения онанизма.
Возвращаясь к вопросу о психотерапии онанизма, считаем необходимым коснуться здесь возникшего в последние годы учения о персеверации, поскольку может быть использовано при лечении онанизма.
Мюллер и Пилцеккер установили, что всякое представление обладает после своего возникновения в сознании тенденция к персеверации, т.е. тенденцией всплывать в сознании. Эта тенденция тем сильнее, чем интенсивнее внимание было направлено на данное представление, и усиливается, когда данное представление или ряд представлений повторяется через небольшой промежуток времени. При частом повторении эти представления могут появляться в сознании исключительно вследствие их тенденции к персеверации, именно, в такие моменты, когда другие факторы, осаждающие сознание, не отличаются особенной силой и устойчивостью.
Для обоснования этих положений вышеупомянутые авторы приводят следующие психологические наблюдения. Некоторые учёные, например, Фехнер и Хенле, не раз наблюдали, что, когда им приходилось в течение нескольких часов кряду напряжённо работать с микроскопом, в последующие часы отдыха или перед засыпанием в тёмном поле зрения появлялся часто с чрезвычайной отчётливостью зрительный образ наблюдавшегося препарата.
Аналогичное наблюдение сделал над собою Гёте, в бытность студентом. Во время пребывания в Дрездене, после осмотра знаменитой картинной галереи: «Вернувшись к своему сапожнику для обеда, я остолбенел от изумления. Мне казалось, что я вижу перед собою в действительности картину Остаде (знаменитый художник XVII века), до такой степени совершенную, что настоящее место её было на стенах галереи. Расстановка предметов, свет, тени, коричневый общий тон, словом всё, чему я удивлялся в картинах этого художника, – было перед моими глазами». (Гёте. Собрание сочинений в переводе русских писателей. Второе издание под редакцией Петра Вейнберга. «Из моей жизни. Правда и поэзия». Том 8. Спб, 1895).
Далее, из повседневного опыта известно, с какой отчётливостью припоминаются иногда, помимо нашей воли, некоторые мелодии или отрывки музыкальных пьес непосредственно вслед за концертом или после случайной встречи с шарманкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Когда мы имеем перед собою онаниста, на которого мы хотим повлиять в том отношении, чтобы он перестал онанировать, но нам надо убедить его в необходимости этого, повлиять на его разум в желательном для нас направлении, т.е., другими словами, прибегнуть к психотерапии. Врачу приходится здесь прибегнуть, по выражению Дюбуа, к интенсивной диалектике в духе стоицизма, но того, что врач считает правильным. Наоборот, это лечение требует от врача тёплой симпатии к больному, которого ему нужно спасти, абсолютной честности в выборе доказательств, неистощимого терпения и большого умения сделать понятным для больного всё то, в чём он должен убедиться.
Наименее уместны здесь запугивание и застращивание. Робинзон находит, что в тех случаях, где пациент ничего не знает о возможных тяжёлых последствиях онанизма или слышал о них, но относится к этому скептически, мы должны воздействовать на его разум и указать на возможность тяжёлых последствий. Обычно устрашает указание на возможность бессилия.
Фурнье также считает полезным запугивать детей, например, говорить им, что их половые части омертвеют, если они будут прикасаться к ним. По его словам, эта угроза в некоторых случаях заставляет детей отказаться от их печальной привычки.
Я считаю подобный приём крайне опасным, притом к нему едва ли когда-нибудь и придётся прибегнуть, так как трудно встретить среди пациентов юношу или даже мальчика, не запуганного последствиями онанизма. Марциновскому приходилось иметь дело с такими больными, которые в течение целого ряда лет страдали от воображаемой негодности или нечистоты их существа до полного уничтожения их душевных сил и которые потом метались во все стороны и каждым своим словом и выражение лица как будто просили извинить их в том, что они ещё осмеливаются существовать. Это – кандидаты на самоубийство на основании недоразумения в понятии о грехе и ложной ответственности, люди, которые влачат своё существование под игом чудовищной идеи о наказании за такие действия, устранение которых было вне их власти. «Нужно самому видеть ликование, которое прорывается в душе такого человека, когда ему можно доказать, что это вовсе не было грехом, когда ему оказывают доверие и уважение и таким образом поддерживают его на первых трудных шагах, которые он пытается сделать в жизни и тем сравниться с другими людьми».
Всякий знает, говорит Бехтерев, какое магическое, оздоровительное действие может приобрести одно утешительное слово со стороны врача и, наоборот, как иногда убийственно в буквальном смысле слова действует на больного суровый, холодный приговор врача, не знающего или не желающего знать силы внушения.
И Робинзон рекомендует держаться такой же тактики в тех случаях, когда пациент сильно потрясён и угнетён, когда он начитался шарлатанской литературы, которая изображает даже умеренный онанизм как злейший из пороков, как смертный грех и самую вредную привычку, неизбежно приводящую к параличу и сумасшествию, когда пациент смотрит на себя, как на самого низкого негодяя и грешника, недостойного быть в обществе приличных людей. Тогда, говорит Робинзон, мы должны объяснить пациенту, что тут нет ничего порочного, что онанизм есть только дурная привычка, ослабляющая организм, подобно алкоголизму – не больше и не меньше. Мы должны также указать такому пациенту на распространённость онанизма. Мы укажем ему, что вред онанизма заключается не в самом акте, а в его частоте. Далее, что онанизм вредит не каждому: десятки тысяч людей, онанировавших в раннем детстве и затем оставивших эту привычку, совершенно здоровы. Всё зависит от конституции человека, от возраста, в котором он начал онанировать, от частоты онанизма и проч. У этой группы людей подобный разговор производит прекрасный эффект: у них усиливается воля, вера в себя и они перестают онанировать. Улучшение в этих случаях может быть достигнуто в 2-3 месяца.
Попутно укажем, что ещё Тиссо считал необходимым предупредить больного о том, что «подобное заболевание, существующее годами, не может пройти в несколько дней. Необходимо продолжительное, неприятное лечение, необходимо тщательно придерживаться определённого образа жизни, назначенного врачом. Не следует унывать по поводу продолжительности лечения» (Тиссо). Знаменитый врач Аретей, живший во II веке нашей эры, сказал: «Больной не должен терять мужества, но должен вступить в союз с врачом против болезни».
Впрочем, далеко не во всех случаях лечение бывает продолжительным. Нередко встречаются случаи, где удаётся довольно скоро добиться прекращения онанизма.
Возвращаясь к вопросу о психотерапии онанизма, считаем необходимым коснуться здесь возникшего в последние годы учения о персеверации, поскольку может быть использовано при лечении онанизма.
Мюллер и Пилцеккер установили, что всякое представление обладает после своего возникновения в сознании тенденция к персеверации, т.е. тенденцией всплывать в сознании. Эта тенденция тем сильнее, чем интенсивнее внимание было направлено на данное представление, и усиливается, когда данное представление или ряд представлений повторяется через небольшой промежуток времени. При частом повторении эти представления могут появляться в сознании исключительно вследствие их тенденции к персеверации, именно, в такие моменты, когда другие факторы, осаждающие сознание, не отличаются особенной силой и устойчивостью.
Для обоснования этих положений вышеупомянутые авторы приводят следующие психологические наблюдения. Некоторые учёные, например, Фехнер и Хенле, не раз наблюдали, что, когда им приходилось в течение нескольких часов кряду напряжённо работать с микроскопом, в последующие часы отдыха или перед засыпанием в тёмном поле зрения появлялся часто с чрезвычайной отчётливостью зрительный образ наблюдавшегося препарата.
Аналогичное наблюдение сделал над собою Гёте, в бытность студентом. Во время пребывания в Дрездене, после осмотра знаменитой картинной галереи: «Вернувшись к своему сапожнику для обеда, я остолбенел от изумления. Мне казалось, что я вижу перед собою в действительности картину Остаде (знаменитый художник XVII века), до такой степени совершенную, что настоящее место её было на стенах галереи. Расстановка предметов, свет, тени, коричневый общий тон, словом всё, чему я удивлялся в картинах этого художника, – было перед моими глазами». (Гёте. Собрание сочинений в переводе русских писателей. Второе издание под редакцией Петра Вейнберга. «Из моей жизни. Правда и поэзия». Том 8. Спб, 1895).
Далее, из повседневного опыта известно, с какой отчётливостью припоминаются иногда, помимо нашей воли, некоторые мелодии или отрывки музыкальных пьес непосредственно вслед за концертом или после случайной встречи с шарманкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92