А на шестой вечер Ви вскочила с банки, шатнув их суденышко. Земля!..
И теперь они сидели на поляне, отделенные от океана стеной зарослей. Черные, загорелые, в лохмотьях.
Пмоис со свойственным ему туповатым упорством долго разглаживал на коленях карту.
— Вообще-то остров принадлежит компании. В западной части у них аэродромы, радарные установки. Двигаться надо будет с севера на юг. На том берегу захватим какое-нибудь судно и тогда уж поплывем к Удатам. Всего тут километров двести восемьдесят.
Все посмотрели друг на друга — пройдем ли?
Марта, крупная, с широкими движениями, уверенно подняла голову. Она неожиданно оказалась очень сильной — гребла вместе с мужчинами.
Ви украдкой глянула на Леха и опустила глаза. Уж это-то в ней было — преданность и скромность. На коленях у нее лежал мешочек с сухарями. Так получилось, что она стала ответственной за пищу, сама распределяла, кому, ослабевшему, побольше. Посмотрев на ее тонкие загорелые руки, Лех ощутил прилив раскаяния — почему раньше не ценил, какая она. Ведь только были знакомые, больше ничего.
Микки ухмыльнулся: выдержим, мол.
Макгиннес, самый слабый из всех, откашлялся.
— Пройти возможно. Вообще-то с джунглями так: могут быть и врагом и другом. Я эти места знаю. Главная опасность — змеи. Есть одна маленькая, черная — укус убивает за пять минут… Если станет плохо с водой, но утрам будем слизывать росу с листьев.
В первый день прошли пятнадцать километров через заросли. Ветви кустарников протягивались, цеплялись. Стало легче, когда попадали в изреженный лес, где гигантские деревья стояли подобно колоннам храма. Но тут было сырее, нога по щиколотку увязала в гнилой листве. Микки вдруг подпрыгнул, заметался, крича, что кто-то укусил его в ступню. Все похолодели, но когда его заставили сесть, из ботинка выпал и скрылся огромный красный муравей. Ступня у механика потом вся посинела. И все равно могли бы пройти еще километров пять, если б не Макгиннес. У него распух живот, сам он похудел и ело волочил ноги. На ночь, чтоб спастись от муравьев, забрались на большое развесистое дерево. Едва солнце село, леденящий вой раздался рядом. Лех чуть не упал со своего сука, но Макгиннес успокоил, назвал какую-то породу обезьян.
Ночь прошла так мучительно, что договорились следующий раз спать на земле. На день каждый получил два сухаря. Наткнулись на кустарники с красными ягодами. Бывший бухгалтер заверил, что они съедобны, объяснил, что вообще в джунглях можно есть то, что вкусно, а ядовиты те плоды, что горчат и жгут во рту. Пошли дальше, и Микки сорвал с дерева аппетитное матово-розовое яблочко. Макгиннес вышиб его из рук механика, сказал, что тот ослепнет, если сейчас коснется глаз. Микки потом несколько часов оттирал пальцы землей. Местность стала холмистой, туманное марево висело над лесом. Воздух был настолько горячий и влажный, что каждый вдох напоминал ингаляцию.
Видели тропинку в лесу. Пмоис сказал, что местные племена почти не затронуты цивилизацией, но, боясь компании, сотрудничают с ней.
Вечером очистили от травы поляну и легли прямо на теплую сырую землю. Спалось хорошо, но уже сильно мучил голод. Марта первая рискнула попробовать молодые побеги бамбука. Жевалось легко, но было уж слишком пресным и пахло землей. Из-за жары все ошалели, и Пмоис предложил двигаться ночью по звездам. Пролежали день в кустарнике и пошли, когда взошла луна. Утоляя жажду, слизывали вечернюю росу с листьев, и Леха укусил в губу жук. Съели по последнему сухарю, а идти оставалось еще около семидесяти километров только лесом.
Макгиннес слабел от часа к часу. Черные круги под глазами стали ярко-синими — будто их намалевали масляной краской. Губы поблекли, нос заострился. Его уже приходилось поддерживать, вести.
Утром он сел на траву.
— Все. Теперь идите без меня.
Лех посоветовал ему заткнуться и сплюнул с большим трудом, потому что пересохло в глотке.
Макгиннес расстегнул куртку, развязал платок, накрученный на животе, и вывалил оттуда десяток сухарей. Объяснил, что уже много дней ест только четверть своей порции.
— Мне ведь все равно умирать. Я уже, когда бежали, знал, что осталось около месяца.
Все молчали. У Леха перед глазами стояла белая коробочка с красной полоской. Макгиннес попросил посадить его спиной к дереву.
— Черт с ним, умру, — и улыбнулся удовлетворенно, как будто пересилил кого-то.
Он действительно умер к вечеру. Вырыли могилу руками. Ви молча разделила сухари, их съели сразу. Через три часа на привале разговорились, вспомнили, как Макгиннес вел самолет, как держался во время шторма. Но все равно много не прошли, потому что у Пмоиса открылась дизентерия. На рассвете Микки метнулся в сторону, радостно закричал. В кустарнике тек ручей, и механик держал в руках огромную зеленую лягушку. Напились, съели лягушку сырой. Пмоиса через минуту вырвало. Он уже почти не держался на ногах. Лех взялся нести его, поднял на спину, но через десяток шагов осознал, что это не выход. Стало ясно, что без пищи им не обойтись своими силами.
Поздно ночью, двигаясь вдоль тропинки, увидели свайные дома в чаще. Лех
— он как-то неожиданно для себя стал главным в группе — сказал, чтобы остальные уходили, если он не вернется через два часа. Вышел из леса на поляну. У костра сидели мужчины. Несколько пар глаз внимательно посмотрели на него, бородатого, в одежде, висящей клочьями. Он знаками показал, что хочет есть. Старик, высохший, весь увешанный амулетами, повел его к дому. Минут через двадцать девушка в одной только набедренной повязке поставила перед ним деревянное блюдо с какими-то распаренными зернами. Десяток ребячьих растрепанных голов, одна поверх другой, закрыли нижнюю половину входа. Было непонятно, как они все держатся там на узкой лестнице.
Беглецы пробыли в деревне неделю. Старик вождь дал Пмоису пожевать гладкие большие листья, и тут же у него перестал болеть желудок. (Мимо таких деревьев они сами проходили сотни раз.) Жизнь обитателей общего дома была очень наглядной. Охотились с луком, собирали плоды и корни. Ловили кабанов в сети, сплетенные из прядей коры дерева, которое называлось «мантала». Пмоис попробовал разорвать одну ниточку и не смог. При беглецах сыграли свадьбу — жениху и невесте было лет по восемь. При них же устроили похороны — покойника подвесили на дерево и чем-то вроде плетеного кресла. Удивительно было думать, что у каждого из жителей — у хорошеньких девушек и тощих стариков — своя индивидуальная судьба, которая и начиналась и кончалась в глубине леса без всякий связи с огромным миром.
На дорогу им дали тяжелый, размером в детскую голову, слиток темно-желтой массы — пищевой концентрат. Он имел довольно неприятный запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13