мимо Скорвильских фонтанов, прозванных в народе «Скорбильскими», из-за большого числа нищих, собравшихся возле них. Повон огорченно покачал головой: давно пора издать эдикт, запрещающий попрошайничество возле Скорвильских фонтанов и вообще на берегах Лурейса. Присутствие убогих портило прекрасный район.
«Великолепная» бросила якорь возле громадного герцогского дворца. Одна из лодок отвезла герцога и его гостей к золоченой пристани. Повон огляделся. Лурейс казался тихим и спокойным. Разгневанные подданные не решатся последовать за ним так далеко, по крайней мере, сегодня. Его глаза с расширенными зрачками победно светились. Но восторженное настроение герцога омрачила весть о смерти одного из приговоренных к казни преступников, чьи жизненные силы служили источником энергии для венеризы.
— Найдите ему замену, — резко бросил герцог и принял еще две порции амброзии Сни, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Раздражение улеглось, и окружающий мир отступил. Розоватый туман смягчил панораму города, нежный аромат заглушил летнее зловоние, источаемое загаженными каналами. По всему телу его разлилась сладкая истома, каждая жилочка затрепетала от удовольствия. Повон замер, чтобы полнее насладиться этим ощущением. Сквозь розовую пелену, застилавшую взор, он заметил, что его сподвижники следят за ним: кто с любопытством, кто с презрением, а кто и озабоченно.
— Осторожнее со снадобьем, ваша милость, — предупредил его Бескот. — Это, несомненно, великолепное изобретение, однако оно может взять власть над человеком. Совсем как женщина: лучшего раба не пожелать, но дай ей волю — и она тиран, каких не сыщешь.
— Да оставьте вы свои глупости, безмозглый разодетый попугай! — раздраженно воскликнула Нуксия.
Повон хихикнул:
— Моя нареченная права, Бескот. Ты возводишь напраслину на снадобье. Я не собираюсь выслушивать поклепы, а посему покиньте меня. Все покиньте меня.
Он повернулся и неверным шагом направился к дворцу. Бескот и Снивер готовы были повиноваться, но кельдаму Нуксию оказалось не так-то легко обескуражить. В три огромных шага она нагнала ненадежного нареченного. Ее тяжелая рука опустилась на плечо герцога.
— А гвардейцы… Вы что, не собираетесь их вызывать? — спросила Нуксия.
Нет никакой нужды, кельдама, — невнятно произнес Повон.
— Нет нужды? Нет нужды?! Вы что, ополоумели? Эти бунтовщики бросили вам вызов, угрожали, а вы даже не собираетесь утвердить свою власть над ними?
— Только не сейчас. Я утомлен. В другой раз все это обсудим. — Герцог всей душой стремился во дворец.
— Нет, сейчас. Мы это обсудим сейчас! — Голос Нуксии стал громче, и герцог поморщился. — Как будущая супруга, я обязана указывать вам на просчеты в политике и по возможности исправлять ваши ошибки. Ситуация требует немедленно дать решительный отпор бунтовщикам. Вы слишком мягко обращаетесь с простолюдинами, и этому нужно положить конец. Я говорю, что этому пора положить конец! Где ваша гордость, нареченный? Где сила? Мужество? Вы меня понимаете? Отвечайте! Немедленно мне отвечайте!
Голос ее точно молоток долбил голову Повона. И нежная дымка заметно утратила свою прелесть. Расстроенный, он резко открыл металлическую коробочку и снова зачерпнул снадобье.
— Сейчас же уберите это! И не смейте больше прикасаться! Вы потеряете остатки своего жалкого разума, а я этого не потерплю. Не намерена терпеть вашу лантийскую развращенность, — заявила Нуксия.
Проигнорировать ее было невозможно, и Повон сдался. Краем глаза он уловил, что Бескот и жалкий Снивер с интересом следят за ним, и задиристо вскинул подбородок.
— Вы не можете запретить мне искать утешения. Как герцог, я обременен многочисленными заботами и вправе получить любое утешение и успокоение.
Он поднес было ложечку ко рту, однако Нуксия выбила ее из его руки. Нисколько не смущенный этим Повон сунул палец в вязкую массу, достал комочек и сладострастно облизал палец.
— Это отвратительно! Отвратительно! Я этого не потерплю! Сейчас же прекратите! Слышите?
Повон, казалось, оглох. Нуксия, потеряв контроль над собой, надавала ему пощечин. Зрители ахнули. От неожиданности Повон выронил коробочку с амброзией Сни. Та ударилась о парапет и полетела в Лурейский канал.
Горестный крик вырвался из груди герцога, и в слепой ярости он обратился к своей нареченной:
— Вы зашли слишком далеко, кельдама, и поплатитесь за это! В моей власти управиться с разошедшейся женщиной.
— Да вам бы с самим собой управиться! Вам не супруга нужна, а надсмотрщик. Но эта роль волею провидения и его светлости келдхара возложена на меня, и я справлюсь, можете не сомневаться. — Она выпрямилась во весь свой огромный рост и глянула сверху вниз ему в глаза. — Что до ваших жалких угроз, нареченный, мне стыдно за вас. Вы не посмеете поднять руку на дочь келдхара Гард-Ламмиса. И я не допущу подобного обращения со стороны лантийца. И не делайте глупостей, а то придется испробовать на себе гнев моего отца, келдхара, который уж точно не даст своих в обиду.
Боевой дух покинул герцога Повона. Беспомощно качнув головой, он поплелся во дворец. Окрик кельдамы пригвоздил его к месту.
— Постойте! Наша беседа еще не окончена. Нам многое нужно уладить. Я провожу вас.
— Вы же не можете идти со мной в мои апартаменты, кельдама.
— Ничто не остановит женщину, исполненную решимости, нареченный. Я сказала, что пойду, значит, пойду! А вместе со мной последуют шесть придворных дам, чтобы охранять мою честь.
— Столько нам явно не потребуется, — пробормотал герцог и заковылял дальше. Наконец он добрался до личных покоев и поспешил укрыться в уютной роскоши своей спальни, куда даже воинственная Нуксия и ее женская свита не посмели за ним последовать. Повон бросился на атласные подушки. В животе у него крутило, а комната вращалась. Он закрыл глаза и тотчас же погрузился в сон.
Но сон не принес забвения.
Повон бродил среди руин дворца Фал-Грижни. Черные развалины дымились под пламенеющим небом. Вокруг громоздились обгорелые обломки. Гордые башни рухнули, дворец и его властелин наконец-то пали. Эта сцена разорения ознаменовала триумф герцога. Но истинное счастье, как всегда, ускользало от него. Это было несправедливо, и он даже во сне негодовал. Неужели великие никогда не бывают удовлетворены? Неужели им всегда приходится платить высокую цену за так называемый дар рождения, судьбы и ума? Почему нужно вечно ощущать себя жертвой?
Развалины подавляли его, и он мечтал побыстрее из них выбраться. Больше всего он жаждал покоя и роскоши, которые ожидали его на борту обожаемой «Великолепной», стоявшей на якоре в Лурейском канале, чуть правее. Или левее? Герцог понял, что потерял дорогу. Растерянно озираясь, он заметил, что закопченные камни, которые неподвижно пролежали семнадцать лет, начали шевелиться — сначала медленно, а затем все быстрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
«Великолепная» бросила якорь возле громадного герцогского дворца. Одна из лодок отвезла герцога и его гостей к золоченой пристани. Повон огляделся. Лурейс казался тихим и спокойным. Разгневанные подданные не решатся последовать за ним так далеко, по крайней мере, сегодня. Его глаза с расширенными зрачками победно светились. Но восторженное настроение герцога омрачила весть о смерти одного из приговоренных к казни преступников, чьи жизненные силы служили источником энергии для венеризы.
— Найдите ему замену, — резко бросил герцог и принял еще две порции амброзии Сни, чтобы успокоить расходившиеся нервы. Раздражение улеглось, и окружающий мир отступил. Розоватый туман смягчил панораму города, нежный аромат заглушил летнее зловоние, источаемое загаженными каналами. По всему телу его разлилась сладкая истома, каждая жилочка затрепетала от удовольствия. Повон замер, чтобы полнее насладиться этим ощущением. Сквозь розовую пелену, застилавшую взор, он заметил, что его сподвижники следят за ним: кто с любопытством, кто с презрением, а кто и озабоченно.
— Осторожнее со снадобьем, ваша милость, — предупредил его Бескот. — Это, несомненно, великолепное изобретение, однако оно может взять власть над человеком. Совсем как женщина: лучшего раба не пожелать, но дай ей волю — и она тиран, каких не сыщешь.
— Да оставьте вы свои глупости, безмозглый разодетый попугай! — раздраженно воскликнула Нуксия.
Повон хихикнул:
— Моя нареченная права, Бескот. Ты возводишь напраслину на снадобье. Я не собираюсь выслушивать поклепы, а посему покиньте меня. Все покиньте меня.
Он повернулся и неверным шагом направился к дворцу. Бескот и Снивер готовы были повиноваться, но кельдаму Нуксию оказалось не так-то легко обескуражить. В три огромных шага она нагнала ненадежного нареченного. Ее тяжелая рука опустилась на плечо герцога.
— А гвардейцы… Вы что, не собираетесь их вызывать? — спросила Нуксия.
Нет никакой нужды, кельдама, — невнятно произнес Повон.
— Нет нужды? Нет нужды?! Вы что, ополоумели? Эти бунтовщики бросили вам вызов, угрожали, а вы даже не собираетесь утвердить свою власть над ними?
— Только не сейчас. Я утомлен. В другой раз все это обсудим. — Герцог всей душой стремился во дворец.
— Нет, сейчас. Мы это обсудим сейчас! — Голос Нуксии стал громче, и герцог поморщился. — Как будущая супруга, я обязана указывать вам на просчеты в политике и по возможности исправлять ваши ошибки. Ситуация требует немедленно дать решительный отпор бунтовщикам. Вы слишком мягко обращаетесь с простолюдинами, и этому нужно положить конец. Я говорю, что этому пора положить конец! Где ваша гордость, нареченный? Где сила? Мужество? Вы меня понимаете? Отвечайте! Немедленно мне отвечайте!
Голос ее точно молоток долбил голову Повона. И нежная дымка заметно утратила свою прелесть. Расстроенный, он резко открыл металлическую коробочку и снова зачерпнул снадобье.
— Сейчас же уберите это! И не смейте больше прикасаться! Вы потеряете остатки своего жалкого разума, а я этого не потерплю. Не намерена терпеть вашу лантийскую развращенность, — заявила Нуксия.
Проигнорировать ее было невозможно, и Повон сдался. Краем глаза он уловил, что Бескот и жалкий Снивер с интересом следят за ним, и задиристо вскинул подбородок.
— Вы не можете запретить мне искать утешения. Как герцог, я обременен многочисленными заботами и вправе получить любое утешение и успокоение.
Он поднес было ложечку ко рту, однако Нуксия выбила ее из его руки. Нисколько не смущенный этим Повон сунул палец в вязкую массу, достал комочек и сладострастно облизал палец.
— Это отвратительно! Отвратительно! Я этого не потерплю! Сейчас же прекратите! Слышите?
Повон, казалось, оглох. Нуксия, потеряв контроль над собой, надавала ему пощечин. Зрители ахнули. От неожиданности Повон выронил коробочку с амброзией Сни. Та ударилась о парапет и полетела в Лурейский канал.
Горестный крик вырвался из груди герцога, и в слепой ярости он обратился к своей нареченной:
— Вы зашли слишком далеко, кельдама, и поплатитесь за это! В моей власти управиться с разошедшейся женщиной.
— Да вам бы с самим собой управиться! Вам не супруга нужна, а надсмотрщик. Но эта роль волею провидения и его светлости келдхара возложена на меня, и я справлюсь, можете не сомневаться. — Она выпрямилась во весь свой огромный рост и глянула сверху вниз ему в глаза. — Что до ваших жалких угроз, нареченный, мне стыдно за вас. Вы не посмеете поднять руку на дочь келдхара Гард-Ламмиса. И я не допущу подобного обращения со стороны лантийца. И не делайте глупостей, а то придется испробовать на себе гнев моего отца, келдхара, который уж точно не даст своих в обиду.
Боевой дух покинул герцога Повона. Беспомощно качнув головой, он поплелся во дворец. Окрик кельдамы пригвоздил его к месту.
— Постойте! Наша беседа еще не окончена. Нам многое нужно уладить. Я провожу вас.
— Вы же не можете идти со мной в мои апартаменты, кельдама.
— Ничто не остановит женщину, исполненную решимости, нареченный. Я сказала, что пойду, значит, пойду! А вместе со мной последуют шесть придворных дам, чтобы охранять мою честь.
— Столько нам явно не потребуется, — пробормотал герцог и заковылял дальше. Наконец он добрался до личных покоев и поспешил укрыться в уютной роскоши своей спальни, куда даже воинственная Нуксия и ее женская свита не посмели за ним последовать. Повон бросился на атласные подушки. В животе у него крутило, а комната вращалась. Он закрыл глаза и тотчас же погрузился в сон.
Но сон не принес забвения.
Повон бродил среди руин дворца Фал-Грижни. Черные развалины дымились под пламенеющим небом. Вокруг громоздились обгорелые обломки. Гордые башни рухнули, дворец и его властелин наконец-то пали. Эта сцена разорения ознаменовала триумф герцога. Но истинное счастье, как всегда, ускользало от него. Это было несправедливо, и он даже во сне негодовал. Неужели великие никогда не бывают удовлетворены? Неужели им всегда приходится платить высокую цену за так называемый дар рождения, судьбы и ума? Почему нужно вечно ощущать себя жертвой?
Развалины подавляли его, и он мечтал побыстрее из них выбраться. Больше всего он жаждал покоя и роскоши, которые ожидали его на борту обожаемой «Великолепной», стоявшей на якоре в Лурейском канале, чуть правее. Или левее? Герцог понял, что потерял дорогу. Растерянно озираясь, он заметил, что закопченные камни, которые неподвижно пролежали семнадцать лет, начали шевелиться — сначала медленно, а затем все быстрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89