– В том-то и дело, что нет. Мы уже более 10 лет страхуемся в Московском Н-ом Обществе. Так было и нонче. Недели за две до срока я перевел деньги в Москву, прося продлить страховку опять на год, как вдруг дня три тому назад мне деньги возвращают по почте с извещением, что страховое общество, сокращая свои дела, не желает возобновлять страховки. Я бросился туда-сюда, да в нашем городишке подходящих надежных учреждений нету, ведь имущество свое я страхую в 250 тысяч рублей, опять то да се, да и дела задержали – ну, словом, помогите.
– Что же я могу для вас сделать? – спрашиваю.
– Будьте милостивы, – говорит, – дайте мне верную охрану, пущай ваши люди ночки три подежурят у моих амбаров, может, они изверга и изловят. Я же в это время смахаю в Москву и застрахуюсь в каком-нибудь другом Обществе.
Он мне показал и анонимное письмо, и извещение страхового общества с отказом. У меня как раз имелись свободные люди, и, дав Коновалову пятерых человек, я отправил их с ним в Моршанск.
Мои люди пополнили свои ряды тремя стражниками, отпущенными им местным исправником, и эти восемь человек вместе с коноваловскими молодцами принялись дежурить у амбаров.
Письмо с предупреждением оказалось не праздной выдумкой.
В 3 часа ночи с 21 на 22 августа один из моих дежуривших людей заметил какой-то огонек, дал сигнал, и сбежавшиеся агенты, приметив удирающего человека, пустились за ним и не замедлили задержать его. Они быстро потушили вспыхнувший у стены одного из амбаров огонь и обнаружили при этом несомненные признаки поджога. Стена была облита керосином, тут же валялись жгуты соломы и т. д.
Схваченный поджигатель от неожиданности и гнева проронил неосторожную фразу: «Это меня, я знаю, директора московские, подлецы, предали» Он оказался бывшим моршанским акцизным чиновником, опустившимся и уволенным со службы, по фамилии Кротов. Наведенные мною о нем справки в Моршанске установили какую-то связь между ним и купцом Коноваловым. Люди говорили, впрочем, довольно глухо, что Коновалов пустил по миру Кротова и вообще причинил ему немало обиды и зла. Таким образом, было очевидно, что Кротов пытался мстить, что он подтвердил на первом же допросе. Он был, видимо, поглощен единственной мыслью, – это неудавшимся поджогом. Сжимая кулаки, он свирепо говорил:
– Ладно, не уйдешь, отбуду наказание, а тогда уж сожгу как следует…
– Бросьте эту дурь, – пробовал я говорить ему. – Теперь Коновалов, наверно, уж поспешит застраховаться. Раз прозевал, и будет.
– Ничего, – отвечает, – вы не знаете этого жмота. Если и застрахует свое имущество, так опять, поди, тысяч за 200–300, не больше, а его у него на миллионы!
Когда дня через два на третьем допросе я сообщил ему, что Коновалов вернулся и благополучно застраховал в Москве свой хлеб и амбары в 800 тысяч рублей, то Кротов вздрогнул, сразу как-то осунулся и не пожелал больше сказать ни слова. Он был отведен в камеру, а наутро его нашли повесившимся. Как-то умудрился выдавить стекло в высоко расположенном окне, и привязав за железную решетку конец штанов, обмотал вокруг шеи и, поджав ноги, повесился.
Конечно, это самоубийство было мне во всех отношениях неприятно, однако ни недосмотра, ни вины с моей стороны не имелось. Со смертью Кротова дело можно было бы и прекратить, я так и хотел сделать, но купец Коновалов, что называется, на дыбы.
– Как?! – говорит. – Может, у этого кровопийцы сообщники были?… Они теперь еще пуще обозлятся и не то что спалят, а и меня самого живота лишат.
Словом, поднял целую бучу, пожелал поехать со мною в Москву, просить, хлопотать и все начистоту выяснить. Вот я к вам и обращаюся за советом и помощью. Быть может, вы возьмете это дело в свои руки…
Случай мне показался незаурядным, заинтересовал меня, и я принялся за него. Прежде всего я навел справки о том, принимало ли Н-ское страховое общество за это время страховки, и тотчас же выяснилось, что, помимо многочисленных сделок, Общество заключило с неделю тому назад и 2 крупные, в общей сложности на полмиллиона рублей.
Поведение Н-ского страхового общества становилось решительно подозрительным. Я позвонил по телефону директору-распорядителю, прося его немедленно пожаловать для деловых объяснений, и вскоре в мой кабинет вошел полный господин в золотом пенсне и с осанкой, не лишенной гордости.
– Вы желали меня видеть? – сказал он мне. – Я к вашим услугам. Должен вас, однако, предупредить, что я чрезвычайно дорожу своим временем. Итак, чем я могу служить.
– Надеюсь, вы даром у меня не потеряете времени, – ответил я сухо, – быть может, вы не откажете мне сообщить, из каких соображений Общество отказало моршанскому купцу Коновалову, вашему давнишнему клиенту, в перестраховании его имущества?
– Простите, но мне этот вопрос кажется несколько неуместным, – с подчеркнутым достоинством заявил директор. – Дела нашего Общества составляют, так сказать, нашу коммерческую тайну…
– Мой вопрос вам покажется более уместным, – возразил я, – когда я вам сообщу, что Н-ское Общество заподозривается в соучастии в поджоге недвижимого имущества купца Коновалова.
Мой собеседник изменился в лице и попробовал улыбнуться.
– Надеюсь, вы этому не верите, г-н Кошко?
– А почему бы и нет?
– Но наше коммерческое предприятие за долгие годы своего существования успело зарекомендовать себя с лучшей стороны и уж, конечно, ни на какие недостойные комбинации не пойдет…
– Все это прекрасно, но не забывайте, что поджигатель Кротов арестован на месте преступления, находится в наших руках и, верьте, не молчит. Мне еще пока не все ясно, но очень рекомендую вам отбросить в сторону ваши коммерческие тайны и рассказать мне – начальнику Московской сыскной полиции – все, что вам известно по этому делу, иначе я, вероятно, буду вынужден вас арестовать…
– Ну, что ж. Это верно… у нас этот Кротов был… – сказал он смущенно, – кое о чем мы с ним действительно говорили, хотели даже спасти молодого человека… но, верьте, вины за нами никакой нет…
– Не можете ли вы объясниться возможно подробней…
Директор старательно вытер вспотевшую лысину и начал свой поистине удивительный рассказ.
– Месяцев восемь тому назад мне в правлении доложили, что какой-то человек непременно желает меня видеть по крайне важному, как он говорит, делу. Я был удивлен, так как обыкновенно никого из клиентов нашего Общества не принимал. Но, ввиду настойчивых домогательств пришедшего, я согласился, наконец, его принять. В мой кабинет вошел человек лет 28, весьма странного вида: красивое, умное, вполне интеллигентное лицо с каким-то застывшим отпечатком горя, несколько тревожный взгляд, в то же время полный решимости, – все это придавало ему необычайный вид. Одет он был очень бедно – потертый синенький пиджак, сильно истоптанные сапоги и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134