— Не успеют высохнуть, — холодно возразил капитан.
— Это еще как сказать!
Меня поразило, каким тоном говорил Алкуэн. В тот момент я стоял рядом с Сабиной у входа в пещеру. Мы разглядывали местность сквозь пелену дождя. Но для меня это не умаляло очарования минуты. Какой властью над нами обладает красота! В своем сером пальто, с мокрыми, небрежно заколотыми в узел волосами, бледная, так что кожа даже казалась прозрачной, Сабина оставалась для меня символом юности, воплощением сокровенного смысла жизни. Рядом с ней я испытывал таинственное волнение, и все печали и тревоги исчезали при виде этих уст, этой загадочной улыбки…
Услышав дерзкий тон Алкуэна, я обернулся. Деврез, пораженный не меньше моего, резко переспросил:
— Что вы сказали?
Слегка смущенный, Алкуэн повторил с вежливой непреклонностью в голосе:
— А то, что мы очень устали, капитан… Нам необходимо несколько дней отдохнуть, и рана Лефорта требует лечения.
Его товарищи закивали головами в знак согласия; капитану следовало бы задуматься, прежде чем отдавать приказ, но он не выносил, когда ему противоречат:
— Завтра утром мы отправляемся дальше!
— Нет, мы не сможем!
И Алкуэн осмелился добавить:
— Мы хотим задержаться дней на пять… Здесь хоть сухо… Мы отдохнем и наберемся сил.
Тень сомнения мелькнула на бесстрастном лице Девреза. Но с этим человеком трудно было найти общий язык: он требовал полного повиновения, был суеверен и доверял только своей интуиции. Убедив самого себя, что в юго-западном направлении должен быть проход, он хотел, не теряя ни дня, поскорее туда добраться.
— Завтра утром отправимся дальше!
— А что, если мы все-таки не можем? — тихо спросил Алкуэн.
Лицо Девреза посуровело.
— Вы отказываетесь мне повиноваться?
— Нет, капитан, мы не отказываемся, но у нас больше нет сил! Ведь экспедиция была рассчитана только на три месяца.
Деврез, хотя все в нем и кипело от ярости, не мог не признать правоту своего подчиненного, иначе он не стал бы медлить с ответом. Я надеялся, что здравый смысл возьмет верх, и капитан согласится на отсрочку. Но нет, он не был способен уступить.
— Ну, что же, — произнес путешественник, — значит, я пойду один.
Затем он повернулся ко мне:
— Вы подождете меня здесь десять дней?
— Зачем? — вскричал я. — Если они решили остаться, то не мне их судить. Клянусь, что я буду следовать за вами, пока мы не вернемся обратно в Европу!
Люди остались безучастны к моим словам. Сжатые губы Девреза выдавали несвойственное ему волнение:
— Спасибо, Робер! — воскликнул он и с презрением обратился к остальным:
— Я не заявлю о вашем поступке, принимая во внимание то, что вы устали и слишком долго находитесь в пути. Но я приказываю ждать нас на этом месте ровно две недели, если не случится ничего непредвиденного. В противном случае ваше неповиновение будет считаться настоящим предательством.
— Будем ждать вас до вечера четырнадцатого дня, — покорно ответил Алкуэн, — и поверьте, нам жаль…
Деврез перебил его, высокомерно махнув рукой. Мы долго сидели в тягостном молчании.
ПРИЗНАНИЕ
Я проснулся на рассвете. Все еще крепко спали. Я нервничал, тревожась за хрупкую Сабину, которую ждали новые испытания, и упрекал себя за свое решение: прими я сторону остальных, быть может, капитан не стал бы так упорствовать. Эта мысль не давала мне покоя. Однако, зная его характер, скорее можно было предположить обратное. А вдруг он ушел бы один, забрав с собой Сабину? Но разлука с ней была бы для меня страшнее смерти!
Так я размышлял, стоя у входа в пещеру. За стеной нескончаемого дождя поднимался новый унылый день. Вокруг — сплошная вода: и на земле, и на небе.
Внезапно за спиной я услышал шорох, легкие осторожные шаги. Я повернулся — то была она, Сабина. Закутанная в накидку, она приближалась с таинственным видом. С ее приходом всякие сомнения и грусть рассеялись. Даже дождик казался приятным, он словно скрывал нас ото всех. Застыв на месте, как загипнотизированный, я едва смог что-то вежливо пробормотать.
— Я хочу с вами поговорить, — сказала Сабина.
Эти простые слова в ее устах прозвучали загадочно и волнующе.
— Я очень тронута вашей преданностью, — продолжала она. — Мой отец будет вечно признателен вам, но он не умеет это выразить. Вы не возражаете, если вместо него это сделаю я?
Я глядел на выбившиеся пряди волос на ее прелестной шее, на скромную серую накидку, более прекрасную, чем одеяние феи. Прекрасен был и вход в пещеру, и нежный дождик, вторивший словам любимой… Меня переполняло чувство восторга, все во мне трепетало… Но в сердце закралась тревога. Уж слишком прекрасной была эта минута — как вспышка молнии, возвещающая грозу.
Моя любовь словно прорвалась наружу. Конечно, все было к этому готово, уже давно в моей душе расцвело глубокое и нежное чувство. Но как часто даже сильная любовь угасает, если ее долго таят, и может совсем погаснуть, если о ней так и не решатся заговорить. Иногда какое-то слово или поступок — вроде этой милой выходки Сабины — вынуждают нас сделать выбор; и не знаешь, к чему он приведет: к счастью или к поражению, вознаградит или обречет на безответную любовь. Сегодня утром я знал, что буду с ней говорить, я знал, что испытаю судьбу. Какими муками мне придется заплатить за эту минуту? Не буду ли я проклинать Сабину за то, что она пришла? Я пробормотал:
— Если сказанные мной тогда слова пришлись вам по душе, одно это для меня — высшая награда.
Сабина не сводила с меня своих ясных глаз, я же стоял, словно околдованный.
— Высшая награда? — переспросила она.
И тут она покраснела. Я задыхался и долго не мог ничего ей ответить. Юная дева, как я осмелюсь сказать тебе об этом! Если я произнесу эти слова, а они упадут в пустоту? А если я получу отказ? Неужели наши руки, наши губы никогда не встретятся?.. Все во мне сжалось от тягостного сомнения.
Наконец, я смог вымолвить:
— Да, высшая… Ваша признательность будет мне лучшей наградой за все превратности пути, за мою верность вам.
Сабина отвела от меня взгляд, боязливо поджала губы. Эта девушка была самой судьбой, весь вопрос жизни и смерти теперь таился для меня под ее опущенными густыми ресницами. Я сказал прерывающимся от волнения голосом:
— Вы сомневаетесь в моей преданности?
— Возможно, мне и следовало бы быть менее доверчивой, — ответила она с легкой иронией, но такой ласковой, доброжелательной!
Я все еще сомневался, меня мучил страх потерять ее: что мне выпадет — да или нет? Я рискнул и выпалил:
— А если я всегда буду рядом с вами?
— Всегда?
— Да, всю жизнь?
Ее лицо стало серьезным: я почувствовал, что силы покидают меня. Но незачем было прибегать к уловкам, жребий был брошен! Я продолжал:
— Вы не возражаете, если я поговорю с вашим отцом, согласен ли он назвать меня своим сыном?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18