Мокрый купальник прилип к ее телу, она вся блестела от соленой воды, волосы были откинуты назад. Она вытянулась на песке бок о бок со мной, и, согревшись от тепла ее тела и от солнечного тепла, я задремал.
Мари встряхнула меня за плечо и сообщила, что Массон пошел домой – пора завтракать. Я тотчас встал, так как очень хотел есть, но Мари сказала, что я с самого утра еще ни разу ее не поцеловал. Это было верно, да мне и самому хотелось ее поцеловать.
– Пойдем в воду, – сказала она.
Мы побежали и вытянулись на первых невысоких волнах. Сделали несколько взмахов, и она прильнула ко мне. Я почувствовал, как ее ноги сплелись вокруг моих ног, и меня охватило желание.
Когда мы возвратились на берег, Массон уже звал нас с лестницы своего домика. Я признался, как мне хочется есть, и он тотчас объявил жене, что я ему нравлюсь. Хлеб был превосходный, мягкий, рыба вкусная, я с жадностью проглотил свою порцию. Потом подали жареное мясо с картофелем. Все ели молча. Массон пил много вина и непрестанно подливал мне. За кофе я почувствовал, что голова у меня немного тяжелая, да еще я много курил. Массон, Раймон и я стали строить планы, как мы все вместе проведем август на этом берегу и будем в складчину вести хозяйство.
Мари вдруг спросила:
– А вы знаете, который час? Только еще половина двенадцатого.
Мы все удивились, но Массон сказал, что, конечно, мы позавтракали очень рано, однако это вполне естественно – завтракать надо в такой час, когда есть хочется. Не знаю почему, это рассуждение рассмешило Мари. Наверное, она выпила лишнего. Массон спросил, не хочу ли я прогуляться с ним по берегу:
– После завтрака моя жена всегда ложится отдохнуть. А я нет, не люблю. Мне надо ходить. Я всегда ей говорю, что это лучше для здоровья. Но в конце концов, как хочет – ее дело.
Мари заявила, что останется и поможет мадам Массон вымыть посуду. Парижаночка сказала, что для этого нужно выставить мужчин за дверь. И мы втроем ушли.
Солнечные лучи падали на песок почти отвесно, а на море сверкали просто нестерпимо. На пляже уже никого не было. Из дачек, что стояли на краю плато, нависавшего над морем, доносилось звяканье тарелок, ножей и вилок. От раскаленных камней, усеявших землю, тянуло жаром. Сначала Раймон и Массон говорили о каких-то неизвестных мне делах и людях. Я понял, что они давнишние знакомые и одно время даже жили вместе. Мы дошли до самой воды и двинулись по кромке пляжа. Иной раз подкатывала низкая длинная волна и отливала обратно, смочив нам парусиновые полуботинки. Я ни о чем не думал, шел в сонной одури от знойного солнца, палившего мою непокрытую голову.
Вдруг Раймон что-то сказал Массону, что именно, я не расслышал, но в самом конце пляжа, очень далеко от нас, я заметил двух арабов в синих спецовках; они шли нам навстречу. Я посмотрел на Раймона, и он пробормотал:
– Это они.
Мы продолжали идти. Массон удивился, как арабы могли выследить нас. Я подумал, что они, вероятно, видели, как мы садились в автобус, и доглядели, что у Мари пляжная сумка, но я ничего не сказал.
Арабы шли не спеша и все приближались к нам. Мы не сбавили шага, но Раймон сказал: «Может, начнется драка, тогда ты, Массон, возьми второго. Я беру на себя своего. А ты, Мерсо, врежь третьему, если появится». Я ответил: «Ладно». Массон засунул руки в карманы. Раскаленный песок казался мне теперь красным. Мы шли в ногу. Расстояние между нами и арабами все сокращалось; когда оставалось лишь несколько шагов, они остановились. Раймон двинулся прямо к своему арабу. Я не расслышал, что он сказал, но араб нагнулся, будто хотел боднуть его головой. Тогда Раймон ударил его и кликнул Массона. Массон всей своей тушей навалился на второго и два раза его ударил. Араб упал в воду, лицом в песчаное дно, вокруг его головы поднимались и лопались пузыри. Тем временем Раймон тоже ударил своего противника, искровянил ему лицо. Потом повернулся ко мне и сказал: «Посмотри, как я его отделаю». Я крикнул: «Берегись, у него нож!» Однако араб уже вспорол Раймону руку и разрезал губу.
Массон прыгнул к своему. Но второй араб поднялся и встал позади того, у которого был нож. Мы не смели пошевелиться. Те двое медленно отступали, не сводя с нас взгляда и угрожая ножом. Когда отошли подальше, повернулись и убежали, а мы остались на солнцепеке. Раймон крепко стягивал предплечье платком, сквозь который капала кровь.
Массон сказал, что надо тотчас разыскать доктора – он всегда проводит воскресенье на плато. Раймон соглашался пойти. Но как только он начинал говорить, у него булькала во рту кровь, вытекавшая из раны. Поддерживая его, мы довольно быстро добрались до хижинки. Раймон сказал, что раны у него неглубокие и он может дойти. Он отправился с Массоном, а я остался, чтобы объяснить женщинам, что случилось. Мадам Массон плакала, а Мари слушала мой рассказ вся бледная. Мне надоело объяснять, я замолчал и стал курить, глядя на море.
Около половины второго Раймон вернулся в сопровождении Массона. Рука у него была перевязана, угол рта заклеен липким пластырем. Доктор сказал ему, что это пустяки, но у Раймона вид был угрюмый. Массон пытался его рассмешить. Но он все молчал, Потом сказал, что спустится к морю. Я спросил, куда он направляется, мы с Массоном пойдем вместе с ним. Он разозлился и выругал нас. Массон заявил, что не надо ему перечить. Но я все-таки пошел с Раймоном.
Мы долго шли по пляжу. Солнце палило нещадно. Свет его дробился на песке и на поверхности моря. У меня было такое впечатление, что Раймон знает, куда он идет, но, может быть, я ошибался. Мы пришли наконец к ручейку, протекавшему в песке за высокой скалой, в самом конце пляжа. И там мы увидели обоих наших арабов. Они лежали в своих засаленных спецовках. По виду оба были спокойны и почти что довольны. Наше появление их не испугало. Тот, который ударил Раймона ножом, молча смотрел на него. Второй наигрывал на дудочке из тростника и, глядя на нас, непрестанно повторял три ноты, которые мог извлечь из своей флейты.
Кругом было только солнце и тишина, журчание ручейка и эти три ноты. Раймон полез в карман за револьвером, но его враг не пошевелился, и они молча смотрели друг на друга. Я заметил, что у того, кто играл на дудочке, пальцы на ногах широко расставлены. Раймон. не спуская глаз с противника, спросил меня: «Ухлопать его?» Я подумал, что, если я стану отговаривать, Раймон еще больше взвинтит себя и наверняка выстрелит. И я только сказал:
– Он же еще ни слова не произнес. Нехорошо в таком случае стрелять.
И опять были зной и тишина, журчала вода и флейта. Потом Раймон сказал:
– Ну, так я обложу его как следует и, когда он ответит, ухлопаю его.
Я ответил:
– Ну, да. Но если он не выхватит ножа, тебе нельзя стрелять.
Раймон уже начал свирепеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Мари встряхнула меня за плечо и сообщила, что Массон пошел домой – пора завтракать. Я тотчас встал, так как очень хотел есть, но Мари сказала, что я с самого утра еще ни разу ее не поцеловал. Это было верно, да мне и самому хотелось ее поцеловать.
– Пойдем в воду, – сказала она.
Мы побежали и вытянулись на первых невысоких волнах. Сделали несколько взмахов, и она прильнула ко мне. Я почувствовал, как ее ноги сплелись вокруг моих ног, и меня охватило желание.
Когда мы возвратились на берег, Массон уже звал нас с лестницы своего домика. Я признался, как мне хочется есть, и он тотчас объявил жене, что я ему нравлюсь. Хлеб был превосходный, мягкий, рыба вкусная, я с жадностью проглотил свою порцию. Потом подали жареное мясо с картофелем. Все ели молча. Массон пил много вина и непрестанно подливал мне. За кофе я почувствовал, что голова у меня немного тяжелая, да еще я много курил. Массон, Раймон и я стали строить планы, как мы все вместе проведем август на этом берегу и будем в складчину вести хозяйство.
Мари вдруг спросила:
– А вы знаете, который час? Только еще половина двенадцатого.
Мы все удивились, но Массон сказал, что, конечно, мы позавтракали очень рано, однако это вполне естественно – завтракать надо в такой час, когда есть хочется. Не знаю почему, это рассуждение рассмешило Мари. Наверное, она выпила лишнего. Массон спросил, не хочу ли я прогуляться с ним по берегу:
– После завтрака моя жена всегда ложится отдохнуть. А я нет, не люблю. Мне надо ходить. Я всегда ей говорю, что это лучше для здоровья. Но в конце концов, как хочет – ее дело.
Мари заявила, что останется и поможет мадам Массон вымыть посуду. Парижаночка сказала, что для этого нужно выставить мужчин за дверь. И мы втроем ушли.
Солнечные лучи падали на песок почти отвесно, а на море сверкали просто нестерпимо. На пляже уже никого не было. Из дачек, что стояли на краю плато, нависавшего над морем, доносилось звяканье тарелок, ножей и вилок. От раскаленных камней, усеявших землю, тянуло жаром. Сначала Раймон и Массон говорили о каких-то неизвестных мне делах и людях. Я понял, что они давнишние знакомые и одно время даже жили вместе. Мы дошли до самой воды и двинулись по кромке пляжа. Иной раз подкатывала низкая длинная волна и отливала обратно, смочив нам парусиновые полуботинки. Я ни о чем не думал, шел в сонной одури от знойного солнца, палившего мою непокрытую голову.
Вдруг Раймон что-то сказал Массону, что именно, я не расслышал, но в самом конце пляжа, очень далеко от нас, я заметил двух арабов в синих спецовках; они шли нам навстречу. Я посмотрел на Раймона, и он пробормотал:
– Это они.
Мы продолжали идти. Массон удивился, как арабы могли выследить нас. Я подумал, что они, вероятно, видели, как мы садились в автобус, и доглядели, что у Мари пляжная сумка, но я ничего не сказал.
Арабы шли не спеша и все приближались к нам. Мы не сбавили шага, но Раймон сказал: «Может, начнется драка, тогда ты, Массон, возьми второго. Я беру на себя своего. А ты, Мерсо, врежь третьему, если появится». Я ответил: «Ладно». Массон засунул руки в карманы. Раскаленный песок казался мне теперь красным. Мы шли в ногу. Расстояние между нами и арабами все сокращалось; когда оставалось лишь несколько шагов, они остановились. Раймон двинулся прямо к своему арабу. Я не расслышал, что он сказал, но араб нагнулся, будто хотел боднуть его головой. Тогда Раймон ударил его и кликнул Массона. Массон всей своей тушей навалился на второго и два раза его ударил. Араб упал в воду, лицом в песчаное дно, вокруг его головы поднимались и лопались пузыри. Тем временем Раймон тоже ударил своего противника, искровянил ему лицо. Потом повернулся ко мне и сказал: «Посмотри, как я его отделаю». Я крикнул: «Берегись, у него нож!» Однако араб уже вспорол Раймону руку и разрезал губу.
Массон прыгнул к своему. Но второй араб поднялся и встал позади того, у которого был нож. Мы не смели пошевелиться. Те двое медленно отступали, не сводя с нас взгляда и угрожая ножом. Когда отошли подальше, повернулись и убежали, а мы остались на солнцепеке. Раймон крепко стягивал предплечье платком, сквозь который капала кровь.
Массон сказал, что надо тотчас разыскать доктора – он всегда проводит воскресенье на плато. Раймон соглашался пойти. Но как только он начинал говорить, у него булькала во рту кровь, вытекавшая из раны. Поддерживая его, мы довольно быстро добрались до хижинки. Раймон сказал, что раны у него неглубокие и он может дойти. Он отправился с Массоном, а я остался, чтобы объяснить женщинам, что случилось. Мадам Массон плакала, а Мари слушала мой рассказ вся бледная. Мне надоело объяснять, я замолчал и стал курить, глядя на море.
Около половины второго Раймон вернулся в сопровождении Массона. Рука у него была перевязана, угол рта заклеен липким пластырем. Доктор сказал ему, что это пустяки, но у Раймона вид был угрюмый. Массон пытался его рассмешить. Но он все молчал, Потом сказал, что спустится к морю. Я спросил, куда он направляется, мы с Массоном пойдем вместе с ним. Он разозлился и выругал нас. Массон заявил, что не надо ему перечить. Но я все-таки пошел с Раймоном.
Мы долго шли по пляжу. Солнце палило нещадно. Свет его дробился на песке и на поверхности моря. У меня было такое впечатление, что Раймон знает, куда он идет, но, может быть, я ошибался. Мы пришли наконец к ручейку, протекавшему в песке за высокой скалой, в самом конце пляжа. И там мы увидели обоих наших арабов. Они лежали в своих засаленных спецовках. По виду оба были спокойны и почти что довольны. Наше появление их не испугало. Тот, который ударил Раймона ножом, молча смотрел на него. Второй наигрывал на дудочке из тростника и, глядя на нас, непрестанно повторял три ноты, которые мог извлечь из своей флейты.
Кругом было только солнце и тишина, журчание ручейка и эти три ноты. Раймон полез в карман за револьвером, но его враг не пошевелился, и они молча смотрели друг на друга. Я заметил, что у того, кто играл на дудочке, пальцы на ногах широко расставлены. Раймон. не спуская глаз с противника, спросил меня: «Ухлопать его?» Я подумал, что, если я стану отговаривать, Раймон еще больше взвинтит себя и наверняка выстрелит. И я только сказал:
– Он же еще ни слова не произнес. Нехорошо в таком случае стрелять.
И опять были зной и тишина, журчала вода и флейта. Потом Раймон сказал:
– Ну, так я обложу его как следует и, когда он ответит, ухлопаю его.
Я ответил:
– Ну, да. Но если он не выхватит ножа, тебе нельзя стрелять.
Раймон уже начал свирепеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25