Мы ведь не сделали им ничего плохого.
- Мысли Дорки рассказали нам многое, но новее. В частности,
рассказали, что с годами Фрэйзера почитали все больше и больше, и в конце
концов это почитание переросло чуть ли не в религию. Чуть ли, но не
совсем. Как единственный пришелец из другого мира, он стал выдающейся
личностью в их истории, понимаете?
- Это можно понять, - согласился Рэндл. - Но что с того?
- Триста лет создали ореол святости вокруг всего, что говорил и делал
Фрэйзер. Вся полученная от него информация сохраняется дословно, его
советы лелеются в памяти, его предостережениями никто не смеет пренебречь.
- На миг Бентон задумался. - А Фрэйзер предостерегал их: велел опасаться
Земли, какой она была в его время.
- Велел он им при первом же случае снять с нас живых кожу? -
осведомился Гибберт.
- Нет, этого он как раз не говорил. Он предупредил их, что земляне,
те, которых он знал, сделают выводы не в их пользу, это принесет им
страдания и горе, и может случиться так, что они будут вечно сожалеть о
контакте между двумя планетами, если у них не хватит ума и воли насильно
прервать вредный контакт.
- Фрэйзер был стар, находился в последнем путешествии и собирался
пустить корни, - заметил Рэндл. - Знаю я таких. Еле на ногах держатся,
ходят вооруженные до зубов и считают себя молодцами, а на самом деле весь
заряд давно вышел. Этот тип слишком много времени провел в космосе и
свихнулся. Пари держу: ему нигде не было так хорошо, как в летящем
звездолете.
- Все может быть. - В голосе Бентона послышалось сомнение. - Но вряд
ли. Жаль, что мы ничего не знаем об этом Фрэйзере. Для нас он только
забытое имя, извлеченное на свет божий из письменного стола какого-то
бюрократа.
- В свое время и я стану тем же, - меланхолически вставил Гибберт.
- Так или иначе, одним предупреждением он не ограничился; последовало
второе - чтобы они не слишком-то спешили нас отвадить, ибо не исключено,
что тогда они потеряют лучших своих друзей. Характеры людей меняются,
поучал Фрэйзер туземцев. Любое изменение может послужить к лучшему, и
настанет день, когда Шаксембендеру нечего будет бояться. Чем позднее мы
установим с ним контакт, утверждал он, тем дальше продвинемся на пути к
будущему, тем выше вероятность перемен. - Бентон принял озабоченный вид. -
Учтите, что, как я уже говорил, эти взгляды стали равносильны священным
заповедям.
- Приятно слышать, - заворчал Гибберт. - Судя по тому, чти Дорка
наивно считает своими затаенными мыслями - а может, то же самое думают и
все его соотечественники, - нас либо вознесут, либо перебьют, в
зависимости от того, усовершенствовались ли мы по их разумению и
соответствуем ли критерию, завещанному чокнутым покойником. Кто он,
собственно, такой, чтобы судить, дозрели мы до общения с туземцами или
нет? По какому признаку намерены определить это сами туземцы? Откуда им
знать, изменились ли мы и как изменились за последние триста лет? Не
понимаю...
Бентон перебил его:
- Ты попал своим грязным пальцем как раз в больное место. Они
считают, что могут судить. Даже уверены в этом.
- Каким образом?
- Если мы произнесем два определенных слова при определенных
обстоятельствах, то мы пропали. Если не произнесем - все в порядке.
Гибберт с облегчением рассмеялся.
- Во времена Фрэйзера на звездолетах не устанавливались мыслефоны. Их
тогда еще не изобрели. Он не мог их предвидеть, правда?
- Безусловно.
- Значит, - продолжал Гибберт, которого забавляла простота ситуации,
- ты нам только скажи, какие обстоятельства представлял себе Дорка и что
это за роковые слова, а мы уж придержим языки и докажем, что мы славные
ребята.
- Все, что зарегистрировано насчет обстоятельств, - это туманный
мысленный образ, указывающий, что они имеют какое-то отношение к этому
самому храму, - объявил Бентон. - Храм определенно будет испытательным
участком.
- А два слова?
- Не зарегистрированы.
- Отчего? Разве он их не знает? - чуть побледнев, спросил Гибберт.
- Понятия не имею. - Бентон не скрывал уныния. - Разум оперирует
образами, значением слов, а не их написанием. Значения облекаются звуками,
когда человек разговаривает. Поэтому не исключено, что он вообще не знает
этих слов, а может быть, его мысли о них не регистрируются, потому что ему
неизвестно значение.
- Да это ведь могут быть любые слова! Слов миллионы!
- В таком случае вероятность работает на нас, - мрачно сказал Бентон.
- Есть, правда, одна оговорка.
- Какая?
- Фрэйзер родился на Земле, он хорошо изучил землян. Естественно, в
качестве контрольных он выбрал слова, которые, как он считал, землянин
произнесет скорее всего, а потом уж надеялся, что ошибется.
В отчаянии Гибберт хлопнул себя по лбу.
- Значит, с утра пораньше мы двинемся в этот музей, как быки на
бойню. Там я разину пасть - и не успею опомниться, как обрасту крылышками
и в руках у меня очутится арфа. Все потому, что эти меднолицые свято верят
в западню, поставленную каким-то космическим психом. - Он раздраженно
уставился на Бентона. - Так как, удерем отсюда, пока не поздно, и доложим
обстановку на Базе или рискнем остаться?
- Когда это флот отступал? - вопросом же ответил Бентон.
- Я знал, что ты так ответишь.
Гибберт покорился тому неизбежному, что сулил им завтрашний день.
Утро выдалось безоблачное и прохладное. Все трое были готовы, когда
появился Дорка в сопровождении десятка туземцев - может быть, вчерашних, а
может быть, и нет. Судить было трудно: все туземцы казались на одно лицо.
Поднявшись на борт звездолета, Дорка спросил со сдержанной
сердечностью:
- Надеюсь, вы отдохнули? Мы вас не потревожим?
- Не в том смысле, как ты считаешь, - вполголоса пробормотал Гибберт.
Он не сводил глаз с туземцев, а обе руки его как бы случайно лежали у
рукоятей двух тяжелых пистолетов.
- Мы спали как убитые. - Ответ Бентона против его воли прозвучал
зловеще. - Теперь мы готовы ко всему.
- Это хорошо. Я рад за вас. - Взгляд темных глаз Дорки упал на
пистолеты. - Оружие? - Он удивленно моргнул, но выражение его лица не
изменилось. - Да ведь оно здесь не понадобится! Разве ваш Фрэйзер не
уживался с нами в мире и согласии? Кроме того, мы, как видите, безоружны.
Ни у кого из нас нет даже удочки.
- Тут дело не в недоверии, - провозгласил Бентон. - В
военно-космическом флоте мы всего лишь жалкие рабы многочисленных
предписаний. Одно из требований устава - носить оружие во время
установления всех первых официальных контактов.
1 2 3 4 5 6
- Мысли Дорки рассказали нам многое, но новее. В частности,
рассказали, что с годами Фрэйзера почитали все больше и больше, и в конце
концов это почитание переросло чуть ли не в религию. Чуть ли, но не
совсем. Как единственный пришелец из другого мира, он стал выдающейся
личностью в их истории, понимаете?
- Это можно понять, - согласился Рэндл. - Но что с того?
- Триста лет создали ореол святости вокруг всего, что говорил и делал
Фрэйзер. Вся полученная от него информация сохраняется дословно, его
советы лелеются в памяти, его предостережениями никто не смеет пренебречь.
- На миг Бентон задумался. - А Фрэйзер предостерегал их: велел опасаться
Земли, какой она была в его время.
- Велел он им при первом же случае снять с нас живых кожу? -
осведомился Гибберт.
- Нет, этого он как раз не говорил. Он предупредил их, что земляне,
те, которых он знал, сделают выводы не в их пользу, это принесет им
страдания и горе, и может случиться так, что они будут вечно сожалеть о
контакте между двумя планетами, если у них не хватит ума и воли насильно
прервать вредный контакт.
- Фрэйзер был стар, находился в последнем путешествии и собирался
пустить корни, - заметил Рэндл. - Знаю я таких. Еле на ногах держатся,
ходят вооруженные до зубов и считают себя молодцами, а на самом деле весь
заряд давно вышел. Этот тип слишком много времени провел в космосе и
свихнулся. Пари держу: ему нигде не было так хорошо, как в летящем
звездолете.
- Все может быть. - В голосе Бентона послышалось сомнение. - Но вряд
ли. Жаль, что мы ничего не знаем об этом Фрэйзере. Для нас он только
забытое имя, извлеченное на свет божий из письменного стола какого-то
бюрократа.
- В свое время и я стану тем же, - меланхолически вставил Гибберт.
- Так или иначе, одним предупреждением он не ограничился; последовало
второе - чтобы они не слишком-то спешили нас отвадить, ибо не исключено,
что тогда они потеряют лучших своих друзей. Характеры людей меняются,
поучал Фрэйзер туземцев. Любое изменение может послужить к лучшему, и
настанет день, когда Шаксембендеру нечего будет бояться. Чем позднее мы
установим с ним контакт, утверждал он, тем дальше продвинемся на пути к
будущему, тем выше вероятность перемен. - Бентон принял озабоченный вид. -
Учтите, что, как я уже говорил, эти взгляды стали равносильны священным
заповедям.
- Приятно слышать, - заворчал Гибберт. - Судя по тому, чти Дорка
наивно считает своими затаенными мыслями - а может, то же самое думают и
все его соотечественники, - нас либо вознесут, либо перебьют, в
зависимости от того, усовершенствовались ли мы по их разумению и
соответствуем ли критерию, завещанному чокнутым покойником. Кто он,
собственно, такой, чтобы судить, дозрели мы до общения с туземцами или
нет? По какому признаку намерены определить это сами туземцы? Откуда им
знать, изменились ли мы и как изменились за последние триста лет? Не
понимаю...
Бентон перебил его:
- Ты попал своим грязным пальцем как раз в больное место. Они
считают, что могут судить. Даже уверены в этом.
- Каким образом?
- Если мы произнесем два определенных слова при определенных
обстоятельствах, то мы пропали. Если не произнесем - все в порядке.
Гибберт с облегчением рассмеялся.
- Во времена Фрэйзера на звездолетах не устанавливались мыслефоны. Их
тогда еще не изобрели. Он не мог их предвидеть, правда?
- Безусловно.
- Значит, - продолжал Гибберт, которого забавляла простота ситуации,
- ты нам только скажи, какие обстоятельства представлял себе Дорка и что
это за роковые слова, а мы уж придержим языки и докажем, что мы славные
ребята.
- Все, что зарегистрировано насчет обстоятельств, - это туманный
мысленный образ, указывающий, что они имеют какое-то отношение к этому
самому храму, - объявил Бентон. - Храм определенно будет испытательным
участком.
- А два слова?
- Не зарегистрированы.
- Отчего? Разве он их не знает? - чуть побледнев, спросил Гибберт.
- Понятия не имею. - Бентон не скрывал уныния. - Разум оперирует
образами, значением слов, а не их написанием. Значения облекаются звуками,
когда человек разговаривает. Поэтому не исключено, что он вообще не знает
этих слов, а может быть, его мысли о них не регистрируются, потому что ему
неизвестно значение.
- Да это ведь могут быть любые слова! Слов миллионы!
- В таком случае вероятность работает на нас, - мрачно сказал Бентон.
- Есть, правда, одна оговорка.
- Какая?
- Фрэйзер родился на Земле, он хорошо изучил землян. Естественно, в
качестве контрольных он выбрал слова, которые, как он считал, землянин
произнесет скорее всего, а потом уж надеялся, что ошибется.
В отчаянии Гибберт хлопнул себя по лбу.
- Значит, с утра пораньше мы двинемся в этот музей, как быки на
бойню. Там я разину пасть - и не успею опомниться, как обрасту крылышками
и в руках у меня очутится арфа. Все потому, что эти меднолицые свято верят
в западню, поставленную каким-то космическим психом. - Он раздраженно
уставился на Бентона. - Так как, удерем отсюда, пока не поздно, и доложим
обстановку на Базе или рискнем остаться?
- Когда это флот отступал? - вопросом же ответил Бентон.
- Я знал, что ты так ответишь.
Гибберт покорился тому неизбежному, что сулил им завтрашний день.
Утро выдалось безоблачное и прохладное. Все трое были готовы, когда
появился Дорка в сопровождении десятка туземцев - может быть, вчерашних, а
может быть, и нет. Судить было трудно: все туземцы казались на одно лицо.
Поднявшись на борт звездолета, Дорка спросил со сдержанной
сердечностью:
- Надеюсь, вы отдохнули? Мы вас не потревожим?
- Не в том смысле, как ты считаешь, - вполголоса пробормотал Гибберт.
Он не сводил глаз с туземцев, а обе руки его как бы случайно лежали у
рукоятей двух тяжелых пистолетов.
- Мы спали как убитые. - Ответ Бентона против его воли прозвучал
зловеще. - Теперь мы готовы ко всему.
- Это хорошо. Я рад за вас. - Взгляд темных глаз Дорки упал на
пистолеты. - Оружие? - Он удивленно моргнул, но выражение его лица не
изменилось. - Да ведь оно здесь не понадобится! Разве ваш Фрэйзер не
уживался с нами в мире и согласии? Кроме того, мы, как видите, безоружны.
Ни у кого из нас нет даже удочки.
- Тут дело не в недоверии, - провозгласил Бентон. - В
военно-космическом флоте мы всего лишь жалкие рабы многочисленных
предписаний. Одно из требований устава - носить оружие во время
установления всех первых официальных контактов.
1 2 3 4 5 6