Прямо к нашему окну, с трудом взмахивая крыльями, летел какаду. Мало того что появление среди снега южной птицы уже само по себе было невероятно, так вдобавок у нее во рту была зажата толстенькая папка, под весом которой несчастная кренилась вперед. Я не удержалась и прыснула со смеху, желтая Лиера с трудом сдерживала улыбку, но красная была серьезна, как ежик перед кучкой яблок.
– Он летит сюда, – прошептала она.
Я быстренько свернула веселье и на всякий случай поудобнее перехватила в руке амулет телекинеза, чтобы при надобности послать нежданного гостя куда подальше. Какаду действительно подлетел к нашему окну, приземлился на выступ под ним и забарабанил клювом в стекло. Вид у птички был весьма плачевный. Перья, покрытые обледеневшим снегом, жалко топорщились во все стороны, и вся она заметно дрожала.
Мне кажется или он пытается что-то сказать? – -спросила красная Лиера, отходя от окна на несколько шагов.
Мне это показалось уже давно, – дрожащим голосом ответила желтая.
Сама она стояла уже чуть ли не в другом конце комнаты и, кажется, была не против оказаться еще дальше.
Я поняла, что, как всегда, оказалась крайней. Мне было довольно жутко: все-таки не каждый день тебе в окно барабанят какаду с зажатыми в клюве папками да еще пытаются что-то сказать!
– Я что, рыжая? – спросила я и под единогласный ответ своих копий: «Да!» – пошла открывать окно.
– Шпашибо, – придушенно поблагодарила птица и упала на пол.
Стук от падения тельца птицы скорее напоминал грохот от льдины. Да какаду внешним видом лед более всего и напоминал. Мои копии, забыв о своих недавних страхах, бросились на помощь замерзшему попугаю. Только крупная дрожь, сотрясавшая тельце птицы, доказывала, что она еще жива. Задранные кверху синие лапки, покрытые обледеневшей коркой перья и безвольно открытый клюв при закатившихся глазах наводили на мысль о недолгой жизни неожиданного ночного гостя.
– Бедная птичка! – проворковала моя желтая копия, первой склонившись над какаду.
– Совсем замерзла, – с такими же приторно-сладкими интонациями вторила ей красная двойняшка.
Я одна не участвовала в обихаживании несчастной птицы. Во-первых, там и без меня было тесно, а во-вторых, мое внимание привлекла открывшаяся при падении папка. Я увидела собственное изображение, красовавшееся на первой странице. С опаской подняв папку, я стала медленно пролистывать страницы, исписанные убористым почерком. Да, занимательное чтиво! Кроме моей подробной биографии здесь давалось полное пророчество про Реехеану – Повелительницу темных сил. Забавно. Что же это за птичка такая и откуда в клювике столь ценные бумаги принесла? Ну что, начнем допрос с пристрастием? Нет, пациент еще в реанимации. Нельзя же пренебрегать внезапно раскрывшимся ветеринарным талантом моих «близняшек».
Я с головой ушла в изучение попавших в мои руки бумаг, а мои двойняшки развили бурную деятельность по спасению птички. Для меня характерно то, что, торопясь что-то сделать, я начинаю бессмысленно суетиться, натыкаться на окружающие предметы и ронять что попало. Что уж говорить о двух моих точных копиях. Из задумчивости меня вывел грохот сразу справа и слева: с одной стороны красная копия нечаянно перевернула набок стул, с другой – упала на пол и разбилась чашка, которую уронила моя желтая копия.
– Нападение! Атака! Караул! – спросонья запаниковала Амели, соизволившая вникнуть в ситуацию, лишь отправив в полет несколько тяжелых предметов, к счастью, никого не встретивших на своем пути. Да, нервишки у подруги явно пошаливают.
Увидев полудохлую птицу, Амели вскочила и принялась хлопотать вокруг нее, ругая моих копий за неаккуратность и неосторожность. Попугай был укутан в какую-то теплую тряпку, и Амели попыталась осторожно влить ему в клюв какую-то жидкость (надеюсь, не спиртное, а то с нее станется). Как ни странно, миссия по вливанию жидкости все-таки удалась, и птичка, просипев что-то невнятное, заснула.
– Ну и как вы довели до такого состояния бедное несчастное существо? – набросилась на нас Амели, совершенно не обращая внимания на тот факт, что мы птичку как раз пытались спасать.
Мы быстренько описали Амели триумфальное появление нашего полуночного гостя, причем я не преминула вспомнить о трусливом бегстве моих копий. После недолгих колебаний я представила на суд общественности папку.
– Интересная штучка. Кто скажет мне, зачем она ему. Может, он враг? – предположила красная Лиера, подозрительно косясь на спящего какаду.
– А может, наоборот, он добыл это и хотел отдать нам. – возразила Амели, бросая на нас троих взгляд, полный укоризны.
Мы дружно потупились: мысль о коварном враге в виде какаду посетила не только красную копию.
– Может, – не стала я отбрасывать и такой возможности. – Но в любом случае мы должны поработать на благо природы, привести в чувство этого попугая и только потом уже расспрашивать.
Пришел в себя попугай только к следующему вечеру – мы к тому времени уже начинали обсуждать, полагаются ли гробы и пышные похороны незнакомым говорящим птицам.
Заворочавшись, какаду подергал в воздухе лапками, попытался пошевелить крыльями и просипел что-то невнятное. Тут же подскочила заботливая Амели со стаканом чего-то явно очень полезного и, не обращая внимания на слабые протесты попугая, влила этоему в клюв. Не знаю, благодаря или вопреки стараниям подруги, но уже через полчаса птица окончательно пришла в себя и была способна отвечать на наши вопросы.
– Ну, птичка, поговорим? – обратилась я к какаду очень добрым голосом рьяного поборника братьев наших меньших. – Начнем с простейшего – кто ты вообще такой?
Птичка подняла на меня мученический взгляд.
– Только пообещайте, что не будете меня сразу убивать, – со вздохом попросил какаду.
Никаких дефектов дикции у птицы не наблюдалось, напротив, хоть в дикторы иди. Наверное, мороз и уличающая папка делали свое черное дело. Кстати, насчет папки мы еще с ним поговорим… Мы с девчонками переглянулись и кивнули.
Какаду сбросил с себя тряпку, в которую был укутан. Короткая вспышка магического света, являющегося, кстати, основной причиной того, что половина магов старше тридцати ходит в очках, а более умная половина – также в очках, но черных, – и через секунду на месте какаду оказался темноволосый высокий мужчина в очках. Мы слегка расступились и настороженно уставились на него. Он откашлялся и ответил все-таки на наш вопрос.
– Меня зовут Гвион. Я вампир. Но хороший! – быстро уточнил он, увидев наши вытянувшиеся лица.
– Вампир, значит. Хороший, – недоверчиво протянула Амели, разом растерявшая всю любовь к увечному «брату меньшему».
Хм… брат-то, может, и брат, но вот насчет меньшего мы явно погорячились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Он летит сюда, – прошептала она.
Я быстренько свернула веселье и на всякий случай поудобнее перехватила в руке амулет телекинеза, чтобы при надобности послать нежданного гостя куда подальше. Какаду действительно подлетел к нашему окну, приземлился на выступ под ним и забарабанил клювом в стекло. Вид у птички был весьма плачевный. Перья, покрытые обледеневшим снегом, жалко топорщились во все стороны, и вся она заметно дрожала.
Мне кажется или он пытается что-то сказать? – -спросила красная Лиера, отходя от окна на несколько шагов.
Мне это показалось уже давно, – дрожащим голосом ответила желтая.
Сама она стояла уже чуть ли не в другом конце комнаты и, кажется, была не против оказаться еще дальше.
Я поняла, что, как всегда, оказалась крайней. Мне было довольно жутко: все-таки не каждый день тебе в окно барабанят какаду с зажатыми в клюве папками да еще пытаются что-то сказать!
– Я что, рыжая? – спросила я и под единогласный ответ своих копий: «Да!» – пошла открывать окно.
– Шпашибо, – придушенно поблагодарила птица и упала на пол.
Стук от падения тельца птицы скорее напоминал грохот от льдины. Да какаду внешним видом лед более всего и напоминал. Мои копии, забыв о своих недавних страхах, бросились на помощь замерзшему попугаю. Только крупная дрожь, сотрясавшая тельце птицы, доказывала, что она еще жива. Задранные кверху синие лапки, покрытые обледеневшей коркой перья и безвольно открытый клюв при закатившихся глазах наводили на мысль о недолгой жизни неожиданного ночного гостя.
– Бедная птичка! – проворковала моя желтая копия, первой склонившись над какаду.
– Совсем замерзла, – с такими же приторно-сладкими интонациями вторила ей красная двойняшка.
Я одна не участвовала в обихаживании несчастной птицы. Во-первых, там и без меня было тесно, а во-вторых, мое внимание привлекла открывшаяся при падении папка. Я увидела собственное изображение, красовавшееся на первой странице. С опаской подняв папку, я стала медленно пролистывать страницы, исписанные убористым почерком. Да, занимательное чтиво! Кроме моей подробной биографии здесь давалось полное пророчество про Реехеану – Повелительницу темных сил. Забавно. Что же это за птичка такая и откуда в клювике столь ценные бумаги принесла? Ну что, начнем допрос с пристрастием? Нет, пациент еще в реанимации. Нельзя же пренебрегать внезапно раскрывшимся ветеринарным талантом моих «близняшек».
Я с головой ушла в изучение попавших в мои руки бумаг, а мои двойняшки развили бурную деятельность по спасению птички. Для меня характерно то, что, торопясь что-то сделать, я начинаю бессмысленно суетиться, натыкаться на окружающие предметы и ронять что попало. Что уж говорить о двух моих точных копиях. Из задумчивости меня вывел грохот сразу справа и слева: с одной стороны красная копия нечаянно перевернула набок стул, с другой – упала на пол и разбилась чашка, которую уронила моя желтая копия.
– Нападение! Атака! Караул! – спросонья запаниковала Амели, соизволившая вникнуть в ситуацию, лишь отправив в полет несколько тяжелых предметов, к счастью, никого не встретивших на своем пути. Да, нервишки у подруги явно пошаливают.
Увидев полудохлую птицу, Амели вскочила и принялась хлопотать вокруг нее, ругая моих копий за неаккуратность и неосторожность. Попугай был укутан в какую-то теплую тряпку, и Амели попыталась осторожно влить ему в клюв какую-то жидкость (надеюсь, не спиртное, а то с нее станется). Как ни странно, миссия по вливанию жидкости все-таки удалась, и птичка, просипев что-то невнятное, заснула.
– Ну и как вы довели до такого состояния бедное несчастное существо? – набросилась на нас Амели, совершенно не обращая внимания на тот факт, что мы птичку как раз пытались спасать.
Мы быстренько описали Амели триумфальное появление нашего полуночного гостя, причем я не преминула вспомнить о трусливом бегстве моих копий. После недолгих колебаний я представила на суд общественности папку.
– Интересная штучка. Кто скажет мне, зачем она ему. Может, он враг? – предположила красная Лиера, подозрительно косясь на спящего какаду.
– А может, наоборот, он добыл это и хотел отдать нам. – возразила Амели, бросая на нас троих взгляд, полный укоризны.
Мы дружно потупились: мысль о коварном враге в виде какаду посетила не только красную копию.
– Может, – не стала я отбрасывать и такой возможности. – Но в любом случае мы должны поработать на благо природы, привести в чувство этого попугая и только потом уже расспрашивать.
Пришел в себя попугай только к следующему вечеру – мы к тому времени уже начинали обсуждать, полагаются ли гробы и пышные похороны незнакомым говорящим птицам.
Заворочавшись, какаду подергал в воздухе лапками, попытался пошевелить крыльями и просипел что-то невнятное. Тут же подскочила заботливая Амели со стаканом чего-то явно очень полезного и, не обращая внимания на слабые протесты попугая, влила этоему в клюв. Не знаю, благодаря или вопреки стараниям подруги, но уже через полчаса птица окончательно пришла в себя и была способна отвечать на наши вопросы.
– Ну, птичка, поговорим? – обратилась я к какаду очень добрым голосом рьяного поборника братьев наших меньших. – Начнем с простейшего – кто ты вообще такой?
Птичка подняла на меня мученический взгляд.
– Только пообещайте, что не будете меня сразу убивать, – со вздохом попросил какаду.
Никаких дефектов дикции у птицы не наблюдалось, напротив, хоть в дикторы иди. Наверное, мороз и уличающая папка делали свое черное дело. Кстати, насчет папки мы еще с ним поговорим… Мы с девчонками переглянулись и кивнули.
Какаду сбросил с себя тряпку, в которую был укутан. Короткая вспышка магического света, являющегося, кстати, основной причиной того, что половина магов старше тридцати ходит в очках, а более умная половина – также в очках, но черных, – и через секунду на месте какаду оказался темноволосый высокий мужчина в очках. Мы слегка расступились и настороженно уставились на него. Он откашлялся и ответил все-таки на наш вопрос.
– Меня зовут Гвион. Я вампир. Но хороший! – быстро уточнил он, увидев наши вытянувшиеся лица.
– Вампир, значит. Хороший, – недоверчиво протянула Амели, разом растерявшая всю любовь к увечному «брату меньшему».
Хм… брат-то, может, и брат, но вот насчет меньшего мы явно погорячились!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85