А ведь непременно нужно было улыбнуться!
Господин Ляо смотрел на Ласкина без тени интереса к тому неожиданному, что человек всегда может встретить в новом знакомом. Взгляд Ляо говорил о том, что его обладатель — и никто другой — является неоспоримым, признанным и не сомневающимся в своей власти хозяином всего окружающего и всех окружающих. Во-вторых, этот взгляд был равнодушен. Так равнодушен ко всему и ко всем, что не было, казалось, обстоятельств, событий или людей, способных его заинтересовать.
Господин Ляо показал Ласкину на стул против себя.
— Рад видеть вас, — сказал он довольно чисто по-русски. Но Ласкину показалось, что согласные звучали в его речи вовсе не как у китайцев. И выпуклые крупные зубы были необычны для китайца…
Голос его, ровный и монотонный, как нельзя больше подходил ко всей его внешности, лишённой сколь-нибудь характерных примет. Во всем его облике глазу не за что было зацепиться. Ни одной черты в лице, которая делала бы его выдающимся или хотя бы приметным, отличным от тысяч и миллионов других лиц. Разве только эти выпяченные зубы. Такой мог быть бухгалтером, прачкой, кондитером, врачом, палачом, министром — решительно кем угодно, и, безусловно, всюду на месте. Ни малейшей шероховатости. Весь он был какой-то гладкий, словно хорошо отутюженный, — от глянца черно-синего пробора до поблёскивающей кожи на скулах; от скул до жёлтых крупных зубов; от зубов до уже замеченного Ласкиным тугого мрамора воротничка; от воротничка до блестящего серого пиджачка из чесучи; от рукавов пиджачка до матового блеска кожи на руках и выпуклого перламутра ногтей, — все было гладко, блестело, впрочем ровно настолько, чтобы, оставаясь в пределах подчёркнутой опрятности, не выходить за границу скромности. Только толстый обруч серебряного браслета, постукивавший о стол при движении руки господина Ляо, был вне норм повседневной одежды служащего среднего ранга.
Господин Ляо мельком глянул на стоящего у порога прачку. Улыбнувшись Ласкину, негромко и монотонно проговорил:
— Не смею решать за вас, но мне кажется, что этот человек вам больше не понадобится. Если вы запомнили дорогу сюда… — Не договорив, он вопросительно посмотрел в глаза Ласкину.
Тот знал, что самое правильное сознаться, что он не помнит дороги. Но ему почему-то захотелось поскорее согласиться с господином Ляо.
А тот ещё прежде, чем Ласкин успел это высказать, мягко проговорил:
— Вы получите другого проводника. Ведь вы не имеете возражении? Я позволяю себе отпустить этого человека. — И так, будто уже получил согласие Ласккна, он едва заметным движением пальца отпустил прачку.
— Вы не сочтёте невниманием с моей стороны то, что я не задаю вам вопросов? Давайте считать, что мы знаем друг о друге ровно столько, сколько нужно каждому из нас…
И опять Ласкин успел отметить, что эти «столько» и «сколько» звучали как «сторико» и «скорико»… Подобное произношение ему часто доводилось слышать в Китае, но вовсе не от своих китайских инструкторов. Так неужели?..
Однако додумать он не успел: господин Ляо сделал паузу, ожидая ответа. Но и пауза эта заняла ровно столько секунд, сколько Ласкину понадобилось, чтобы успеть подумать: «Ещё бы! Небось знаешь всю мою подноготную, а я не знаю даже твоего настоящего имени». И опять, прежде чем он успел ответить, господин Ляо продолжал:
— Истина, ясная каждому из нас: мы друзья. Я друг русских офицеров, приезжающих к нам. Все мои усилия направлены к тому, чтобы сделать легче жизнь тех, кто стоит на стороне порядка. Порядок — понятие, которое одинаково понимается благомыслящими людьми в Китае и в России. Мне известно, что вы так же смотрите на вещи. Как только вы захотите — к вашим услугам новый паспорт, какой вы пожелаете иметь. Вы сможете получить столько денег, сколько будет нужно для устройства ваших дел там, куда вы пожелаете ехать… Так же как и мои высокие доверители, я придерживаюсь взгляда, что желания человека — это главное. Если нет желаний — нет и жизни. Благоразумие состоят вовсе не в том, чтобы возвышаться над желаниями. Подобные противоестественные воззрения Чжу-си опровергнуты светлым умом Дей Чжэня. Человек родится для того, чтобы удовлетворять свои желания. Он не должен и другим людям мешать в исполнении их желаний. Напротив того — помогать в их осуществлении, как помогаю вам я.
Говоря таким образом, господин Ляо встал из-за стола и пригласил Ласкина перейти в гостиную. Ласкин погрузился в атмосферу спокойного расположения, овеянного дымом сигары. Господин Ляо сбросил с себя ту сдержанность, какой веяло от него за столом в кабинете. Здесь он стал гостеприимен, как широкая прозрачная чашка, благоухающая паром зеленоватого чая. От господина Ляо веяло очарованием тонкой старины, которой едва коснулась рука современного лоска. Эта же своеобразная смесь старины, приправленной комфортом двадцатого века, была кругом и завершалась древним, как храм Будды, бронзовым чайником, от которого тянулся шнур к электрическому штепселю.
Господин Ляо взял со столика маленького нефритового бонзу. Перламутр холёных ногтей хозяина поблёскивал на матовой поверхности старого камня. Господин Ляо вертел фигурку, разглядывая смеющегося бонзу так, будто видел его впервые. Он погладил толстый отполированный животик с глубокой ямочкой пупа, провёл ногтем по складкам сморщенного каменного лица. И улыбнулся.
— Вы знаете, над чем он смеётся? — И, опять не ожидая ответа Ласкина: — Над тем, что вот уже сорок веков на протяжении всей известной нам, записанной истории человечество болтает о принципах, которые ничего не стоят. Ни взятые сами по себе, ни в применении к практике! Они не больше как упражнение мысли. История доказывает, что принципы не имеют никакого отношения к её собственному ходу. Чингисхан, Тимур, Наполеон? Разве не необузданность желаний руководила этими попытками создания мировых империй? При чем тут принципы?.. — Господин Ляо продолжал задумчиво поглаживать, вероятно потеплевший от его пальцев, нефрит фигурки. Ласкин не понимал, о чём говорит его хозяин, и не пытался отвечать. Только мучительно думал: чем это кончится? А господин Ляс говорил:
— Меньше говорить о принципах, а больше изучать проблемы, — так сказал Ху Ши. Проблема — это неосуществлённое желание. На его осуществлении сосредоточивается вся энергия человечества. Важнейшим желанием великих умов современности является преобразование разноплемённого мира в единую стройную систему, где жизнь направлялась бы мудростью и волей одного народа, самого историчного, такого, как наш древний народ. Нужна система порядка. Белая раса может разработать её теоретически, но не способна осуществить и блюсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Господин Ляо смотрел на Ласкина без тени интереса к тому неожиданному, что человек всегда может встретить в новом знакомом. Взгляд Ляо говорил о том, что его обладатель — и никто другой — является неоспоримым, признанным и не сомневающимся в своей власти хозяином всего окружающего и всех окружающих. Во-вторых, этот взгляд был равнодушен. Так равнодушен ко всему и ко всем, что не было, казалось, обстоятельств, событий или людей, способных его заинтересовать.
Господин Ляо показал Ласкину на стул против себя.
— Рад видеть вас, — сказал он довольно чисто по-русски. Но Ласкину показалось, что согласные звучали в его речи вовсе не как у китайцев. И выпуклые крупные зубы были необычны для китайца…
Голос его, ровный и монотонный, как нельзя больше подходил ко всей его внешности, лишённой сколь-нибудь характерных примет. Во всем его облике глазу не за что было зацепиться. Ни одной черты в лице, которая делала бы его выдающимся или хотя бы приметным, отличным от тысяч и миллионов других лиц. Разве только эти выпяченные зубы. Такой мог быть бухгалтером, прачкой, кондитером, врачом, палачом, министром — решительно кем угодно, и, безусловно, всюду на месте. Ни малейшей шероховатости. Весь он был какой-то гладкий, словно хорошо отутюженный, — от глянца черно-синего пробора до поблёскивающей кожи на скулах; от скул до жёлтых крупных зубов; от зубов до уже замеченного Ласкиным тугого мрамора воротничка; от воротничка до блестящего серого пиджачка из чесучи; от рукавов пиджачка до матового блеска кожи на руках и выпуклого перламутра ногтей, — все было гладко, блестело, впрочем ровно настолько, чтобы, оставаясь в пределах подчёркнутой опрятности, не выходить за границу скромности. Только толстый обруч серебряного браслета, постукивавший о стол при движении руки господина Ляо, был вне норм повседневной одежды служащего среднего ранга.
Господин Ляо мельком глянул на стоящего у порога прачку. Улыбнувшись Ласкину, негромко и монотонно проговорил:
— Не смею решать за вас, но мне кажется, что этот человек вам больше не понадобится. Если вы запомнили дорогу сюда… — Не договорив, он вопросительно посмотрел в глаза Ласкину.
Тот знал, что самое правильное сознаться, что он не помнит дороги. Но ему почему-то захотелось поскорее согласиться с господином Ляо.
А тот ещё прежде, чем Ласкин успел это высказать, мягко проговорил:
— Вы получите другого проводника. Ведь вы не имеете возражении? Я позволяю себе отпустить этого человека. — И так, будто уже получил согласие Ласккна, он едва заметным движением пальца отпустил прачку.
— Вы не сочтёте невниманием с моей стороны то, что я не задаю вам вопросов? Давайте считать, что мы знаем друг о друге ровно столько, сколько нужно каждому из нас…
И опять Ласкин успел отметить, что эти «столько» и «сколько» звучали как «сторико» и «скорико»… Подобное произношение ему часто доводилось слышать в Китае, но вовсе не от своих китайских инструкторов. Так неужели?..
Однако додумать он не успел: господин Ляо сделал паузу, ожидая ответа. Но и пауза эта заняла ровно столько секунд, сколько Ласкину понадобилось, чтобы успеть подумать: «Ещё бы! Небось знаешь всю мою подноготную, а я не знаю даже твоего настоящего имени». И опять, прежде чем он успел ответить, господин Ляо продолжал:
— Истина, ясная каждому из нас: мы друзья. Я друг русских офицеров, приезжающих к нам. Все мои усилия направлены к тому, чтобы сделать легче жизнь тех, кто стоит на стороне порядка. Порядок — понятие, которое одинаково понимается благомыслящими людьми в Китае и в России. Мне известно, что вы так же смотрите на вещи. Как только вы захотите — к вашим услугам новый паспорт, какой вы пожелаете иметь. Вы сможете получить столько денег, сколько будет нужно для устройства ваших дел там, куда вы пожелаете ехать… Так же как и мои высокие доверители, я придерживаюсь взгляда, что желания человека — это главное. Если нет желаний — нет и жизни. Благоразумие состоят вовсе не в том, чтобы возвышаться над желаниями. Подобные противоестественные воззрения Чжу-си опровергнуты светлым умом Дей Чжэня. Человек родится для того, чтобы удовлетворять свои желания. Он не должен и другим людям мешать в исполнении их желаний. Напротив того — помогать в их осуществлении, как помогаю вам я.
Говоря таким образом, господин Ляо встал из-за стола и пригласил Ласкина перейти в гостиную. Ласкин погрузился в атмосферу спокойного расположения, овеянного дымом сигары. Господин Ляо сбросил с себя ту сдержанность, какой веяло от него за столом в кабинете. Здесь он стал гостеприимен, как широкая прозрачная чашка, благоухающая паром зеленоватого чая. От господина Ляо веяло очарованием тонкой старины, которой едва коснулась рука современного лоска. Эта же своеобразная смесь старины, приправленной комфортом двадцатого века, была кругом и завершалась древним, как храм Будды, бронзовым чайником, от которого тянулся шнур к электрическому штепселю.
Господин Ляо взял со столика маленького нефритового бонзу. Перламутр холёных ногтей хозяина поблёскивал на матовой поверхности старого камня. Господин Ляо вертел фигурку, разглядывая смеющегося бонзу так, будто видел его впервые. Он погладил толстый отполированный животик с глубокой ямочкой пупа, провёл ногтем по складкам сморщенного каменного лица. И улыбнулся.
— Вы знаете, над чем он смеётся? — И, опять не ожидая ответа Ласкина: — Над тем, что вот уже сорок веков на протяжении всей известной нам, записанной истории человечество болтает о принципах, которые ничего не стоят. Ни взятые сами по себе, ни в применении к практике! Они не больше как упражнение мысли. История доказывает, что принципы не имеют никакого отношения к её собственному ходу. Чингисхан, Тимур, Наполеон? Разве не необузданность желаний руководила этими попытками создания мировых империй? При чем тут принципы?.. — Господин Ляо продолжал задумчиво поглаживать, вероятно потеплевший от его пальцев, нефрит фигурки. Ласкин не понимал, о чём говорит его хозяин, и не пытался отвечать. Только мучительно думал: чем это кончится? А господин Ляс говорил:
— Меньше говорить о принципах, а больше изучать проблемы, — так сказал Ху Ши. Проблема — это неосуществлённое желание. На его осуществлении сосредоточивается вся энергия человечества. Важнейшим желанием великих умов современности является преобразование разноплемённого мира в единую стройную систему, где жизнь направлялась бы мудростью и волей одного народа, самого историчного, такого, как наш древний народ. Нужна система порядка. Белая раса может разработать её теоретически, но не способна осуществить и блюсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32