это поспешала за своим сыном-охотником его мамаша, прозвище которой было Шашка.
Шашка ворчала:
- Есть он хочет! Я т-тебе дам воровать у матери! Я тебя знаю где ты есть! Я т-тебя поймаю!
С этими словами Шашка выбралась на небольшую поляну, где скулила молодая лиса, попавшая в капкан.
Увидев мать, лиса издала крик радости и, волоча ножку с капканом, потащилась к Шашке со стонами.
Барби хорошо поняла, что кричал лисенок:
- Мама, мама! Как хорошо, что ты меня нашла! Помоги мне! Мне больно!
Мать же по имени Шашка бормотала:
- Ща я тебя поймаю... Шкуру сворочу... Мясо сварю... Неуклюжими, непослушными пальцами она открыла капкан, вытащила лисенка и стала ругаться:
- Одна кожа да кости! Че тут варить! Шкура драная и все! Шею тебе свернуть и все!
Она бросила лисенка оземь (лисенок взвизгнул) и снова привела в боевую готовность капкан, довольно умело для своих толстых пальцев.
После этого она повернулась уходить. Лисенок завопил:
- Не бросай меня, мама! У меня льется кровь! Я подохну здесь!
А мама его громогласно выругалась и сплюнула, вытирая окровавленные руки о куртку, но тут же превратилась в большую волчицу, грязную и драную.
И, как все волки, она быстро нанюхала кровавый след лисенка.
С ворчанием большая грязная волчица кинулась к лисенку, который, скуля, пытался отползти, и уже разинула над ним свою жадную пасть...
Но немедленно угодила лапой в капкан!
И, забыв обо всем, она завыла:
- Ой, пустите, ой как больно, да за что же мне такая жизнь собачья!
А раненый лисенок отвечал ей жалобным визгом.
- Мама, мама, ты меня не узнала? Мама, я погибаю.
- И я погибаю, сынок, - отвечала хрипло старая волчица. - Ой, больно, больно!
- Мама, - вопил лисенок, - ты же меня чуть не съела!
- Откуда же я знала, что это ты!
- Мама, давай я тебе помогу, - пищал лисенок. - Я зубами открою капкан.
- Помоги, помоги маме, сыночка, - хрипела волчица. - Иди сюда!
- А ты не съешь меня, мама? - спрашивал лисенок, подползая.
- Ой, съем, съем, сынок, - плакала волчица. - Я съем тебя, не подходи.
Но лисенок, скуля, все-таки подполз к волчице и уткнулся в ее теплый, грязный бок, а она, плача, стала вылизывать его больную, раненую ножку.
Затем они вдвоем дружно начали грызть капкан.
И этот капкан, который был сделан прочно, на добрый десяток лет, вдруг сломался.
Волчица взяла в пасть загривок лисенка и, хромая, потащила его куда глаза глядят.
Лисенок верещал:
- Как это больно, попадать в капкан!
- Теперь мы звери с тобой, сынок. Куда нам деваться! На нас все будут охотиться. Мы пропали.
- Мама, а мы с тобой и были звери. Если бы я тебе принес мертвую волчицу и лису, ты была бы рада?
- Была бы, сынок.
- Мама, как бы я хотел снова стать человеком, мамочка!
- Я бы тоже хотела стать человеком, я давно хочу стать человеком, но я уже не человек, сынок! Я зверь, сынок. Прости меня, сынок.
А маленькая Барби Маша слушала этот их разговор и вдруг молча кивнула.
И тут же Шашка и Чума оказались на лесной тропинке вдвоем, причем Шашка, хромая, несла сына на руках.
Шашка говорила:
- Чтобы больше никаких капканов, сынок. Я завтра же устраиваюсь на работу, пойду уборщицей в столовую. Там не хватает уборщиц. Там нас будут кормить. Ты вернешься в школу. Годится?
И маленький, худой Чума, повиснув у нее на шее, отвечал:
- Годится, мама. Я хочу пойти в школу летчиков.
- Ну вот, это ты правильно решил. Тебя бы подкормить, ты бы поздоровел. В летчики берут ведь здоровых, понял?
И так, мирно беседуя, мать и сын продвигались домой.
Они даже не заметили, как зажили их раны, и мамаша все так же несла своего худого Чуму на руках, а он все так же прижимался к ней, как младенец.
А Барби села в свою машину и догнала деда Ивана, который довольно быстро в сопровождении двух собак пришел в поселок Восточный, как раз когда последний откуда-то взявшийся дополнительный автобус собирался отъезжать от остановки.
Дед Иван, войдя в автобус, кое-что вспомнил и успел бросить в закрывающуюся дверь на асфальт два бутерброда с колбасой из своей сумочки.
И благодарные собаки приступили к ужину, заботливо оставив кость рядом для дальнейших переговоров.
А Барби быстро приехала домой и тоже приготовила ужин: макароны с томатным соусом и компот.
А вот как она их приготовила, это ее секрет.
Но дед Иван не заметил ничего, он вытащил из своей сумки березовый нарост, зажег настольную лампу и сел размышлять над своим сокровищем.
Барби Маша только подумала, что этот нарост чем-то похож на лицо одной бывшей пьяницы по имени Шашка...
1 2
Шашка ворчала:
- Есть он хочет! Я т-тебе дам воровать у матери! Я тебя знаю где ты есть! Я т-тебя поймаю!
С этими словами Шашка выбралась на небольшую поляну, где скулила молодая лиса, попавшая в капкан.
Увидев мать, лиса издала крик радости и, волоча ножку с капканом, потащилась к Шашке со стонами.
Барби хорошо поняла, что кричал лисенок:
- Мама, мама! Как хорошо, что ты меня нашла! Помоги мне! Мне больно!
Мать же по имени Шашка бормотала:
- Ща я тебя поймаю... Шкуру сворочу... Мясо сварю... Неуклюжими, непослушными пальцами она открыла капкан, вытащила лисенка и стала ругаться:
- Одна кожа да кости! Че тут варить! Шкура драная и все! Шею тебе свернуть и все!
Она бросила лисенка оземь (лисенок взвизгнул) и снова привела в боевую готовность капкан, довольно умело для своих толстых пальцев.
После этого она повернулась уходить. Лисенок завопил:
- Не бросай меня, мама! У меня льется кровь! Я подохну здесь!
А мама его громогласно выругалась и сплюнула, вытирая окровавленные руки о куртку, но тут же превратилась в большую волчицу, грязную и драную.
И, как все волки, она быстро нанюхала кровавый след лисенка.
С ворчанием большая грязная волчица кинулась к лисенку, который, скуля, пытался отползти, и уже разинула над ним свою жадную пасть...
Но немедленно угодила лапой в капкан!
И, забыв обо всем, она завыла:
- Ой, пустите, ой как больно, да за что же мне такая жизнь собачья!
А раненый лисенок отвечал ей жалобным визгом.
- Мама, мама, ты меня не узнала? Мама, я погибаю.
- И я погибаю, сынок, - отвечала хрипло старая волчица. - Ой, больно, больно!
- Мама, - вопил лисенок, - ты же меня чуть не съела!
- Откуда же я знала, что это ты!
- Мама, давай я тебе помогу, - пищал лисенок. - Я зубами открою капкан.
- Помоги, помоги маме, сыночка, - хрипела волчица. - Иди сюда!
- А ты не съешь меня, мама? - спрашивал лисенок, подползая.
- Ой, съем, съем, сынок, - плакала волчица. - Я съем тебя, не подходи.
Но лисенок, скуля, все-таки подполз к волчице и уткнулся в ее теплый, грязный бок, а она, плача, стала вылизывать его больную, раненую ножку.
Затем они вдвоем дружно начали грызть капкан.
И этот капкан, который был сделан прочно, на добрый десяток лет, вдруг сломался.
Волчица взяла в пасть загривок лисенка и, хромая, потащила его куда глаза глядят.
Лисенок верещал:
- Как это больно, попадать в капкан!
- Теперь мы звери с тобой, сынок. Куда нам деваться! На нас все будут охотиться. Мы пропали.
- Мама, а мы с тобой и были звери. Если бы я тебе принес мертвую волчицу и лису, ты была бы рада?
- Была бы, сынок.
- Мама, как бы я хотел снова стать человеком, мамочка!
- Я бы тоже хотела стать человеком, я давно хочу стать человеком, но я уже не человек, сынок! Я зверь, сынок. Прости меня, сынок.
А маленькая Барби Маша слушала этот их разговор и вдруг молча кивнула.
И тут же Шашка и Чума оказались на лесной тропинке вдвоем, причем Шашка, хромая, несла сына на руках.
Шашка говорила:
- Чтобы больше никаких капканов, сынок. Я завтра же устраиваюсь на работу, пойду уборщицей в столовую. Там не хватает уборщиц. Там нас будут кормить. Ты вернешься в школу. Годится?
И маленький, худой Чума, повиснув у нее на шее, отвечал:
- Годится, мама. Я хочу пойти в школу летчиков.
- Ну вот, это ты правильно решил. Тебя бы подкормить, ты бы поздоровел. В летчики берут ведь здоровых, понял?
И так, мирно беседуя, мать и сын продвигались домой.
Они даже не заметили, как зажили их раны, и мамаша все так же несла своего худого Чуму на руках, а он все так же прижимался к ней, как младенец.
А Барби села в свою машину и догнала деда Ивана, который довольно быстро в сопровождении двух собак пришел в поселок Восточный, как раз когда последний откуда-то взявшийся дополнительный автобус собирался отъезжать от остановки.
Дед Иван, войдя в автобус, кое-что вспомнил и успел бросить в закрывающуюся дверь на асфальт два бутерброда с колбасой из своей сумочки.
И благодарные собаки приступили к ужину, заботливо оставив кость рядом для дальнейших переговоров.
А Барби быстро приехала домой и тоже приготовила ужин: макароны с томатным соусом и компот.
А вот как она их приготовила, это ее секрет.
Но дед Иван не заметил ничего, он вытащил из своей сумки березовый нарост, зажег настольную лампу и сел размышлять над своим сокровищем.
Барби Маша только подумала, что этот нарост чем-то похож на лицо одной бывшей пьяницы по имени Шашка...
1 2