Ярик стал облезлый и мрачный, в глазах его стало появляться озлобленное дикое выражение бродячей собаки.
Стояло хорошее солнечное лето. Шурка часто играла с друзьями– мальчишками в парке неподалеку от своего дома. Как-то ей выпал черед быть «казаком». Девочка продиралась сквозь кусты, выискивая «разбойников», и вдруг увидела в ямке свернувшегося клубком грязного и худющего пса.
– Ярик?.. – прошептала Шурка, не веря своим глазам, ведь она думала, что пес уехал вместе с хозяевами. Ах, если б она знала, что Ярик бродяжничает, она бы отыскала его гораздо раньше!
Пес лежал, не открывая глаз. Он думал, что чей-то знакомый голос слышится во сне.
– Ярик! – вновь позвала Шурка.
Ярик открыл глаза. Конечно, пес узнал девочку, что бывала иногда у его хозяев, но лишь слабо шевельнул хвостом: он стал равнодушным ко всему, ему хотелось умереть от опостылевшей бродячей жизни. Он вспомнил свою прежнюю жизнь, когда имел хозяев, и из глаз собаки медленно потекли слезы.
Шурка привела Ярика домой, но как ни упрашивала родителей, они не разрешали взять собаку. Правда, мама была согласна, но отец твердо заявил:
– Не хватало нам еще собаки! Есть кошка, и достаточно! Да и не уживутся они, не привыкнут друг к другу.
Шурка плакала, не зная, как упросить отца, чтобы собака осталась дома. Ведь это не просто собака, это ее друг, а друзей не оставляют в беде! Но отец лишь позволил накормить Ярика и оставить на ночь в квартире, а утром увел куда-то.
Шуркин отец любил в воскресный день посидеть с удочкой на берегу реки, протекавшей через их городок. И даже дождь его не удерживал: накинет дождевик, покуривает сигарету и часами неотрывно смотрит на поплавки. Именно в такой дождливый день к нему подошла собака и легла поодаль на песок.
Шло время: и рыбак, и собака молча смотрели на воду. Наконец, рыбак проголодался и решил подкрепиться. Он достал бутерброды и тут заметил собаку, печально глядевшую на него и даже, как показалось, осуждающе.
– Да это никак ты, Ярик, – удивился рыбак.
Ярик вильнул хвостом, приветствуя человека, назвавшего его уже полузабытую кличку, но не подошел ближе. И даже вида не подал, что узнал человека, который однажды увел его на окраину города, а сам ушел.
– Слушай, брат, ты, наверное, есть хочешь? На-ко тебе бутерброд, – рыбак разломил пополам бутерброд и одну часть протянул собаке. – На, бери…
Ярик подошел и с большим достоинством, деликатно, принял одними губами угощение, которого ему хватило лишь на жевок. Но не стал выпрашивать новую подачку, а отошел в сторону и вновь растянулся на песке.
– А еще хочешь? – спросил Шуркин отец.
Ярик слегка шевельнул хвостом, показывая, что, конечно, хочет, но даже жуткий голод не заставит потерять хоть и собачье, а все же достоинство.
– Э! Да ты гордый! – засмеялся рыбак. – Да тебе ли, тощему такому, гордиться? На, бери еще…
Поев, они опять стали смотреть на реку, и рыбак заметил, что пес не просто смотрит, а наблюдает именно за поплавками, и в его позе чувствовалось нетерпение: когда же клюнет? Вот один поплавок дрогнул на воде. Ярик заволновался, даже взвизгнул тихонько и вопросительно глянул на человека: что же медлишь, дергай! Рыбак подсек рыбину, выдернул ее из воды, а пес коротко взлаял, дескать, молодец, не упустил. Так они вместе и просидели на берегу до темноты, вроде бы как незнакомые, и в то же время занятые одним делом.
Ярик не двинулся с места, когда Шуркин отец собрался домой, видимо, не собирался навязываться в друзья человеку, который не позволил жить с ними. Отойдя несколько шагов, человек обернулся и увидел в глазах собаки тоску, в них таился укор, и тогда человек махнул рукой:
– Э, ладно! Идем со мной!
И пошли они вместе – рыбак и тощая грязная собака, ни вперед не забегала, ни отставала, шагая рядом спокойно и уверенно. «Ишь ты, – подумал с одобрением Шуркин отец, – гордец какой, даром что бродячий…»
Ярик остался в Шуркиной семье. Играл с девочкой – в ней он сразу определил для себя главную хозяйку. Сопровождал Шуркину мать в магазин, даже научился носить в зубах небольшие пакеты. Ходил с отцом на рыбалку – и уж теперь отцу можно было газету читать, даже подремать слегка – Ярик все равно не пропустит ни одной поклевки.
Однажды к ним наведался прежний хозяин Ярика и очень удивился, увидев ладного подросшего пса. Попробовал даже погладить его, но Ярик, злобно оскалившись, юркнул под кровать. И как ни выманивал его человек, однажды предавший, Ярик только скалил крепкие белые клыки, не удостаивая его даже рычанием. Пес выбрался из своего убежища, когда хозяин-предатель ушел. И опять жизнь Ярика потекла по-прежнему, не зная, что отец всем друзьям рассказывал о злопамятстве пса: мол, надо же, так и не простил предательства.
Прошло четыре года. Конечно, Ярик не умел считать, но видел, что Шурка подросла. Чтобы погладить его, ей надо наклониться, да сам погрузнел, редко принимал участие в ребячьих играх, предпочитая полежать. Впрочем, игры Шурки стали неинтересными: раньше с мальчишками по парку бегала к великому удовольствию Ярика, на реке купалась, а тут скачет с девчонками через скакалку да в «классики» прыгает… Отец, смеясь, однажды потрепал пса по мягким ушам и сказал:
– Стареешь ты, брат Ярик, стареешь, вон и седые волосы у тебя. Да и я становлюсь не моложе.
Пес не понял слова отца, впрочем, не отнес и в разряд плохих, потому что в голосе старшего хозяина сквозила легкая грусть.
Стояло такое же знойное лето, похожее на то, когда Ярик поселился в семье Шурки, которой исполнилось уже двенадцать лет. Однажды во дворе к ней подошла незнакомая женщина, посмотрела в лицо и всплеснула руками:
– Это ты, Шурочка? Ну, вылитый Ваня!
Шурка непонимающе посмотрела на незнакомку, а та продолжала говорить безумолку, задавать странные, как показалось девочке, вопросы:
– Ну, вылитый Ваня! – восторгалась женщина и тараторила дальше: – А как ты живешь? Не обижает тебя отчим? Все же, какой бы ни был хороший, а неродной… Ой, да неужели тебе не сказали, что твой родной папка жив, Иваном Сергеевичем его зовут? Вот какие! Не сказали, а? – сокрушенно хлопнула незнакомка себя по бокам.
Шурка слушала и соображала: почему ее папа – неродной отец, если у них и фамилия одинаковая, папа – Николай, и она Николаевна… А вдруг эта противная тетка – женщина сразу же почему-то не понравилась Шурке – говорит правду? Есть же у них на улице дети, кому отцы не родные. И Шурка, не дослушав надоедливые причитания, рванулась прочь, домой, к маме…
– Это правда, что мой папа не родной? – с порога громко и требовательно спросила Шурка у матери.
– Кто… тебе… сказал?.. – медленно, наконец, выговорила мама, а Шурка уже не слышала ее, мчалась вниз по лестнице во двор: испуганное лицо матери и нерешительный голос объяснили ей все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Стояло хорошее солнечное лето. Шурка часто играла с друзьями– мальчишками в парке неподалеку от своего дома. Как-то ей выпал черед быть «казаком». Девочка продиралась сквозь кусты, выискивая «разбойников», и вдруг увидела в ямке свернувшегося клубком грязного и худющего пса.
– Ярик?.. – прошептала Шурка, не веря своим глазам, ведь она думала, что пес уехал вместе с хозяевами. Ах, если б она знала, что Ярик бродяжничает, она бы отыскала его гораздо раньше!
Пес лежал, не открывая глаз. Он думал, что чей-то знакомый голос слышится во сне.
– Ярик! – вновь позвала Шурка.
Ярик открыл глаза. Конечно, пес узнал девочку, что бывала иногда у его хозяев, но лишь слабо шевельнул хвостом: он стал равнодушным ко всему, ему хотелось умереть от опостылевшей бродячей жизни. Он вспомнил свою прежнюю жизнь, когда имел хозяев, и из глаз собаки медленно потекли слезы.
Шурка привела Ярика домой, но как ни упрашивала родителей, они не разрешали взять собаку. Правда, мама была согласна, но отец твердо заявил:
– Не хватало нам еще собаки! Есть кошка, и достаточно! Да и не уживутся они, не привыкнут друг к другу.
Шурка плакала, не зная, как упросить отца, чтобы собака осталась дома. Ведь это не просто собака, это ее друг, а друзей не оставляют в беде! Но отец лишь позволил накормить Ярика и оставить на ночь в квартире, а утром увел куда-то.
Шуркин отец любил в воскресный день посидеть с удочкой на берегу реки, протекавшей через их городок. И даже дождь его не удерживал: накинет дождевик, покуривает сигарету и часами неотрывно смотрит на поплавки. Именно в такой дождливый день к нему подошла собака и легла поодаль на песок.
Шло время: и рыбак, и собака молча смотрели на воду. Наконец, рыбак проголодался и решил подкрепиться. Он достал бутерброды и тут заметил собаку, печально глядевшую на него и даже, как показалось, осуждающе.
– Да это никак ты, Ярик, – удивился рыбак.
Ярик вильнул хвостом, приветствуя человека, назвавшего его уже полузабытую кличку, но не подошел ближе. И даже вида не подал, что узнал человека, который однажды увел его на окраину города, а сам ушел.
– Слушай, брат, ты, наверное, есть хочешь? На-ко тебе бутерброд, – рыбак разломил пополам бутерброд и одну часть протянул собаке. – На, бери…
Ярик подошел и с большим достоинством, деликатно, принял одними губами угощение, которого ему хватило лишь на жевок. Но не стал выпрашивать новую подачку, а отошел в сторону и вновь растянулся на песке.
– А еще хочешь? – спросил Шуркин отец.
Ярик слегка шевельнул хвостом, показывая, что, конечно, хочет, но даже жуткий голод не заставит потерять хоть и собачье, а все же достоинство.
– Э! Да ты гордый! – засмеялся рыбак. – Да тебе ли, тощему такому, гордиться? На, бери еще…
Поев, они опять стали смотреть на реку, и рыбак заметил, что пес не просто смотрит, а наблюдает именно за поплавками, и в его позе чувствовалось нетерпение: когда же клюнет? Вот один поплавок дрогнул на воде. Ярик заволновался, даже взвизгнул тихонько и вопросительно глянул на человека: что же медлишь, дергай! Рыбак подсек рыбину, выдернул ее из воды, а пес коротко взлаял, дескать, молодец, не упустил. Так они вместе и просидели на берегу до темноты, вроде бы как незнакомые, и в то же время занятые одним делом.
Ярик не двинулся с места, когда Шуркин отец собрался домой, видимо, не собирался навязываться в друзья человеку, который не позволил жить с ними. Отойдя несколько шагов, человек обернулся и увидел в глазах собаки тоску, в них таился укор, и тогда человек махнул рукой:
– Э, ладно! Идем со мной!
И пошли они вместе – рыбак и тощая грязная собака, ни вперед не забегала, ни отставала, шагая рядом спокойно и уверенно. «Ишь ты, – подумал с одобрением Шуркин отец, – гордец какой, даром что бродячий…»
Ярик остался в Шуркиной семье. Играл с девочкой – в ней он сразу определил для себя главную хозяйку. Сопровождал Шуркину мать в магазин, даже научился носить в зубах небольшие пакеты. Ходил с отцом на рыбалку – и уж теперь отцу можно было газету читать, даже подремать слегка – Ярик все равно не пропустит ни одной поклевки.
Однажды к ним наведался прежний хозяин Ярика и очень удивился, увидев ладного подросшего пса. Попробовал даже погладить его, но Ярик, злобно оскалившись, юркнул под кровать. И как ни выманивал его человек, однажды предавший, Ярик только скалил крепкие белые клыки, не удостаивая его даже рычанием. Пес выбрался из своего убежища, когда хозяин-предатель ушел. И опять жизнь Ярика потекла по-прежнему, не зная, что отец всем друзьям рассказывал о злопамятстве пса: мол, надо же, так и не простил предательства.
Прошло четыре года. Конечно, Ярик не умел считать, но видел, что Шурка подросла. Чтобы погладить его, ей надо наклониться, да сам погрузнел, редко принимал участие в ребячьих играх, предпочитая полежать. Впрочем, игры Шурки стали неинтересными: раньше с мальчишками по парку бегала к великому удовольствию Ярика, на реке купалась, а тут скачет с девчонками через скакалку да в «классики» прыгает… Отец, смеясь, однажды потрепал пса по мягким ушам и сказал:
– Стареешь ты, брат Ярик, стареешь, вон и седые волосы у тебя. Да и я становлюсь не моложе.
Пес не понял слова отца, впрочем, не отнес и в разряд плохих, потому что в голосе старшего хозяина сквозила легкая грусть.
Стояло такое же знойное лето, похожее на то, когда Ярик поселился в семье Шурки, которой исполнилось уже двенадцать лет. Однажды во дворе к ней подошла незнакомая женщина, посмотрела в лицо и всплеснула руками:
– Это ты, Шурочка? Ну, вылитый Ваня!
Шурка непонимающе посмотрела на незнакомку, а та продолжала говорить безумолку, задавать странные, как показалось девочке, вопросы:
– Ну, вылитый Ваня! – восторгалась женщина и тараторила дальше: – А как ты живешь? Не обижает тебя отчим? Все же, какой бы ни был хороший, а неродной… Ой, да неужели тебе не сказали, что твой родной папка жив, Иваном Сергеевичем его зовут? Вот какие! Не сказали, а? – сокрушенно хлопнула незнакомка себя по бокам.
Шурка слушала и соображала: почему ее папа – неродной отец, если у них и фамилия одинаковая, папа – Николай, и она Николаевна… А вдруг эта противная тетка – женщина сразу же почему-то не понравилась Шурке – говорит правду? Есть же у них на улице дети, кому отцы не родные. И Шурка, не дослушав надоедливые причитания, рванулась прочь, домой, к маме…
– Это правда, что мой папа не родной? – с порога громко и требовательно спросила Шурка у матери.
– Кто… тебе… сказал?.. – медленно, наконец, выговорила мама, а Шурка уже не слышала ее, мчалась вниз по лестнице во двор: испуганное лицо матери и нерешительный голос объяснили ей все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12