Чувствовала, что холодею и тоже становлюсь мрамором. Пушкин, мой Пушкин, превращенный здесь в бронзовый бюст, был совершенно ко мне безразличен. Какой-то юноша подошел и стал спрашивать, не видела ли я такого-то вида девушку. Потом подходил снова и снова говорил: вы тоже не дождались? Но я не ждала. Я просто стояла и не могла сдвинуться с места. Поезда проносились слева и справа, выходили, бежали люди. Кто-то обнимался, дарил цветы, а бронзовый Пушкин смотрел на далекие эскалаторы, не замечая моего присутствия. Еле собралась с силами и побрела. Ноги понесли по бульвару к родному переулку. Как я дошла, не знаю. Открыла дверь и упала на диван в прихожей. Мне было так тяжело. В том, что случилось, я чувствовала предначертание, рок. Он не дождался меня! Решил, что я передумала, а может быть, передумал сам. От мыслей разламывалась голова, озноб стал трясти. Видно, столь долгое соседство с холодным мрамором, а может, утреннее купание дало, себя знать. Еле добралась до поселка. Тут все разахались, уложили меня в постель. Наутро было не лучше. По-прежнему болела голова и температура держалась высокая.
Сейчас уже вечер. Ужасно, что не могу пойти на Черную дачу и все рассказать. Он-то, наверное, думает, что я не была в Москве. Положение незавидное. Одни мы на белом свете, никто не знает о нашем союзе. И если случай вдруг разлучит, никто не поможет, никто не скажет слова сожаления. Только ты, только ты, мой дневник! Если б ты мог обратиться в живую персону! Я представляю тебя человеком с умным, проницательным взглядом, сдержанными манерами и умением слушать. Как не хватает нам друга! Наверное, это вечный удел влюбленных — противостоять всему миру.
Сейчас за окном упала звезда. Падение осенней звезды похоже на вскрик. Сколько таких безмолвных вскриков беспокоит сейчас небеса. Целый хор безмолвия. Завтрашнего дня ожидаю со страхом.

24 августа. Пятница
Все не так уж плохо!
Он догадался, что случилось непредвиденное, но ждать больше не мог. Его, в свою очередь, ждали там, где мы должны были обручиться.
— Ничего не потеряно, Маша. Повторим попытку.
Но ведь скоро в школу! Двадцать девятого уезжаем с дачи. Значит, всего осталось пять дней.
— Успеем, — сказал он. — Я собираюсь остаться на даче до октября. Девятнадцатого лицейский день, я всегда встречал его вместе с друзьями. А теперь надеюсь встретить с тобой. Приедешь на дачу девятнадцатого?
— До этого так далеко.
— Будем гулять по лесу и читать стихи. Соберем букеты осенних листьев.
Боже мой, всего лишь пять дней осталось! Я так привыкла к нему. Не представляю и дня, чтоб не видеть его хотя бы недолго.
— Я буду к тебе приезжать, — сказал он.
Словно это так просто! В Москве я меньше свободна. И где мы сможем встречаться? Безысходно все. Хоть бы скорей обручиться. У меня ощущение, что надвигается гроза.
25 августа. Суббота
Да, ощущение не обмануло. Мы были в саду и тихонечко целовались. Вдруг кто-то затряс калитку и закричал:
— Эй, хозяин!
Алеша пошел смотреть. Вернулся с недоуменным видом, в руках конверт. Вертел его так и эдак, перечитывал адрес. Но вдруг лицо его изменилось, он побледнел и бросил письмо на скамейку.
— Так, — сказал он. — Я этого ждал.
— Что-нибудь неприятное? — спросила я.
— Не почтой, со знакомым, — пробормотал он. — Чтобы прямо в руки.
Он был взволнован и растерян одновременно. Выражение его лица менялось ежесекундно. Отчаяние и страдание, внезапное оживление. Я не сразу поняла, от кого письмо.
— Что же? Читать? — спросил он меня, а сам уже рвал конверт.
Сел на скамейку, погрузился в чтение. Потом вскочил и ушел в дом. Я сидела ни жива ни мертва. Случилось что-то важное. Неужели известие о той ? Но ведь она умерла... Последние дни я уже не верила в это. Слишком многозначительно тогда он сказал: «Да... умерла». Словно человек еще жив, для него только умер.
Он вышел из дома с возбужденным лицом, письмо в руке.
— Я этого ждал, — сказал он.
Я молчала. Он погрузился в раздумье, я почувствовала себя одинокой и лишней.
— Поздно, сударыня, поздно, — пробормотал он.
Внезапно опустился передо мной на колени и зашептал горячечно:
— Не думай, Маша, не думай. Мы вместе и навсегда.
Но, видно, что-то важное было сказано в том письме. Оставшееся время он говорил только о нем. От волнения задыхался:
— Вот так! Просто послать письмо. Объявить о своей ошибке. Смиренно признать недостатки. Просить прощения!
— Письмо от нее? — пролепетала я.
— Полгода ни слова! В ответ на мои призывы — молчание. На мои мольбы и проклятия. Я писал, что умираю, она молчала. И когда встречались, молчала тоже.
— Значит, она не умерла? — пробормотала я.
— Эх! — Он только махнул рукой. — Я вычеркнул ее из жизни, но она почувствовала, что я уцелел, и сразу письмо. Я этого ждал, я ждал этого, Маша!
— Что же теперь будет?
— По-моему, она не способна на истинное страдание. Единственное, что может мучить ее, — уязвленное самолюбие. Отвечать не стану.
Он сказал это решительно, но руки его дрожали, и он забыл поцеловать меня на прощание.
23.30. Оставшийся день как в тумане. Кто-то приходил в гости, пили чай, даже в карты играли, но я двигалась и говорила словно манекен. Зато в карты играла чрезвычайно удачно. Пошла в свою комнату спать, взяла тебя, мой дневник, и хладнокровно все описала. «Не думай, Маша, не думай. Мы вместе и навсегда». Эта фраза безостановочно крутится в памяти наподобие заклинания. Вот так поворот событий! Умершая воскресла, а расцветшая было Маша соответственно поникла. Состояние мое ужасно. В наш несравненный союз вторглось третье лицо.
26 августа. Воскресенье
Застала его бледным, невыспавшимся. Он сидел в кресле, раскрытое письмо лежало на столе.
— Так-то вот, Маша... — сказал он, а сам даже не встал навстречу.
Сердце упало. Всю ночь не спала, думала, как он встретит, с каким лицом, какими словами. Это было так важно. Он мог сказать мне что-нибудь ласковое, а произнес всего лишь: «Так-то вот, Маша...»
Принялась убирать. Воды принесла, протерла пыль. Господин Блютнер поглядывал на меня с сочувствием. А он все сидел в каком-то оцепенении, бесцельно смотрел в окно.
— Поставить вам чай? — спросила я дрожащим голосом.
— Когда ты перестанешь называть меня на «вы»? Он переменился ко мне, я это видела, он переменился! И так мгновенно. Стоило получить письмо.
— Нет, нет, — сказал он, как бы отвечая безмолвному моему укору, — все остается по-прежнему. Но дело в том, дело в том, Маша...
Я застыла с тряпкой в руках.
— Она в больнице... Я позвонил сегодня, узнал...
Я молчала.
— Она в больнице... — повторил он беспомощно.
— Что же делать? — спросила я.
— Надо поехать, узнать... Быть может, это серьезно. Мне не сказали, почему в больнице...
— Раз человек болен... — начала я, но не смогла закончить, слезы подступили к горлу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43