– Дурачок, ты действуй смелей! Вот так! – Профессор Вольский поставил ногу на педаль велосипеда и хотел уже оттолкнуться, как в это время увидел Потапова. – Вы ко мне?
– Да, профессор. Извините меня, разговор срочный…
Вольский удивленно посмотрел на Потапова и пожал плечами:
– Ну что ж, пройдите на веранду, я только вымою руки…
Потапов поднялся на веранду. В это время сынишка профессора с веселым отчаянием на лице промчался на болтающемся велосипеде мимо веранды и через открытую калитку выехал на улицу. Вынув блокнот, Потапов записал: «Калитка. Мальчик».
– Я слушаю вас. – Профессор Вольский стоял в дверях, недружелюбно рассматривая Потапова, неловко запихивавшего блокнот в карман. – Мы можем разговаривать здесь?
Они сели за круглый стол. Потапов представился, Вольский удивленно поднял брови.
– Возникла необходимость, Сергей Дмитриевич, немедленно усилить вашу охрану, – сухо сказал Потапов.
– По-моему, институт охраняется достаточно хорошо, – сказал Вольский.
– Речь идет и об охране вас лично. И если бы не было для того основания, мы не позволили бы себе вас беспокоить. – Потапова немножко сердило, что профессор слушает его подчеркнуто равнодушно.
– Ну, хорошо, я слушаю вас, – уже чуть любезнее сказал Вольский.
– Мы должны заблаговременно знать о всех ваших передвижениях в течение дня. Пусть об этом звонит нам ваш секретарь. Это – первое. Затем мы просим вас на этот период несколько ограничить свое общение с посторонними людьми. И, во всяком случае, быть постоянно настороже.
Вольский усмехнулся:
– Хорошо. Еще что?
– Пока все, Сергей Дмитриевич.
– И как долго будет длиться этот ваш… период?
– Точно не знаю.
– Черт побери! – искренне вырвалось у Вольского.
Потапов рассмеялся:
– Не надо было вам делать открытий, которые так беспокоят разных господ.
– Ладно, подчиняюсь. Чаю хотите?
– Спасибо. У меня еще пропасть дел. Да и вам пора ехать в институт. Простите за беспокойство. До свидания. – Потапов сошел с веранды и обернулся: – Между прочим, ваш мальчик выехал на улицу. Лучше было бы туда его не пускать. И калитку запирать.
Профессор Вольский промолчал.
Потапов в машине возвращался в город. По сторонам, точно цветная кинолента, развертывалась пестрая картина дачного пригорода. Мелькнули прыгающие у сетки волейболисты, дама в пестром халате с полотенцем на плече, велосипедист (не сынишка ли Вольского? Нет…), строй пионеров перед мачтой с флагом, держащиеся за руки девушка и юноша у крыльца, солнце плеснуло пламенем в цветные стекла дачной веранды… Потапов все это видел и не видел. В его мозгу неотступно и тревожно билась одна мысль: где сейчас тот, пока неведомый ему человек, которого он обязан найти?
Глава третья
1
Профессор Вольский проводил депутатский прием в помещении райисполкома. Пришедшие к нему избиратели сидели в коридоре и вели неторопливый разговор о своих делах.
Окаемов сидел у двери первым. Соседкой его была пожилая женщина с орденом «Знак Почета» на лацкане синего бостонового костюма. Она то и дело посматривала на ручные часики и вздыхала. Уже давно в кабинет депутата зашел ветхий, беленький старичок, занимавший очередь перед Окаемовым.
– Что-то дедушка застрял там… – сказал кто-то в очереди.
– Наверно, сложное дело, – отозвалась соседка Окаемова. – А наш депутат такой – пока до правды не докопается, дело не оставит. Вот у меня на что уж сложный вопрос был, сам прокурор города допустил несправедливость. Так депутат и до прокурора добрался, подправил его как надо. Специально пришла спасибо ему сказать. Хоть и некогда, а дождусь.
– И я к нему второй раз иду, да только не за тем… – включился в разговор юноша в красной футболке. – Он написал обо мне бумажку в министерство, а там ноль внимания.
– Ох, он не любит этого! – воскликнула женщина. – По моему делу он первый раз прокурору по телефону позвонил. Тот, как полагается, заверил, а потом и пальцем не шевельнул. Я обратно к товарищу Вольскому: так, мол, и так – дело мое ни с места. Так у него даже лицо потемнело. И он такую бумагу прокурору отписал, что тот мигом дело мое решил.
Дверь распахнулась, в коридор вышел провожаемый Вольским седенький старичок.
– Пожалуйста, следующий, – обратился Вольский к очереди.
И вот они сидели друг против друга: Вольский и тот, кто хотел его уничтожить. Но нет, делать этого сегодня Окаемов не собирался – он пришел сюда совсем с другими целями.
Окаемову нужно было любым путем приблизиться к институту Вольского и к нему самому. Разузнав, что Вольский регулярно проводит депутатские приемы, Окаемов решил прежде всего использовать эту возможность. Во время посещения Вольского он рассчитывал либо выкрасть депутатский бланк профессора, либо добиться, чтобы Вольский написал на бланке какую-нибудь записку. Словом, именной бланк Вольского, его личная подпись, его почерк Окаемову очень могли пригодиться…
Вольский извинился перед Окаемовым и набрал телефонный номер:
– Заведующий горсобесом? С вами говорит депутат Верховного Совета Вольский… Здравствуйте. Сейчас к вам с моей запиской придет персональный пенсионер товарищ Сугробов. (Окаемов отметил про себя: «С моей запиской».) Примите его, пожалуйста, без очереди и внимательно выслушайте – ваши люди обидели старика… Ну вот и хорошо. До свидания. – Вольский положил трубку и повернулся к Окаемову: – Я слушаю вас.
Идя на прием к Вольскому, Окаемов до мельчайшей детали продумал, как и о чем будет с ним говорить. Он решил по возможности уклониться называть свою какую бы то ни было фамилию, но на случай, если это придется сделать, он по старым газетам узнал округ, где баллотировался Вольский, и в списке жильцов одного из домов выбрал себе простую фамилию – Егоров – и запомнил адрес этого Егорова. Если бы Вольский начал проверять, он убедился бы, что такой человек действительно существует. Вдобавок Окаемов придумал хитрый повод для посещения депутата…
Положив сцепленные руки на стол и рассматривая их, Окаемов заговорил со сдержанным волнением и подкупающей искренностью:
– Я человек маленький. Всего-навсего бухгалтер в промартели. Но у маленького человека могут быть большие страдания… Все началось около года назад, когда к нам в артель прибыл новый технорук. Человек этот оказался ловкий, знающий, как делать деньги и для государства и для себя. Сперва все шло нормально и ничего нечестного не делалось. Но затем пошли делишки скверные. И, признаюсь, я не сразу в них разобрался. Все понял только тогда, когда он вручил мне первый подарок – пятьсот рублей. Семья у меня немалая – восемь душ. Мал мала меньше. Старшой в этом году пойдет в десятый класс. Мишкой его зовут. И вот с ним-то и произошла вся драма… – Окаемов вздохнул и продолжал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36