– Как дела? – спросила я.
– Неплохо, – ответил Этьен и, пристально посмотрев, спросил: – Агнес, почему ты оставила мне жизнь, когда могла ее забрать?
– Из-за женщины внутри меня, – угрюмо ответила я, – которая не выносит, когда беспомощный несчастный молит о пощаде.
– Я заслужил смерть от твоей руки, – прошептал Этьен, – больше, чем Тибальт. Почему ты ухаживала и заботилась обо мне?
– Я не хотела, чтобы ты попал в руки герцога по моей вине, – сказала я, – потому что это я непреднамеренно выдала тебя. Теперь, когда ты спросил меня об этом, я тоже хочу задать тебе один вопрос: зачем тебе быть таким отъявленным негодяем?
– Только бог знает, – ответил он, закрыв глаза. – Сколько себя помню, я всегда был таким. Память возвращает меня в трущобы Пуатье, где в детстве я питался корками и обманывал ради нескольких пенни и там я получил первые уроки жизни. Я был солдатом, контрабандистом, сводником, головорезом, вором – всегда последним негодяем. Святой Дионисий, некоторые из моих дел слишком грязны, чтобы сказать о них. И однако в глубине моего существа всегда был спрятан истинный Этьен Вильер, не запятнанный этой мерзостью, и этот Этьен страдает от раскаяния и страха. Поэтому я молил о жизни, когда мне следовало принять смерть, и поэтому, лежа здесь, рассказываю тебе правду, вместо того, дабы плести сети, чтобы соблазнить тебя. Если в я мог быть целиком чист или целиком порочен!
В эту минуту раздались грубые голоса и шаги по лестнице. Я подбежала к двери, чтобы закрыть ее на засов, так как услышала имя Этьена, но он поднял руку, останавливая меня, прислушался и с облегчением откинулся на подушку.
– Нет, я узнал голоса. Войдите, друзья! – позвал он.
В комнату ввалилась развязная, разухабистая группа под предводительством толстопузого негодяя в громадных ботинках. Его команда состояла из четверых оборванных бродяг, в шрамах, с обрезанными ушами и с перебитыми носами. Они злобно посмотрели на меня, затем на Этьена.
– Итак, Этьен Вильер, – сказал толстяк, – мы нашли тебя! От нас спрятаться не так легко, как от герцога д'Аленсона, да, собака?
– Что за тон, Тристан Пеллини? – спросил Этьен, неподдельно удивившись. – Вы пришли поприветствовать раненого товарища или...
– Мы пришли свершить справедливое возмездие над крысой! – прогремел Пеллини. Он повернулся к своей команде и стал тыкать толстым пальцем в каждого: – Видишь, Этьен Вильер? Жак Вортс, Гастон Волк, Жан Корноухий, Конрад Немец и я, пятый, – мы хорошие люди и когда-то, в самом деле, твои товарищи, но сейчас пришли, чтобы свершить суд над тобой – грязным убийцей!
– Ты спятил! – воскликнул Этьен, стараясь подняться на локте. – Кого я убил, что ты так разъярился? Когда я был одним из вас, разве не разделял я всегда наравне с вами тяготы и опасности воровства и не делил ли честно добычу?
– Сейчас мы говорим не о добыче! – прогремел Тристан. – Мы говорим о нашем товарище Тибальте Базасе, грязно убитом тобой в таверне "Пальцы мошенника"!
Этьен замер, открыв рот, ошарашенно поглядев на меня, затем снова закрыл рот. Я шагнула вперед.
– Дураки! – воскликнула я. – Он не убивал эту жирную свинью Тибальта. Его убила я.
– Святой Дионисий! – засмеялся Тристан. – Это девчонка в штанах, о которой говорила служанка! Ты убила Тибальта? Ха! Хорошенькая ложь, но неубедительная для тех, кто знал Тибальта. Служанка слышала, что дерутся, и убежала в испуге в лес. Когда она решилась вернуться, Тибальт лежал мертвый, а Этьен и эта ведьма ускакали вместе. Нет, все слишком ясно. Этьен убил Тибальта, безусловно, из-за этой самой шлюхи. Отлично, когда мы избавимся от него, то позаботимся и о его потаскухе, да, парни?
Те согласно кивнули на грязное предложение негодяя.
– Агнес, – проговорил Этьен, – позови Дюкаса.
– Черта с два, – сказал Тристан. – Дюкас и все слуги в конюшне, чистят коня Жискара де Клиссона. Мы закончим свое дело до того, как они вернуться. Привяжем этого предателя вон к той скамье. Прежде чем перережу ему горло, я с радостью опробую свой нож на других частях его тела.
Он презрительно оттолкнул меня и шагнул к постели Этьена. Этьен попытался встать, и Тристан ударил его кулаком, и тот снова повалился на подушку. В эту секунду кровь моя закипела. Прыжок – и меч Этьена был в моей руке. Когда я ощутила в ладони рукоять меча, сила и необычная уверенность, словно огонь, наполнили мои вены.
Со свирепым криком я подлетела к Тристану, и он отступил, запнувшись о свой меч. Коротким ударом в толстую шею я заставила его замолчать. Он упал, фонтанируя кровью, голова его повисла на куске кожи. Остальные бандиты завопили, как стая борзых, и уставились на меня с ужасом и ненавистью. Вспомнив о пистолете, я выхватила его и, не целясь, выстрелила в лицо Жака, превратив его голову в красное месиво. В пистолетном дыму трое оставшихся бросились на меня, изрытая проклятия.
Есть вещи, для которых мы рождены и в которых талант превыше опыта. Я, никогда прежде не державшая меч, почувствовала, что он словно ожил в моих руках, управляемый неведомым инстинктом. Я обнаружила в себе быстроту глаз, рук и ног, которая не могла сравниться с неуклюжестью этих болванов. Они только мычали и слепо рубили воздух, теряя силы и скорость, словно дрались не мечами, а дровоколами, я же наносила удары молча и со смертоносной точностью.
Я мало что помню из той схватки: все смешалось для меня в багровом тумане, на фоне которого выделяются лишь несколько деталей. Мой мозг работал слишком стремительно, чтобы действия зафиксировались в памяти, и я теперь точно не помню, с какими прыжками, наклонами, отходами в сторону я парировала атаки мечей. Знаю только, что размозжила голову Конрада Немца, как дыню, и его мозги повисли на лезвии меча. Помню, что тот, кого звали Гастон Волк, слишком доверился своей кольчуге под лохмотьями, мой удар пронзил ржавое железо, и он рухнул на пол с вывалившимися кишками. В красном тумане один Жан надвигался на меня, и я коснулась мечом его правого запястья, отрубив руку державшую меч, хлынул багровый фонтан крови. Жан глупо уставился на хлещущий кровью обрубок, а я пронзила его грудь с такой яростью, что упала вместе с ним на пол.
Не помню, как я встала и вытащила меч из трупа. Перешагивая через тела, волоча меч, я проковыляла к окну и прислонилась к подоконнику. Смертельная усталость навалилась на меня вместе с жестокой рвотой. Из раны в плече струилась кровь, моя рубашка превратилась в лохмотья. Комната плыла перед глазами, запах свежей крови вызывал отвращение. Как сквозь дымку, я увидела белое лицо Этьена.
Затем послышался топот ног по лестнице, и вбежали Жискар де Клиссон с мечом в руке и Дюкас. Они уставились на открывшееся им зрелище как в столбняке, де Клиссон с отвращением выругался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11